Лесная жуть

— Я устал ждать! — квакающий голос прозвучал тише, будто его источник удалился на порядочное расстояние и занялся чем-то отвлекающим внимание. — Подготовьте её.

Катя ощутила прикосновения цепких рук к предплечьям — её подняли и поставили на ноги.

Мозг с болью ухнул в черепной коробке и забился, кровь, разгоняясь по венам, выдавливала глаза — Катя осознала, что вода ручьями стекает с неё: течёт изо рта, носа, с волос и одежды. Она отчаянно вращала глазами, отплёвывалась и пыталась кричать — сквозь поредевшую тёмную пелену проступали очертания… пещеры, какого-то тёмного помещения.

— Ну как тебе наши омуты, дорогая? — Катя прищурилась, чтобы определить источник этого квакающего звука, и рассмотрела устроившуюся прямо перед ней зеленоватую тушу.

— Что за?! — это были первые слова, которые ей удалось произнести членораздельно. Контуры окружающего пространства тоже становились резче, и то, что казалось расплывчатой зелёной бесформенной тушей, постепенно приобретало очертания очень тучного обнажённого мужского тела, слегка прикрытого водорослями, выраставшими над поверхностью кожи там, где у обычных людей находились волосы.

— Как это ты со мной разговариваешь, суженая моя? Заговоры произносила? Голой в бане после полуночи в зеркала смотрела и звала… А теперь: «Что за?!»

Мир перед взглядом Кати обрёл чёткость: перед ней восседал на подобии трона водяной, а справа и слева от него стояли на коленях две обнажённые женщины с раздувшимися животами. Катя замерла в шоке, а водяной изловил из расположенной перед троном каменной купели маленького карасика, поднёс к лицу сидящей справа от него беременной русалки — секунда, и рыбёшка исчезла во рту у женщины, которая через несколько мгновений выплюнула рыбий хвост и плотоядно облизнулась.

Катя не выдержала этого зрелища, её вырвало прямо под ноги чем-то вонючим, тёмным: смесью ила, воды и тины…

— Ну наконец-то! Она готова!

Катя ещё отплёвывалась от рвоты, когда почувствовала, что хватка на её руках стала крепче, а костлявые руки царапнули кожу и рванули намокшую рубашку на ней в вороте. Катя вскрикнула — звук, вырвавшийся из её рта, на этот раз трудно было назвать человеческим, но он определённо был громким, — намокшая рубашка на ней лопнула, она оказалась обнажена по пояс, прикрыла грудь руками и огляделась. Русалки, стоявшие по правую и левую сторону от неё, в отличие от тех, что сидели возле водяного, были прикрыты полуистлевшими тряпками непонятного оттенка и чёрными волосами — по сравнению с упитанными жёнами водяного своей худобой больше походили на бестелесных духов: тело было частично скелетировано, частично прикрыто серовато-зелёной тонкой плотью, а глаза в запавших глазницах горели жёлтым огнём.

Джинсы на ногах Кати постигла участь рубашки — русалка взрезала ткань острым когтем — Катя скукожилась, задрожала и попыталась закрыться от мучителей.

— Ты не понимаешь, как тебе повезло, — водяной поднялся со своего трона и неожиданно легко и быстро преодолел отделявшее их расстояние. — Ну, утонула, зато моей женой будешь. Ты же хотела так жить: вкусно кушать, детишек ласкать, бездельничать… только хозяйство, а здесь тебе и хозяйничать не надо — только рожай.

Катя испуганно заныла, когда водяной силой сорвал с неё лифчик, заставив выпрямить и опустить руки, и истерично затряслась, переступая с ноги на ногу, когда та же участь постигла трусики.

— Глупышка! Своего счастья не понимаешь!

Катя присела на корточки, пытаясь прикрыть наготу, но водяной ухватил её за подбородок и потянул к купели, в которой в изобилии возились подросшие мальки карася. Катя отчаянно упиралась ногами, но мягкая, осклизлая рука водяного была невероятно сильной: до боли сжимала щеки, разъединяя челюсти.

— Погляди, какая ты худосочная. Надо откормить.

