Магические осадки не ожидаются

* * *

Перед тем, как явиться в кабинет Смокта, я решила заглянуть в палату, где разместили молоденького мага. Его состояние было таким плохим, что перевозить парня не рискнули, пока не стабилизируется, и выделили место в комнате, где стояли всего две койки. Можно сказать, номер люкс по меркам нашей больницы. А мне очень хотелось из первых рук узнать, что же случилось на кладбище.

Приоткрыла дверь и замерла: из палаты доносились всхлипывания.

— Я не хотел! Я не знал!

Я передумала входить: если у пациента «отходняк» и истерика, надо немедленно звать дежурного целителя или сестру милосердия, чтобы выдала успокоительное. Или попробовать без лишних лекарств утихомирить мальчишку?

На мое плечо легла твердая рука. Я вздрогнула, шарахнулась в сторону и только тогда подняла глаза. В коридоре стоял посторонний в форме магической полиции, а рядом в качестве его пропуска — сам господин заведующий. Он и держал меня за плечо, но даже не смотрел, сосредоточив внимание на спутнике.

— Вот, господин следователь, это госпожа Леман. Она и побудет с вами во время беседы. Одного я вас не могу оставить с пациентом. Не по правилам. А наша… — он запнулся, подыскивая замену слову «уборщица», — сиделка — опытный работник. И за пациентом присмотрит, и, если понадобится, лекарство подаст или персонал вызовет. У вас не более получаса для допроса.

Магполицейский окинул меня недоверчивым взглядом, но вынужден был согласиться:

— Хорошо, магистр Стокс, раз вам или другому квалифицированному персоналу совсем некогда…

— Смокт, — поправил целитель. Махнул рукой и откланялся, не забыв напомнить, чтобы я после зашла к нему.

С чего бы такая настойчивость?

Мы вошли в палату. Парень, увидев нас, испуганно замолчал.

— Следователь Борквен, — представился магполицейский. Прошел и сел на свободную койку. Я осталась стоять у двери. — Мне необходимо задать вам несколько вопросов относительно происшествия на северном кладбище. Ваше имя?

— Стен Кормар, студент Фританской магакадемии, факультет некромантии, — прохрипел парень. Его губы дрожали, словно он снова вот-вот сорвется в рыдания. Но удержался. — Я не хотел. Я не знал.

— Тебя пока никто ни в чем не обвиняет, Кормар. Расскажи, как тебе удалось найти целое гнездо личей и зачем ты его вскрыл вместо того, чтобы тихо убраться и вызвать патруль?

— Я не знал, что там гнездо! Мне сказали, что там могила святой Арлиль!

Я замерла, забыв дышать. Кто? Арлиль?

— Впервые слышу о такой, — хмыкнул следователь.

— Еще бы. Это народная святая, наша, фританка, и она помогает только беднякам. Ее никогда не канонизируют. Она умягчает жестокие сердца жадных богачей, и те становятся милосердными. Она пробуждает совесть в жестоких душах, и они прозревают. Власти казнили Арлиль десять лет назад, похоронили в безымянной тюремной могиле, но те, кто ее знал и любил, нашли ее тело и перезахоронили, спрятали среди безвестных на кладбище нищих и тайно передают нуждающимся номер ее могилы.

— Или продают сведения? — ехидно уточнил полицейский. — То-то участились исчезновения в столице, причем, среди бедняков. И гнездо личей вызрело так быстро, что патрули не успели заметить. Узнать наводчика сможешь? Вряд ли он сильно шифровался: наверняка был уверен, что тебя на смерть посылает.

— Узнаю. Я заплатил пятьсот фритов.

— Это немало для студента.

— Терпимо. Сделка была в таверне «Русалка», больше известной как «Селедка», это район речных доков…

— Знаем-знаем, — перебил следователь. — Как он выглядел?

— Невысокий, жилистый, борода короткая, выбритая почти до линии подбородка, ее еще называют шкиперская.

— Борода, скорее всего, наклеенная. Цвет глаз? Особые приметы?

