Некро-Тур

- Вы обратили внимание…, - подала голос Анка, - Что несмотря на все их старообрядчество, деревянные кадки и русские печи… В доме отсутствуют иконы. Даже самопальные. А ведь это всегда было главным атрибутом сельской жизни в России. Закопченные образа в углах, оплывающие свечи, лампадки, старенький псалтырь подле…

- Думаешь, они тут бесам поклоняются? – с интересом спросил Макс, мысленно оценивая, какой это может произвести фурор.

- Нет, не думаю…, - задумчиво ответила Анка, - Мне, наоборот, кажется, что эти понятия не имеют ни о Боге, ни о Дьяволе. Варятся тут в своем жалком котелке, справляют делишки… и срать на весь мир. И на нас в том числе.

- Вот-вот! – неожиданно возбужденно отозвался Леонид, - Уверен, что она сразу, как только мы вышли, вытряхнула Ксюху на задний двор к свиньям и уселась жрать свою стряпню! А эти их чудны́е намеки… Что машину вашу можно приспособить на пашне, и что мужики смастерят потом сапоги… Они словно уверены, что мы приехали, чтобы остаться!

Он озвучил то, что каждый до сих пор боязливо переваривал про себя. Максу в довесок вспомнилось приветственное Степаново напутствие – разворачиваться и немедленно валить – но он решил не нагнетать еще больше атмосферу.

Помолчали и в молчаливой же задумчивости начали готовиться ко сну. Леонид, даже не думая вступать в битву великодуший, угрюмо закрутился в предложенный спальник и затих. Макс с Анкой – оба худые и длинные – угнездились во втором спальнике вместе.

- Ты твердо решил остаться? – спросила Анка.

- А ты… нет?

- Ты меня знаешь. Я за любой кипиш, и меня сложно напугать… Но эта деревушка повергает меня в ужас… И это началось задолго до того, как мы сюда приехали… Помнишь? Предчувствие…

- Твое предчувствие слишком разнится с моим. Я предчувствую только отличный, востребованный материал и жирный навар! Представляешь, сколько мы денег поднимем! Главное, чтобы селяне не подвели и откопали завтра своих покойников.

- Может… это, действительно, был единичный случай…

- Нет! – твердо ответил Макс, - Вспомни те кресты… они явно, кхм… были многоразовые. Они выкапывают своих мертвецов, потом хоронят на их месте других и даже не парятся о том, чтобы поставить новые кресты… Как-то не по-христиански…

- Что только подтверждает мою теорию. Они и думать забыли про религию и традиции. А кресты втыкают чисто по привычке, не задумываясь о их смысле… Как домашние кошки загребают вокруг лотка, не слишком понимая, зачем это нужно. Словом, атавизм…

- Неприличными словами не выражаться! – гневно прошипел Макс, тыкаясь носом в ее шею. Оба сдавленно захихикали, завозились в тесном нутре спальника, пытаясь пристроиться поудобнее и не разбудить при этом, ненароком, уснувшего Леонида.

…

Леонид собирался уйти с рассветом, но рассвет не наступил. Короткая летняя ночь сменилась промозглыми предрассветными сумерками и так и застряла. Тучи – черные, тяжелые - опустились еще ниже, чем накануне, и все вокруг было серо, сыро и непроглядно.

Когда путешественники проснулись, время уже близилось к обеду. Заряд оставался только у Анкиного смартфона, но был почти на нуле. Максим с трудом растолкал Леонида, и тот, осознав, что проспал, сдавленно матерился, натягивая кроссовки.

- У тебя какой размер? Дать мои резинки? – спросил Макс.

- Не гони, - отозвался тот и потянул на себя дверцу чердачного люка, - Ты со мной?

- Ну, конечно…

Втроем они спустились на первый этаж. Старики уже давно встали. Их силуэты мельтешили на дворе в грузном, сумрачном тумане. Дед Степан ловил разбежавшихся кур и подавал их бабе Груше, которая, в свою очередь, засовывала их дряхлый курятник. Из такого же кое-как построенного крольчатника в прорези кормушки тянули воздух серыми носами кролики.