Катя вцепилась обеими руками в запястье водяного, пиналась, но все удары как будто не причиняли ему боли, а живая рыбина уже забилась возле её губ, роняя в открытый рот капли тухлой воды. Катя кусала щеки, пытаясь соединить челюсти, но малёк скользнул в рот, забил плавниками по языку, не позволив ей сглотнуть, самостоятельно преодолел гортань и застрял в пищеводе. Его трепыхания причиняли Кате физическую боль — ощущая каждое движение малька внутри, она искренне желала, чтобы он быстрее упал в желудок.

— Ну как? Распробовала? — в ответ на этот вопрос водяного Катя взвыла сквозь плотно сжатые зубы. — Да ну тебя! Медленная ты, мокрая, — водяной схватил Катю под зад, взвалил на плечо и куда-то потащил.

Она отчаянно отбивалась, молотила его в спину, била коленями в живот — водяной не реагировал, просто шёл вперёд. Катя выбивалась из сил, прикосновения водяного были отвратительны настолько, что хотелось отрезать те нечистые теперь части тела, которых касались мягкие, холодные, осклизлые, будто резиновые руки. Впрочем, других мест, на её теле вскоре не осталось — даже воздух вокруг казался Кате осквернённым.

Водяной швырнул её на подобие кровати, и она утонула в настеленных поверх простыней из тины покрывалах. Даже прикосновения этого импровизированного белья по ощущениям напоминали его руки — постель была упругой и мягкой, и, попытавшись слезть, она запуталась в составлявших покрывала водорослях.

Водяной не торопился присоединиться к Кате — он удивлённо наблюдал за ней, елозившей по постели, отталкивающей руками и ногами бельё и только больше запутывавшейся в нём.

— Что ты делаешь? — спросил он, когда Катя на несколько мгновений оставила попытки вырваться из оплетавшего её паутиной белья. — Ты больше не человек и обратного пути у тебя нет, это ты должна уразуметь.

Катя что-либо понимать отказывалась, она с отвращением оглядывала стоявшего перед кроватью мужчину — он определённо не был человеком: запутанные волосы больше напоминали тину, кожа была абсолютно гладкой и какой-то отёчной, напряжённой. Катя опустила взгляд ниже и закричала — под выпирающим пузом торчком стоял огромный член.

— Ну что, жена, дело твоё нехитрое: полежишь на спинке, мальков выносишь, родишь, потом опять полежишь, а пока новых вынашиваешь, тех первых выкормишь… Мои мальки подолгу мучить тебя не будут — больше шести лун в чреве материнском не сидят, а жить тебе в русалках столько, сколько душе твоей отведено, — вечность.

Водяной прикоснулся к члену рукой, провёл от основания до головки — собравшаяся на кончике мутная капля довела Катю до истерики. Она беспорядочно засучила ногами по постели, проделывала дыры в покрывале и ещё сильнее в них запуталась.

— Тело ещё свежее, плотное… ишь, как покрывала рвёшь, гляди, плести новые сама будешь, — с этими словами водяной полез на кровать.

Постель прогнулась под его весом, подбросив Катю вверх, и она заскользила по покрывалам навстречу водяному — зеленоватая туша почти коснулась её ног. Катя взбрыкнула и, будучи уверена, что достала ступнями грудь или лицо чудовища, попыталась сбежать, но оплетавшие руки водоросли не позволили этого. Катя перевернулась на живот и свесилась с кровати вниз головой.

— Ты в попку хочешь? Так ты ж не немая, просто скажи.

Рука водяного легла Кате на ягодицу, сдавила мягкие ткани до боли, а склизкий от спермы член ткнулся куда-то выше колена. Катя вскрикнула и отчаянно забилась, выталкивая из-под себя водоросли, её руки коснулись пола. Мягкие и липкие, точно резиновые, руки раздвигали её ноги, а член, тычась в поисках отверстия, покрывал промежность спермой. Катя закричала, оттолкнулась от пола, выпрямила тело и отчаянно сжала ягодицы.

— Такая плотненькая… Глупышка, так не пойдёт, не надо сжимать попку, — водяной, удовлетворённо курлыкая, лапал её тело, мял плоть, размазывал по бёдрам сперму.

