Холодный Лунный Смайлик (Сказка-нуар)

Мишка остановился и заморгал часто-часто, в который раз уже за сегодняшний день, протер кулаками глаза, наведя таким образом сбившуюся резкость зрения, шмыгнул носом раз и второй… отступило. Он ведь мужик, елы-палы, бывалый, крутой и резкий!.. и вообще…

Нет, памятник не такой уж старый, всего лишь десять лет ему… Нормальный, а что, пусть стоит, удалой такой, вписывается в наши скромные просторы. Угу, а куда он идет? К Фонтанке для начала, просто к реке Фонтанке, а там видно будет, по набережной куда-нибудь к Невскому… Вперед.

И Мишка пошел вперед. Но, похоже, Светик оказалась права, когда в беседе с ним, после сотни дотошных вопросов, высказала предположение, что Мишка уже не тот, которым был всего неделю назад, что в нем, после пережитого стресса… или непосредственно во время… проклюнулось нечто особое, то, что до поры дремало в нем, никак себя не проявляя… А Светку слушать приятно… То, что ныне эта особость в Мишке присутствует — она ручается головой, здесь перепутать невозможно, а вот что раньше было — фиг его знает, она не прорицательница и не экстрасенс. Может, Света и права, а он, Михаил Лесков, теперь человек 'со свойствами'… Да, а вовсе не шизак… не шизофреник! И словно бы в доказательство нынешней Мишкиной необычности в груди у него затрепетал предупреждающий огонек тревоги… нет, пока не совсем уж и тревоги, а как бы… Там впереди что-то странное. Какая-то дурацкая надпись…

Звоночек зазудел чуть громче, и Мишка тупо остановился посреди тротуара, чтобы рассмотреть… Тупо-то — может быть и тупо, но Мишка не зря учился в крутом интернат-лицее для одаренных детей, он физмат, а не какой-нибудь там чучундрик из гуманитариев, он умеет концептуально мыслить, оперативно переключая свой персональный головной суперкомп между синтезом и анализом, чтобы с наибольшей эффективностью… типа… вырулить на истину!..

Он стоит и смотрит на зарешеченное окно первого этажа дома номер два, что по переулку Джамбула. Это раз. Сигнал из подсознания поступил долю секунды назад, стало быть, взгляд нужно вернуть, нацелить несколько правее. Это два. Звоночек нудит, но не усиливается и не ослабевает, это три, и это важно. Стало быть, непосредственная опасность как минимум не нарастает, и некое пространство улицы, вызвавшее защитные реакции новой Мишкиной ментальности, можно попытаться локализовать… если же он вдруг почует нарастание риска — немедленно сматываться… э-э… вперед, а не назад, вперед, к набережной и направо, и без всякой оглядки на окружающих мчаться что есть духу… а там по обстановке. Это четвертое. Теперь смотреть и мыслить! Эх, ему бы сейчас эсгэ пятьсот пятьдесят с боезапасом!.. И брони побольше!..

Подбодрив себя таким странным образом, Мишка, стоя спиной к проезжей части, принялся осторожно озираться, ощупывать взглядом узкий тротуар и фасад здания.

Окно и надпись, оттуда исходит….

Дом был четырехэтажный, старого образца, покрытый бугристой, в мелких кавернах и волнах, штукатуркой, словно бы равномерно облитый грязно-желтой пеной, которая, в свою очередь, щедро припорошена уличной пылью. Окно первого этажа почти упирается подбородком в асфальт, а само зарешечено: вертикально — пять металлических прутов, как бы завитых спиралью, каждый толщиной в Мишкин мизинец, горизонтально — металлические же ленты, типа скрепы, две штуки. Окна за решетками закрыты, изнутри занавешены чем-то желтым, типа упаковочной бумаги… тоже запылены… Оттуда никто не может на Мишку внезапно выскочить-выпрыгнуть, оттуда никто на него не смотрит… звоночек же не утихает и не усиливается… там внизу что-то странное… но… строго по системе дальше смотрим, сверху вниз, не перепрыгивая нетерпеливым взглядом… Примерно тридцать процентов верхней части окна закрывает горизонтальная вывеска зеленого цвета, по которой жирными желтыми буквами идет надпись. Дурацкая надпись 'СКОТЧ' — то ли виски они рекламируют в своем дурацком окне, то ли клейкую ленту?.. В деревянной оконной раме стекло, оно всюду цело, не побито, окно изнутри закрытое наглухо чем-то желтым, это он уже видел, еще ниже… вот оно. Вот он. Тьфу ты, блин! Всего-навсего!

