Некро-Тур

Леонид поколебался, захлопнул обратно дверцу и обреченно заплакал, глядя на запрокинутое лицо жены, а Макс тронул машину, снова почувствовав странную пробуксовку. Словно вся почва внезапно стала топкой, наполнившись невесть откуда взявшейся влагой…

…

Еще издали бросилось в глаза, что центр деревушки стоит словно на деревянном постаменте, сложенном из кругляка. Отдаленные же домишки, отбившиеся от стаи сообщались с центром и между собой мостками и настилами. Впрочем, памятуя о странном поведении подземных вод, он не слишком удивился такому решению. Что, если деревню ежегодно затопляет по самые бубенцы? Быть может, и странное поведение Суи объясняется этим? Подземные течения толкают ее вверх или что-то вроде этого…?

Он перевел взгляд на Анку. Впервые в жизни он видел на ее лице страх, пусть и тщательно скрываемый. И это странным образом успокаивало его. Значит, все же не чуждо ей простое, зыбкое, понятное…человеческое! Он через пятнадцать минут после знакомства с ней понял, что с девушкой не все в порядке. Она была почти социопатична и совершенно бесстрастна в любых вопросах и отношениях, кроме смерти. То была почти алчная одержимость, которая заставляла ее глаза сиять, а губы складываться в мечтательную, нежную улыбку. За три года отношений и год совместного проживания он ни разу не видел, чтобы она хоть раз посмотрела на него так, как смотрела на гниющий где-нибудь в болоте труп.

До Анки у него было много девушек, и с каждой, даже самой замкнутой и скрытной, вскоре наступал момент, когда она выплескивала из себя все – и приятное, и не очень. И, как правило, все – малоинтересное, мелкое, ненужное. Долго он ждал, что и Анка откроется ему, а когда не дождался, принялся донимать ее расспросами. Но она так и не открыла ему душу. Анка была, как говорят немцы, ding in sich . Вещь в себе. Это пугало, раздражало, но и интриговало, манило. Он нуждался в ней больше, чем она в нем. И это было тоже в новинку.

…

До знакомства с ней он с парой приятелей без особого успеха пытался раскрутить свой псевдо-паранормальный канал со старыми кладбищами, заброшками, аномальными зонами, не гнушаясь в особо бесперспективных случаях заниматься инсценировками. И только когда в его жизни появилась Анка, канал стремительно попёр в гору.

Ему всегда думалось, что зрителей интересует мистический аспект жизни после смерти, но оказалось, что куда больше их увлекает чисто физиологический. Старая, обвалившаяся могила с виднеющимся в темной глубине остатками гробовых досок собирала куда больше просмотров, нежели «наижутчайший из жутких» дом с привидениями. Дальше – больше… Появились деньги, и они поехали собирать смрад и гниль по всему миру. Но эти неотъемлемые составляющие смерти не имели бы такого успеха сами по себе. Анка своей невероятной кино- и фотогеничностью добавляла определенного шарма мерзостному содержимому. Секс и смерть, Эрос и Танатос… Подписчики алчно прилипали к экрану, с одной стороны, испытывая ужас и муть от созерцания червивых останков бывших людей, а с другой – сжимая в потных кулачках свои гениталии при виде этих длинных, белых ног, стоящих торчком под тонкой маечкой сосков, красивых, влажно поблескивающих губ и скрытых в тени шляпы огромных глаз с поволокой… И все это разом, одновременно, в бешеном, тошнотворном экстазе…

…

На въезде в деревушку, Ксения снова начала возиться, стонать и издавать утробные звуки. Но уже тише, слабее. Макс остановил машину и спрыгнул на топкий, хлюпающий грунт, провалившись в раскисшую глину почти по щиколотки. Впервые ему пришло в голову, что если деревню начнет конкретно топить, то они могут остаться без машины. Лучше было бы оставить Ниссан на холме и спуститься в распадок пешком… Вот только как в этом случае быть с их менее подвижными спутниками?...

