Холодный Лунный Смайлик (Сказка-нуар)

Однако же настоящий, черный, долгий — на годы и годы — ужас, с которым даже и Времени справиться не так-то просто, вместе с осознанием потери, жалостью и неутолимой душевной болью — все они еще вернутся к Мишке, но покамест он милосердно заслонен от будущих терзаний только что пережитым шоком, идет, вытаращив глаза, по утреннему шоссе и даже не плачет.

— Алё, братан! Далёко ли путь держишь?

— А!? — Мишка даже не вздрогнул от вопроса, прозвучавшего под самым ухом, просто как бы очнулся от спутанных своих дум. Тем более, что он загодя отметил краешком все еще настороженного сознания приближающийся из-за спины звук мотора и шорох шин от притормозившего автомобиля. Мерс, не из самых новых, но солидный. Мишка взглянул на водителя, молодого парня, почти сверстника и замешкался с ответом.

— Курить, говорю, не найдется? Из дома выбежал, ёшкин кот, сигареты забыл.

— Курево кончилось, направляюсь в Питер.

— Вот и у меня то же самое: думал, в бардачке пачка лежит, а я, оказывается, еще намедни ее скурил, только потом об этом вспомнил. Ну, садись, короче, подброшу до метро, я тоже в город. До Купчино устроит? А курево на заправке возьмем, все равно заправляться надо. Садись, вдвоем веселее, я не из-за бабок, не думай, а просто… Мне еще целый день баранку вертеть, и час с лишним до работы: моя 'трудовая' смена только в городе начнется.

Незнакомый человек предлагает сесть к нему в машину — с чего бы? Но Мишка ведь не барышня слабосильная, а парень один едет и абсолютно точно, что не упырь, нормальный чувак, тут все в порядке, надо соглашаться.

— До Купчино? Еще как! — Мишка без колебаний открыл дверцу. — Респект тебе преогромный… братан, выручил. Ремень пристегивать?

— Можешь и так, но штраф сам будешь платить.

— Нет уж! Пристегнусь лучше!

— Правильное решение… Со свиданки топаешь?

— Вроде того.

— Хорошее дело. А я уже полтора года как окольцован. — Парень показал правую руку с оттопыренным безымянным пальцем. — Как Машуня и Варюня родились, так нам со Светкой уже полгода не до гулянок и не до клубов… Двойня у меня, — похвастался парень, и Мишка уважительно кивнул.

— Двойня, ух ты!? Классно!

— А ты думал! Фирма веников не вяжет! Всё сами колотимся, днем и ночью, почти без подмены, потому что моим предкам всегда некогда, а её мамаша далеко… У вас чё, типа, за городом, в походе была гулянка? Пати с барбекю на свежем воздухе?

Мишка сразу сообразил, чем вызван вопрос, но вдаваться в откровенные подробности не пожелал, убоялся возможного эффекта от своего рассказа.

— Да, угу, у костра тусили. А как догадался?

— Дымом пахнет от тебя, от всего, костром. Мяском жареным. (Мишку едва не стошнило, но удержался.) И пили, видать, мало, потому что выхлопами не давит… О, вот здесь и заправимся, посиди пока… А, да, себе сигареты будешь брать? Могу я взять, тебе какие? Я лично 'петра' обычного курю. Ну… эти… 'Петр Первый' которые.

— Йес! И я тоже, — соврал Мишка. — Возьми и на меня, сейчас… денежку достану…

— Потом отдашь, когда заправимся, тогда же и перекурим, я быстро…

Мир не без добрых людей: Витька Малюгин (так звали парня-шофера) не соврал, довез до метро, денег не взял, грабить не пытался, в вампира не превратился… Простой парень и душевный.

— Ну, чё, Миха!? Короче, пока, спасибо за компанию, а мне пора, шеф всегда за опоздания бесится. Вот мой телефон, если что…

Мишка спрятал визитку в рюкзак, еще раз ответно поблагодарил Витьку — и они расстались.