Между оконным стеклом и решеткой, примерно пополам разделяющей пространство неширокого покатого подоконника, лежал будничный предмет, а именно мобильный телефон. Пыльный, когда-то оранжевый, типа дифчонковый, а теперь весь тусклый, потертый, как мгновенно определил Мишка — старинный, наверняка еще начала тысячелетия!.. Не то, что даже кнопочный, а вообще, небось, одноцветный, не экран у него — амбразура из пластмассы!.. От девайса, что ли, эти… непонятные флюиды исходят?.. Или аурой будет их правильнее величать? Светик всю эту экстрасенсорную лабуду аурой зовет…

Мишка наклонился… — да, от него! — …и вздрогнул! К ментальному звону-трепету добавился реальный звонок, конкретно оттуда, от старого морщинистого мобильника, лежащего за решеткой подоконника… А ну-ка, на авось!..

— Да, я слушаю вас внимательно!? (угу… номер не определен…)

— Не бросай меня, возьми к себе. Я тебе пригожусь.

— Простите… э… кого это — вас? Я с кем говорю?

— Я с тобой говорю, а ты со мной. Я тебе отслужу, только возьми меня к себе.

— А-а… Простите… Дело тут в том… Я не знаю, с кем разговариваю… — Мишка понял про себя, что от трубки следует срочно избавиться, бросить ее на место, а лучше в Фонтанку… — Вы ошиблись… дело в том, что телефон не мой, он ко мне случ… — трубка раздраженно взвизгнула и голос громко перебил Мишку:

— Я знаю, господин хороший! Но я и чую! Ты не прост, от тебя веет, так что не притворяйся! Я в телефоне сижу, я телефону служу! Возьми меня с собой, чего непонятно!? Тебе буду служить, как хозяину телефона! Пожалуйста, господин, возьми меня к себе, я пригожусь!

Ошалевший до самых подколенок, Мишка только и сумел вспомнить-вылущить своим концептуальным мозгом-суперкомпьютером аналогию, сказку про золотую рыбку… Разогнулся — оказывается, он в позе прачки разговаривал с неведомым обитателем древней мобильной трубки — и кивнул: ок.

И вышел, как и собирался, на набережную Фонтанки, прижимая чудесное приобретение к левому уху.

— Ок. Взял. Теперь что? Ты кто, вообще?

— Дух. Дух телефона.

— А разве такие бывают?

— Как видишь. Ты… вот что!.. Меня зовут Увалай, а тебя?

— Меня?.. — Мишка заколебался на секунду, вспомнив Светкины советы и свой недавний опыт, но ведь не он же первый имя называет… — Меня… Если тебя Увалай, то меня Мишель.

— Тогда, Мишель, коли ты меня взял, а я тебе служу, тогда так: отныне ты мой господин Мишель, а я твой верный Увалай! Сунь предмет в карман, мы уже и без него беседовать способны друг с дружкой, не вслух, как бы мысленно. Ты пока можешь словами проговаривать даже шепотом, а попривыкнешь — и этого не надобно будет.

Мишка нажал на кнопку главного меню, дождался, пока мутный экранчик погаснет, сунул трубку в карман и немедленно проверил, проговорил вполголоса.

— Алё, слышишь меня, Увалай?

— Слышу, — отозвался голос в мозгу… Это было странное, и в то же время привычное ощущение, словно бы на уши легли невесомые наушники. — Повелевай.

— Что? Повелевать? Хэ-хэ… Это надо сообразить… Можешь мне еще порцию эскимо сделать?

— Нет. Еду творить не умею.

— Жаль. — Мишка поразмыслил. — А баблеца добавить? Ну… денег — дать, или найти?