Анка с Леонидом, тем временем, уже наполовину вытащили Ксению из машины и придерживали ее голову на весу, пока она устало исторгала из себя кровь с примесью каких-то слизистых волокон. Они не были похожи на ягоды, о которых упоминал ее муж, скорее напоминали что-то… мясное. Макс с содроганием отвернулся, догадавшись, что это, вероятно, куски ее собственного желудка, и оглядел укрытую тучами и тенями деревню. На улице не было ни души. Если бы не мирные дымки печных труб, он вообразил бы, что деревня заброшена. И дымки вовсе не показались ему странными в этот июльский день. Здесь, в низине, было прохладно. Почти холодно. За тяжелыми дождевыми тучами положение солнца даже не угадывалось.

Он сделал несколько неуверенных, чавкающих шагов, огляделся.

- Помогите! – заорал он, заметив женщину в одном из окон, - Нам срочно нужен врач!

Женщина зевнула, почесала шею и отошла вглубь комнаты. Макс постоял на месте, но когда из дома так никто и не вышел, он двинулся дальше, то и дело выкрикивая: «Эй! Люди! Нам нужна помощь!»

Ответом была тишина, нарушаемая лишь несущимся откуда-то издали глуховатым залихватским напевом:

Пчелочка златая, да что же ты жужжишь?

Пчелочка златая, да что же ты жужжи-жужжишь?!»

«Концерт что ли?», - растерянно подумал он и хотел уже возвращаться к машине, когда почувствовал рядом какое-то движение. На одной из высоких завалинок совершенно неподвижно сидел смуглый, худощавый дед и курил. Лишь по плывущим серым, дымным кольцам он его и заметил, ибо его старая душегрейка по-хамелеоньи сливалась с потемневшими от времени бревнами стены.

- Здравствуйте! – крикнул ему Макс, - Мы туристы! Как нам врача найти?!

- Единственный совет, - тихо и безразлично отозвался тот, - немедленно грузитесь обратно и возвращайтесь по своим следам. Отлив в разгаре. Глядишь, проскочите.

Макс на несколько секунд потерял дар речи, таращась на старика. Тот же безмятежно мусолил свернутую из какого-то лопуха самокрутку. Словно и не говорил ничего. Может, и правда не говорил? А, может, местный сумасшедший? Сладковатый, вонючий дух махорки долетел до Максовых ноздрей. Он чихнул, а потом снова заорал, крутанувшись вокруг своей оси:

- Эээй! Кто-нибудь! Нужен врач!

Дверь скрипнула, и на крыльцо, кутаясь в длинную вязаную шаль, вышла пухлая, благообразная старушонка.

- Чего разорался? – беззлобно спросила она, и Макс облегченно выдохнул. Хоть кто-то… нормальный.

- Нам просто нужна помощь! Женщине очень плохо, вот я и спросил, а ваш дед…

- Он глухой, как тетерев, - махнула она, походя, на старика, - И немой.

- Язык отрежу! – строго отозвался дед.

- Уж и помечтать нельзя! – захихикала бабка, - Уж сколько годов жду, чтоб замолчал. Помнится, на пятую седмицу выпил, дурак, и давай всем подряд рассказывать, как он…

- Послушайте, - Макс облизнул губы, пытаясь справиться с эмоциями, - В машине тяжелобольная женщина. Возможно, какое-то отравление. Пожалуйста, скажите, как врача найти! Или хотя бы рацию, чтобы помощь вызвать…

Бабка не спеша, бочком, спустилась с лесенки на топкий грунт, доковыляла до машины, и, заглянув в приоткрытую заднюю дверь, всплеснула руками.

- Оти-моти! Водички попила ли че ли? – в голосе ее слышалось веселое удивление.

- Попила, - угрюмо отозвался с заднего сидения Леонид.

- Ну, ничего-ничего, - старушка мелко покивала, - Пойдемте уж, провожу вас.

- К доктору? – с подозрением спросил Леонид.

- Дохторей у нас сроду не было, Фрося твою бабочку глянет.

И она двинулась вперед по дороге, высоко задирая на каждом шаге колени.

- Может, сядете в машину? – окликнул ее Макс, - Быстрее получится.

- Не, - отмахнулась бабка, - Тут маненя добежать.

Макс с сомнением сел за руль, поглядел на деда. Тот по-прежнему недвижно сидел на завалинке, безразлично глядя вдаль и пуская вонючие кольца. Странно все… Глянул в боковое зеркало, в котором отражалась верхушка холма, с которого они только что спустились. Вдруг отчаянно захотелось наплевать на все изыскания, послушать деда, развернуться и выбраться наверх, к солнцу и лету.