— Не помню, — мучительно сморщил лоб студент. — Он в шляпе был. Нос мясистый. И еще… я решил, что он из рыбного цеха, от него рыбой воняет. Больше ничего не помню. Я тогда был в горе… Выпил изрядно. Он сам ко мне подсел… Слово за слово… Я хотел воззвать к духу Арлиль и просить о помощи. Хотел, чтобы отец моей любимой девушки отказался выдавать ее замуж за старого ростовщика Плюгта. Но… меня обманули.

— И не просто обманули, а ловко подогнали наивную жертву личам. Но не учли, что ты некромант, хотя еще недоучка. Первый курс, так? Совсем птенец. Иначе бы ты разведал могилу прежде, чем начинать ритуал, и опознал признаки гнезда.

— Так, — вздохнул парень. — Первый курс еще не закончил. Что теперь со мной будет? Так много погибших и покалеченных… Меня исключат? Лишат магии? Казнят?

— Вряд ли, — хохотнул маг. — Во-первых, ты ценный свидетель. Во-вторых, ты проявил мужество и сопротивлялся достаточно умело и долго, чтобы подоспел патруль. Именно потому погибших нет, хотя раненых достаточно. А в-третьих, знаешь поговорку — за одного покусанного некроманта двух непокусанных дают? Вот, знай. Если, конечно, ты в ближайшее время не сдохнешь от яда личей, а выработаешь иммунитет. Только запомни, парень: никакой святой Арлиль нет и никогда не было. Это лишь городская легенда, мечта нищих о справедливости. А справедливости в нашем прекрасном мире тоже не существует.

Студент вскинул голову, непримиримо поджал губы, но эта вспышка лишила его последних сил, и парень устало прикрыл глаза.

— Ваше время истекло. Пациенту требуется отдых, — ровным тоном сказала я.

Следователь возмущенно дернулся, но спорить не стал.

Я не поленилась проводить представителя правопорядка до входной двери, заперла ее на ключ и поднялась к кабинету заведующего.

Постучала тихо, искренне надеясь, что уставший целитель, получив передышку, задремал и не услышит. Но Смокт, увы, услышал:

— Войдите, госпожа Леман.

Заведующий отодвинул бумаги и поднял на меня воспаленные после бессонной ночи глаза. Сердце екнуло. Семьдесят пять лет, напомнила я себе. Я должна смотреть на него как на сына или даже внука. Я так и смотрю, с материнским сочувствием. И вовсе не любуюсь скульптурным рельефом высоких скул и лепкой изогнутых в легкой улыбке губ.

— Сколько можно напоминать, господин Смокт, что я не госпожа, а эйта. Судимый и деклассированный элемент. Чего звали-то? — старчески проворчала я. Образу надо соответствовать, а постыдные мысли — гнать подальше.

Мужчина поворошил бумаги, выдернул несколько листков с гербовыми печатями и поднялся.

— Госпожа Леман, вы знаете, какой сегодня день?

— Я его еще не видела, дня-то, — брюзгливо проскрипела я. — Еще четыре утра, к вашему сведению.

Не могу на него смотреть, такого красивого и уставшего. Потому что моя душа не так стара, как должна быть. Потому что, глядя на него, забываю о том, что со мной сделали, и воскресает тень настоящей меня, а это очень больно. И еще потому, что не понимаю, какой якорь держит этот дивный морской корабль с чужими парусами в нашей вонючей луже. И это непонимание злит.

— Так вот, сегодня особенный день. Сегодня первый день вашей свободы, госпожа Леман. Судья удовлетворил мое ходатайство о вашем помиловании и досрочном освобождении от исправительных работ. Вы полностью искупили свою вину и свободны.

В глазах потемнело. Я пошатнулась и рухнула на подвернувшийся стул. Тот жалобно скрипнул, но не развалился. Пять лет тюрьмы и пять лет исправительных работ. Оставалось еще пять, за которые я скорее бы сдохла, чем дожила до свободы.

— Воды? — Заведующий быстро обогнул стол и протянул мне стакан с прозрачной жидкостью.

Я машинально взяла питье. Глотнула… и закашлялась. Горло обожгло, из глаз брызнули слезы. Чистый спирт!

— Ох, простите, госпожа Леман. — Заведующий забрал стакан и понюхал. — Какой шутник налил в мой стакан спирт?