— Тоже не могу. То есть — вот так просто извлечь из ничего деньги — не могу, ни металлические, ни бумажные.

Дух мобилы ощутил, видимо, разочарование в Мишкином разуме и поторопился добавить:

— Клады могу искать. Но для этого нужно подходящее время, мой господин Мишель, и жертвоприношения на требухе, на внутренностях.

— Требухе? К-какие еще жертвы?

— А какие угодно, — с готовностью отозвался дух, — рыбьи, звериные, да хоть клопов и тараканов, но лучше всего, понятное дело, человеческие жертвы. Людишковая смертная аура самая приманчивая для денег, а людишков-то здесь много. У-ух, много! Еще больше, чем кладов, мой господин Мишель, то-то порадуемся!

Мишку прошил холодный пот от нехорошего предчувствия, но он обуздал свои страхи, постарался не проявлять словами свои страхи, ни вслух, ни мысленно.

— Жертвоприношения подождут. Погоди! А… зомбаков там, вообще нечистую силу можно того… в жертвы? Подстеречь и… Можно даже бескорыстно, без кладов.

— Отчего же нет, можно, коли мне по силам?

— А если они сильнее?

— И такое бывает, мой господин Мишель. Тогда нас в жертву.

Мишель покивал понимающе и вздохнул. Как ни слаб он в этом… в сверхъестествознании, но логично предположить, что дух затрапезного мобильника, брошенный на улице в грязь, готовый служит первому встречному-поперечному, вряд ли обладает особым могуществом… Даже эскимо подогнать не может… Тем не менее, было бы разумным очертить примерные возможности этого Увалая, чтобы воспользоваться ими в полном объеме… до наступления ночи.

— А нал в безнал можешь переводить? И обратно? Какой тариф на твоей трубке?

Увалай помедлил с объяснениями, словно бы размышлял над ним, прежде чем ответить.

— Я понимаю глубинный смысл твоих вопросов, мой господин Мишель, но я не способен воспроизводить смысл ответа в привычных для тебя словах. Для предмета, в котором я заключен, понятия денег и работоспособности совсем иные, нежели для остальных похожих. Так, например, тебе служит другой предмет, который кажется тебе похожим на мое обиталище, но твоему необходима совсем иная подпитка, нежели другому отныне твоему, в котором заключен я. Моему не надобны ни деньги, ни дополнительная сила, идущая по металлическим нитям-шнуркам. Поэтому, предугадывая твое, пока еще не сгустившееся до уровня слов и мыслей, пожелание насчет предметов, я не могу покинуть старое свое обиталище и вселиться в новое. Касаемо же превращения денег из одной сущности в иную — того не умею.

Мишка выругался грубыми словами вслух, как бы сплюнул в сторону театральную реплику-ремарку и продолжил полумысленный шепот-разговор.

— Ок. Хорош гусь! Ты, Увалай, прямо-таки сочишься необходимым для моих нужд могуществом! Тогда… Зови меня шеф, а не господин Мишель — это нам с тобой для экономии времени. И вопрос: можешь хотя бы сбросить… э-э-э… с моей ауры, сбить со следа нечисть, которая вцепилась в нее прошлой ночью?

— Не могу, — немедленно ответил дух мобилы Увалай. — Ни того, ни другого не могу. Обращение к тебе, мой господин Мишель, часть нерушимого заклятия, соединившего отныне ауры наши, твою и мою. Ты мною повелеваешь, а потому волен называть меня как угодно, лишь бы ты желанием своим обращался ко мне, я же горазд только на установленное обращение и никак иначе. Прости за это своего слугу, сиречь меня! Со следа сбить не могу по иной причине: если тебя убить — след испарится, и они с него сойдут, во всех остальных случаях он существует и будет существовать, пока ты жив. Убить же тебя я не в силах даже по твоему прямому приказу! Это невозможно. Для меня — невозможно.

— Ок, едреный корень! Я буду терпелив, я буду очень терпелив! Тогда скажи мне, верный дух мобильного телефона друг Увалай: перечисли четко и внятно основные свои возможности — что ты можешь?