Катя перевернулась на спину, будучи не в силах больше терпеть неприятные прикосновения, попыталась оттолкнуть монстра и застонала от омерзения — если водяному не удалось преодолеть её сопротивление и войти сзади, то обрывки покрывала легко сделали это: набились внутрь, прилипли к ногам.

— Разведи ножки, они у тебя совсем не для того, чтобы пинаться и барахтаться на кровати.

Катя попыталась собраться с мыслями и огляделась: всё вокруг было склизким и всё-таки держало не хуже крепких верёвок, — пока что она безуспешно оборонялась, била изо всех сил, не доставляя противнику ни малейшего неудобства. Удары отражались от студенистого, липкого тела и разве что не позволяли водяному войти внутрь неё.

Катя выбивалась из сил и всё-таки продолжала двигаться — ускользала по кровати: сочившийся спермой член водяного оказался у неё на груди, упёрся головкой в подбородок — «муж» заламывал ей руки, возвращал обратно, пачкая спермой живот, посмеивался, принимая её сопротивление за извращённую сексуальную игру. И прекратилось эта «игра», когда он захотел, — схватил за ноги, силой согнул и развёл колени в стороны почти до полного шпагата. Катя закричала и вся сжалась — она была уверена, что огромный член не поместиться внутри, но он вошёл резко, преодолевая сопротивление мышц, раздвигая и разрывая всё на своём пути.

— Да! — судя по издаваемым звукам, водяной получал удовольствие от происходящего, а Катя в ужасе смотрела на него, окончательно потеряв способность сопротивляться, — её тело разрывало изнутри.

Катя закричала, когда водяной, приподняв её зад над кроватью, принялся насаживать её на свой член, притягивая и отталкивая. Если первое проникновение было болезненным, то с этой болью и унижением ничто не могло сравниться — Кате казалось, что огромный член приподнимает изнутри её живот, протыкает насквозь. Кошмар из воображаемого, порождённого страхом и болью, превращался в реальный — живот Кати приподнимался, будто его распирало что-то изнутри, и увеличивался в размерах. Она беспорядочно замахала руками, пытаясь выцарапать глаза насильнику, но напряженный живот не позволял ей согнуться. Водяной никак не реагировал на эти усилия, с каждым движением издавая всё более удовлетворённые звуки и выпуская потоки спермы — Катя чувствовала, как наполняется её тело, и это не было плодом её разыгравшего воображения.

Водяной с коротким вздохом вышел из Катиного тела, оглядел лежащую на кровати полностью обессиленную девушку и усмехнулся:

— Хорошо получилось.

Катя осталась лежать на кровати — водоросли облепили её измазанное спермой тело, связали, полностью зафиксировав конечности, живот вздулся. Катя оглядела себя и горько разрыдалась.

* * *

Виктор ничего не сказал людям, которые подобрали его на шоссе, — он просто брёл вдоль дороги в направлении города, покачивался как пьяный, падал в пыль, собирался с силами и снова поднимался. Сердобольные попутчики, не добившись от измученного парня членораздельных объяснений о том, что привело его в такое состояние, отвезли Виктора в больницу, которая, к счастью, оказалась неподалёку от его дома. Виктор просидел час в приёмном покое, огляделся, опомнился и ушёл.

Пристёгнутые за карабин к поясу ключи от квартиры каким-то чудом нашлись в кармане. Виктор вымылся, переоделся в сухое, заварил чай… Мозг отказывался верить в случившееся. Виктор должен был действовать, хотя бы заявить об утере документов и пропаже машины, вместо этого он сидел в кухне, пил крепкий чёрный чай… этот напиток не согревал его. С каждым глотком в памяти всплывали воспоминания, и по телу шла дрожь. Виктор винил себя во всём: в том, что купил участок; повёз туда невесту; пропустил поворот, не поверил, не услышал, сбежал… Чувство вины сжигало его изнутри, и он только сильнее бередил рану — каждая вещь здесь напоминала о погибшей Алёне. Виктор всхлипнул — мысль о том, что он ничего не мог изменить, не успокоила, а звонок в дверь заставил вздрогнуть, громом разрезав тишину. Растревоженные нервы сыграли с Виктором плохую шутку — он на дрожащих ногах направился в прихожую и долго не решался подойти к двери. Звонок не повторился — если кто-то стоял снаружи, то он был либо слишком робок, либо передумал.