А глаза у него смеются. Знал, прекрасно знал! Специально подсунул старухе!

— Свободна? — выдохнула я наконец и занюхала рукавом, словно заправский пьянчуга. Голова поплыла, как воздушный шар.

— Абсолютно.

— А моя магия? Мне ее вернут? — обмирая, срывающимся шепотом задала я вопрос, прекрасно зная печальный ответ. Никто никогда не возвращает магию преступникам. Каналы сожжены, и это увечье навсегда.

— Увы, это невозможно. Вот ваши документы. — Мужчина осторожно вложил бумаги в мою руку и поднялся. — Благодарю вас за безупречную работу, госпожа Леман.

Я кивнула, прекрасно понимая, что со мной прощаются и выгоняют. Но с места подняться не смогла — ноги отказали.

Свободна. Зачем и для чего? Куда я пойду? Мое место было в казарменной ночлежке для таких же, как я, отщепенцев. Отбытие и прибытие по пропуску. Тюремные харчи. Если задерживалась, как сегодня ночью, то обязательно под поручительство заведующего.

И денег я, разумеется, не получала. Какая может быть зарплата у осужденной? Нужно быть благодарной за кусок хлеба и похлебку в ночлежке. И за бесплатную робу, выданную вместо платья. И тряпичные мужские ботинки с галошами.

Как сквозь слой плотной ваты до меня донесся голос господина Смокта:

— Вы были незаменимы все эти пять лет, госпожа Леман. Вы не только безупречно выполняли обязанности сиделки, уборщицы и прачки при больнице, вы брали заботу о душах многих наших пациентов, говорили с ними, относились к ним лучше, чем иные матери. Я предлагаю вам годовой контракт. Небольшую, но стабильную зарплату и жилье при больнице. У нас есть неиспользуемые помещения на чердаке. Если прибраться, то летом вполне можно жить. А получив первую зарплату, вы сможете уже снять комнату поприличнее. Подумайте.

— Вы очень добры, господин Смокт, — прошептала я. — Почему вы так добры к какой-то старухе?

Он наклонился, сжал мои плечи и легонько встряхнул:

— Вы не старуха. Не смейте так думать о себе! Вам всего тридцать с небольшим. Вы до сих пор красивая, хотя и преждевременно состарившаяся женщина, но это только внешне! Ваши глаза говорят совсем о другой личности!

Я криво усмехнулась, оттолкнула его руки и встала, задрав голову, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Откуда вы знаете, сколько мне на самом деле лет, господин заведующий? Осужденным бывшим магам милосердное государство выдает новые документы. Нам, лишенным прошлого, оно дает новое имя и указывает тот возраст, на сколько мы выглядим после процедуры полного изъятия магии. Вы не можете знать ничего обо мне, кроме того, что позволяет вам узнать Управление наказаниями. Так как и что вы обо мне узнали? Кто-то просил вас за меня? Кто?

Целитель отвел глаза и отступил на два шага.

— Я не могу вам сказать. Я дал слово.

Я почувствовала, как кровь бросилась в лицо. Хотя вряд ли появится румянец на моей нынешней желтой, изрезанной морщинами коже. Неужели кто-то из прошлой жизни следил за мной все эти годы? Кто и зачем? Отец вряд ли, он не станет рисковать карьерой и нарушать запрет. Все родственники, если не хотят репрессий, дают магический отказ от кровных уз. Да и нет у отца таких связей, чтобы отследить. Мать? Ей и отказ давать ни к чему, она еще, так сказать, при жизни отказалась от дочери. Бывший жених? Какое ему теперь до меня дело? Никакая любовь не выдержит такого испытания. Бывшие друзья и подруги? Они не сумасшедшие, чтобы на них легла даже тень подозрений в сочувствии к преступнице.

— Вы поэтому мне покровительствовали? По чьей-то просьбе? — почему-то понимание этого больно царапнуло. Всегда хочется верить в искреннее человеческое великодушие, а не вынужденное, по просьбе. Но когда я стала такой привередой? Я встала и низко поклонилась. — Что ж, спасибо, господин Смокт. Если я свободна, то позвольте уйти. И знаете… я не смогу у вас больше работать. Я снова буду чувствовать себя как… как на каторге.