- Прям ковчег какой-то…, - нервно произнес Макс, - А дождя так и нет…

Дверь хлопнула, послышались торопливые, чавкающие шаги. Макс поспешил догонять Леонида и, скатившись с лесенки, оказался по колено в воде. Вода была какая-то противная - не просто грязная, а студенистая, серая и пахла гниющей селедкой. Он порадовался, что надел сам и заставил Анку надеть болотники, которые служили им верой и правдой во многих походах. Но, выбежав на улицу, он тут же позабыл и про Анку, и про сапоги.

Его машина по-прежнему стояла напротив Фросиной избы, но почти по самые пороги погрузилась в жирную, кочковатую землю, словно простая сельская грунтовка внезапно превратилась в зыбучие пески. Ее неумолимо тащило юзом вниз по улице, а возле возилось несколько крупных бородатых мужиков. Двое с натужным фырканьем тянули машину вверх по улице за толстые кожаные тросы, а остальные суетились позади, подтаскивая под задние колеса бревна, доски и всякий подручный хлам. Увидели его и остановились, изучая пришельца и переглядываясь.

- Это моя машина, – выдохнул Макс, оглядывая масштаб бедствия, - Черт!..

- Вода нонче быстро прибывает, - осторожно ответил один из мужиков, - Но ничего, сейчас ее огородами оттартаем наверх. Давай, брат, помогай!

Макс поколебался, потом присоединился к общей работе. Через несколько секунд мужики затянули уже опостылевшую «Пчёлку»:

А у моей у Любы – да русая коса,

а у моей у Любы – да, русая коса-КОСА!

Песня была невероятно глупая, но такая прилипчивая, что Макс тоже начал мычать себе под нос и умолк, только заметив мрачный Анкин взгляд.

Потом его усадили за руль и совместными усилиями выпихнули на настил, а следом на торопливо сооруженный пандус к ближайшему двору. Анка уселась рядом, пристроила в ногах свой рюкзак и сразу включила печку, отогревая озябшие руки.

- Может, ну их к чертям, а? Поехали обратно…, - изо всех сил стараясь держать бесстрастный тон, попросила она.

- Да что ты, как маленькая?! – раздраженно отозвался Максим, - Поедем, когда дело сделаем. Ну, и… когда ясно станет, что там с Ксенией. Кстати…

Он остановился на чьем-то высоком, вымощенном почерневшими досками дворе. Вгляделся в едва виднеющийся в тумане Фросин дом. Леонида рядом не было. Макс нехотя покинул теплое и такое родное нутро автомобиля и вернулся на дорогу.

- Вы не видели, - обратился он к селянам, растаскивающим доски, - Мужик тот к Фросе зашел?

- Не, мы его к Батюшке отправили, - был ответ.

- К какому еще батюшке?

- К нашему, – бородач стянул с рук огромные, явно самодельные кожаные краги, внимательно оглядел кисти рук, потом также внимательно поглядел на Максима, - А в чем дело?

- У него жена больна, ночевала в этом доме…

- Так Батюшка над ней еще с вечера хлопочет, - ответил мужичок и почесал кудлатый подбородок, - меня Егором зовут, а это – Петр и Илька. Братовья. Вместе родились. Всю жизнь спорят, кто из них старший, потому что мать не помнит, кто первый их нее вылез.

- Максим, - рассеянно отозвался Макс, заметив, что ни один не протянул ему руки. Может, про рукопожатие они тоже тут давно забыли?..

- Сейчас я тебя провожу. Поставишь в надежном месте. Мы там скотинок наших держим. Потеснятся.

- А потом к батюшке этому проводишь?

- Не, к нему сегодня нельзя – готовится!

- К чему?

- Так Приливная ж Седмица на исходе! – дернул плечами Егор, - Праздник!

Его окрикнули товарищи, и он, высоко задирая ноги, протопал к ним по жирной грязи.