Полчаса ехать от метро Купчино до общаги, Мишка преодолел эту дистанцию, так ничего и не придумав. Кроме одного: никому ничего пока не скажет, ни за что на свете! Завтра, быть может, или послезавтра расколется, в ментовку пойдет, или сразу на Литейный 4, в спецслужбы, типа: страх страхом вышибают… В общем, придумает, как это сделать, и по какому адресу жалобы стучать, а пока — ни звука! Иначе 'они' его найдут, наверняка найдут! В первую же ночь! В общаге, в полиции, а скорее всего — в дурдоме, куда его наверняка определят в шесть секунд, непосредственно сразу же после рассказа! Мертвых-то не напугаешь полицией!.. А вот конкретно сегодня — что делать?..

— Пропуска нынче меняют, менять надо! — голос у вахтерши бабы Вали резкий, неприятный, под стать характеру, но Мишка и такому рад, все-таки знакомое лицо… полное жизни, типа… Она всегда ворчливая, когда на суточное дежурство заступает. А к концу дежурства — так вааще одноглавый Змей Горыныч! Такую бабу Валю в ночи любые вампиры испугаются!

— Чего?

- 'Чево'! Ты глухой, что ли, Мишка? Объявления надо читать! Под носом у себя! До октября не поменяешь пропуск — в общежитие не пущу, тогда узнаешь — 'чево'! И фотография чтобы новая была! Читай, что написано — тогда все поймешь. Держи ключ, в вашей двести двадцать второй пока никого нет, не понаехали еще. Не курить!

— Мерси, баб Валя! Я и так не курю! — Мишка взвесил в ладони ключ с деревянной табличкой на цепочке, но подбрасывать под потолок не стал, настроение не то…

— Никто не курит, а только все коптят, аж дышать нечем на калидоре! И в общего пользования не безобразничать!.. А то как свиньи!.. Дети! Какие они дети!? Не дети, а… — Но Мишка мчался по лестнице вверх, на родной второй этаж, чихать он хотел на все ее напутствия, дежурства старшеклассников-выпускников по этажу только с сентября, а пока пусть взрослые сами следят и сами все убирают!..

В пятнадцатиметровых чертогах 'двести двадцать второй' — если не считать сереньких клочьев невесомой пыли на полу, потревоженной комнатными вихрями от человеческого вторжения — все осталось как было тогда, в начале июня, при всеобщем разъезде, даже пара стираных носков на батарее лежит… это Пашкины, а он наверняка забыл о них, так что чистые носочки без зазрения совести можно задействовать по назначению… попользуется и вернет, готовые к новой стирке… Хоть бы кто пыль вытер… нет, самому придется… Ключ на гвоздик, там ему законное место. Кто последний из комнаты уходит — тот и ключ на вахту сдает. Мишка сейчас один на всю 'жилплощадь' — однако же порядок есть порядок, при несоблюдении которого ключ потерять гораздо легче: бывали уже прецеденты, не по Мишкиной вине, но… Мишка хотел было задвинуть рюкзак в настенный шкаф, типа, лучшее место забить на средней 'козырной' полке, но вместо этого сбросил на матрас на Борькину кровать, туда же носки с ног, два черных комочка. Хотел застелить белье на своей… а, нет, лениво, до вечера еще далеко. Развернул поверх матраса покрывало — и до вечера так сойдет. Это очень хорошо, что Борька с Пашкой еще не подъехали, что он сутки-двое один в трехместке поживет!.. Мало ли — с девчонками с третьего этажа удастся по-взрослому замутить… (На третьем этаже угнездилась небольшая стопроцентно девчачья общага от 'лечебно-макияжного' колледжа по кличке 'НИИкосметики', и руководство РМФЛ вот уже седьмой год безуспешно пыталось выдавить ее оттуда…) Мишка слегка обрадовался этой мысли, но тут же вздрогнул — даже ойкнул вслух от испуга! — из-за несвоевременности проявленного легкомыслия, от стыда за самого себя, в 'предвкушении' близкого будущего, которое, между прочим, начнется сегодня же, с наступлением темноты, в пустой комнате… Пусть, предположим, нечисть не станет его искать, донимать, пытаться убить… потеряла след, типа… Хотя это уже было бы неплохо, очень даже в тему, если бы вдруг все паранормальные досады мира оставили его в покое… Да вообще все — сказочные, бытовые, учебные — и обгорелые трупаки, и баба Валя, и унизительное 'лицейское' безденежье, и занудные преподы, и соседи по комнате… Вот, как это можно осознать неподготовленным головным мозгом: был мальчик Миша… была семья, пусть не самая счастливая и благополучная в мире, но родная семья, состоящая из родных любимых людей, а теперь, типа… сирота… круглый сирота!? Один во всем мире!.. Один! Всяких там двоюродных и троюродных, большинство из которых он попросту не знает, кроме как на фото, или почти не помнит… короче говоря, этих всех можно и не считать… Один навсегда! Все умерли! Обгорелые 'ожившие' трупаки-людоеды — это его бывшие родственники, родные!.. Которые уже того… и навсегда… Куда бежать, кому пожалуешься!? Мишка потрясенно замер посреди комнаты, не то чтобы дополнительно испугался — он обмяк от внезапно воскресшего ужаса и горя, от шока, запоздало прихлынувшего в голову и сердце… У Мишки больно клацнули зубы, он широко разинул беззвучный рот, затрясся всем телом — как был в обуви, так и повалился к себе на кровать… ничком, сопаткой в казенные прачечные ароматы… заплакал бессильными слезами, в голос. А через несколько минут безутешных, безудержных, до икоты, рыданий провалился в тяжелый липкий сон, без сновидений.