Макс неуверенно посмотрел на Фросин дом. Пойти постучать? Заглянуть в окно? Что, если Лёня не пошел ни к какому батюшке, а спокойно сидит у той в доме, поит чаем жену… Ерунда… Зачем этому Егору врать…

Он вернулся в машину. Анка стучала зубами.

- Не хочу быть здесь, - шептала она, - Пожалуйста, увези меня…

- Я не смогу, - Изо всех сил скрывая раздражение, Макс притянул ее к себе, - Мы же увязнем через три метра… Если хочешь, возвращайся к старикам. Я поставлю машину, все разведаю, а потом приду за тобой. Самый «праздник», видать, к ночи начнется. Быстро отснимем материал, а как вода спадет, сразу уедем.

- А если она не спадет?

- Значит, пешком пойдем. Но она уйдет. Это всего лишь какой-то природный феномен. Мы ведь приехали – почти сухо было. Значит, скоро снова станет сухо.

Анка увидела выступившую из тумана фигуру и сразу сделала непроницаемое лицо. Егор забрался на заднее сидение, весело покрякивая, махнул вперед рукой. Внедорожник медленно двинулся по деревянным настилам дворов. В каждом был сооружен специальный загон для мелкой живности на высоких подпорках, а крупный скот, видать, на период непогоды ставили в другом месте.

- И часто вас так топит? – спросил Макс.

- Кажный год, братишка, - с гордостью ответил Егор, словно затопление деревни было лучшим, что с ней происходило, - Неделю вода прибывает, а потом разом уходит. И снова год ждать.

Макс торжествующе глянул на Анку..

- Хлопотно, наверное, - осторожно произнес он, - скот прятать…да и огороды топит…

- Огороды мы снимаем до Седмицы, - отмахнулся он, - А хлеб и картофка у нас на западном склоне растут. Вода туда не дотягивается.

- А что с водой-то у вас? Почему пить нельзя?

- Почему нельзя? Пей, кто тебе запретит…, - пожал плечами Егор и, потеряв интерес к разговору, только протягивал время от времени между Максом и Анкой здоровенный – с Анкину голову – кулак с вытянутым пальцем, указывая направление.

Кое-как маневрируя среди хлипких дворовых построек, Макс каждую секунду ожидал услышать гневный окрик хозяев. Но никто не отреагировал на раскорячившийся посреди двора огромный внедорожник, не вышел на крыльцо, не возмутился вторжением. Словно… всем было наплевать на такие пустяки.

С трудом он вывел машину на мощеную кругляком, забирающую вверх улицу, напомнившую ему «Сибириаду» Кончаловского. Но, конечно, размах был не тот, ибо не далее, как в двухстах метрах, так и не успев, как следует, разогнаться, «магистраль» обрывалась у подножия огромного, безобразного сруба на сваях.

«Хлев», - догадался Макс, - «Видать по этому проспекту они в потоп перегоняют скот…»

Изнутри доносилось приглушенное мычание и блеянье. Егор выпрыгнул из машины, споро взобрался по высокому, массивному пандусу и распахнул ворота. Через минуту машина оказалась в просторном нутре коровника. В сумраке буренки, каждая в своем стойле, высовывали головы и с грустным любопытством смотрели на вновь прибывших, овцы сбивались в кучи у дальних стен, несколько свиноматок тянули пятнистыми носами воздух – неужто еда прибыла?

- Ну, точно. Ковчег! - восхищенно выдохнул Макс.

- Че? – спросил Егор.

- Ковчег, говорю. Каждой твари по паре и все такое.

- Не, не по паре. Спариваться на Седмицу нельзя. Здесь одни девочки, мальчики в другом загоне.

- Почему нельзя? – встревоженно спросила Анка, вспомнив их с Максом ночную возню в тесном спальнике.

Егор замешкался с ответом, потом пожал плечами.

- А хрен его знает. Нельзя и все. Я к своей так и за две Седмицы до праздника не притрагиваюсь. На всякий случай. А она и не просит. Мало ли…