И через час проснулся от вкрадчивого пошкребывания в дверь.

ГЛАВА 2

— Ну, чего!? Кто там?.. — Мишка выскочил из сна мгновенно, одним рывком. Сел, босые ноги спустил на грязноватый пол, спина прямая, вдоль нее холодок… Весь еще спросонок, во рту сухо, на сердце тоска, но голос у Мишки дрогнул совсем по другой причине… Жуть накатила. Вспомнилось, типа, ночное вчерашнее… Так ведь день же на улице! День еще! Солнечный… небо синее… ну, или уже пасмурное, без разницы… Все равно не открывать! Ни под каким видом не поддаваться! Но к двери надо подойти, хотя бы довернуть засов на всю катушку, а то на одном язычке дверь закрыта. Довернуть — и ни на какие слова не реагировать, в диалог не вступать, ни на что не соглашаться! Ни на какие хитрости не поддаваться, это самое главное!

— Ой! Извините! А можно у вас заварочки попросить!? — И хихиканье за дверью. Девчачье.

Мишка клацнул рычажком замка, потянул дверь на себя. Две девицы, Мишке ровесницы, одна в джинсиках и в маечке, другая в ситцевом платьице-мини, переглянулись, и та, что сзади, в джинсах, прыснула в ладошку, а та, что впереди, протараторила с улыбкой:

— Извинитемыстретьегоэтажаизниикосметикинебудетуваспакетикачаюалучшедва!

Обе симпатичные, однако в этот момент Мишке были глубоко безразличны и смазливые мордашки, и стройные ножки, и заигрывания… Главное — не оставаться одному, когда уже совсем проснулся, потому что нет сил думать и бодрствовать наедине с собой…

— Заходите, сейчас гляну. Ну чего стоите, проходите, не съем!

Девицы, похоже, так и ждали, что он их пригласит… То ли он их видел уже, то ли новенькие… Впрочем, какая разница… С десяток пакетиков чайных в картонной упаковке у него в сумке должны были быть, в наружном кармашке…

— Щас поищу… но у меня только черный.

— Нам сойдет!

— А зеленого нет? А вы один?

Мишка выпрямился и развернулся лицом к девицам, с помятой коробкой в руке, и вновь ужаснулся по себя: как же он к ним спиной… могли бы наброситься, в шею впиться…

— А зеленого нет. Вот этот вот черный, без бергамота… сахара тоже нет. Я пока один.

— А нам сахара и не надо, мы с Иришкой без сахара пьем!

— Да, без сахара, зато с конфетками! А можно четыре пакетика?

Мишка сосчитал и согласился:

— Можно. Один я себе оставлю, на всякий провсякий.

Девицы опять захихикали, зашушукались… Одну из них звали Ирка, но та, симпатичненькая, с черными глазами, которая в платье, так и не представилась… и вообще…