Братство идущих к Луне

Так и получилось. Увидев идущего по улице Яра, Ада подхватилась, и двинулась в сторону от него, потом свернула на Еловую, дошла до поворота — и наткнулась на Романа, который при её приближении встал, сложил табуреточку, и пошел ей навстречу.

— Ну что, добегалась? — спросил он сердито. — Всё, на сегодня довольно.

— Ром, ну вот зачем? — с упреком спросила Ада.

— Затем, что мы голодные, — сообщил Роман невозмутимо.

— А сами вы суп сварить не можете?

— Можем. Но получится хрючево, — констатировал Роман очевидное. — Ада, давай ты всё-таки умеришь пыл в своих посягательствах на кота, и вспомнишь, что у тебя есть рядом два человека, которым твоя помощь не помешала бы. У меня давление снова скачет, у Яра спина отваливает. И очень хочется супчика на обед. Ну сделай одолжение...

Ада тут же сдалась, тем более что Яр уже подошел к ним, и стоял сейчас рядом, сдержанно улыбаясь. Даже, пожалуй, заискивающе улыбаясь.

— Я там морковку почистил, — сообщил он. — И картошку. Адусь, правда, очень спина болит, а супа хочется. Ну порадуй нас, пожалуйста.

— Ладно, — Ада вздохнула. — Идёмте домой. Я там такое подслушала... дома расскажу.

***

— В общем, он стоит пятнадцать тысяч, — рассказывала Ада. — И Юрий действительно купил его спьяну, решил сыновей порадовать. Но! — она подняла палец вверх. — Скорее всего, они не станут его забирать в город. Хотят бросить на даче.

— И что с того? — поинтересовался Роман. — Это не первый раз, вообще-то.

— Да то, что можно будет его подобрать, и отдать кому-то, — ответила Ада. — Если он им всё равно не нужен.

— Не получится, — тут же сказал Яр. — Потому что бросят они его в сентябре. А уходим мы... Ром, когда мы уходим?

— Тридцать первого августа, — ответил Роман.

— Не совпадает, видишь? — Ян чуть виновато посмотрел на Аду. — Они ещё не уедут. И даже если уедут, мы всё равно не успеем его пристроить.

— Да и не факт, что кот к тому времени будет жив, — добавил Роман. — Ты же знаешь этих детей.

Ада ничего не ответила. Отвернулась, и принялась мешать суп в небольшой кастрюльке, стоявшей на плитке. Роман молча посмотрел на Яра, тот беспомощно развел руками. Мол, что делать-то? Врать? А смысл? Самообман в данном случае глупость несусветная, надо принимать, как данность, то, что есть — всё равно ведь будет оно так, как будет. Увы.

— Ада, если что-то изменится, мы воспользуемся ситуацией, — осторожно произнес Яр. — Но ты пойми, это же...

— Я всё понимаю, — глухо ответила Ада. — Всё. Не думай, я не настолько глупа, как вам того хочется. Просто больно очень. Мне его жалко.

— Всех тебе жалко, кому этого не требуется, — Роман рассердился. — Ты бы нас лучше пожалела. Или хотя бы себя.

— Я не могу себя, — ответила Ада, не поворачиваясь. — Я себя ненавижу, Ром, и ты об этом знаешь. Давайте сейчас не будем об этом, — попросила она. — Садитесь есть. Суп и правда вкусный получился.

***

— Что ты делаешь? — с любопытством спросила Берта, подсаживаясь к Эри. Та сидела за столом, и на тетрадном листе рисовала какие-то непонятные схемки, больше всего напоминающие то ли детские каракули, то ли почеркушки художника-абстракциониста. Какие-то кружочки, точки, пересекающиеся линии...

— Думаю, — отозвалась рассеянно Эри. — Пытаюсь кое-что для себя понять.

— И что именно? — Берте стало интересно.

— Понимаешь, еще давным-давно я для себя сделала одно открытие... если его можно так назвать... — Эри задумалась, подбирая слова. — Таких, как мы с тобой — много, понимаешь? Мы с ребятами говорили тогда про осколки голограммы. То есть нас получается в разы больше, чем их.

— Эээ... погоди, — Берта потерла переносицу. — Наблюдателей?

— Ну да, — кивнула Эри. — И не только. Его женщин — тоже. Таких, как Джессика. Такие, как мы, знают что-то о черных и рыжих. А те женщины, они видят прекрасного принца, если это можно так назвать. То есть у нас есть какие-то идеалы, что ли. Или предвидение. Предчувствие, что-то вроде того.

Эри, впрочем, как и всегда в подобных случаях, говорила немного неуверенно, словно пыталась нащупать, уловить какую-то не совсем сформировавшуюся, ускользающую мысль — но Берта отлично знала, что мысли такого рода у Эри отнюдь не праздны, и чаще всего эта мысль потом способна трансформироваться в модель, причем весьма серьёзную. Но для начала нужно, конечно, разобраться, что именно Эри почувствовала. Она именно что чувствует, и порой эти ощущения в достаточной степени трудно передать словами.

— Ты имеешь в виду, что подобное притягивает подобное? — осторожно спросила Берта.

— Не совсем, — покачала головой Эри. — Это было бы слишком просто, а тут получается сложнее. Вот смотри...

Она перевернула тетрадный лист, и нарисовала на нём три кружочка, в самом центре. Два рядом, один чуть в стороне.

— Это они, — объяснила Эри. — Архэ. Их трое, видишь?

Берта кивнула.

— А теперь смотри дальше...

Рядом с кружочком, расположенным в стороне, появился ещё один.

— Это она. Женщина. Спутница. Или, в некоторых случаях, Связующая Барда, — Эри улыбнулась. — Теперь дальше.

Рядом с двумя другими кружочками появилось ещё три.

— Это, допустим, ты, а это — мужики. Фэб и Кир, например. Или, как у нас, Рэд и Саб, — объяснила Эри. — Встречающие и Наблюдатель.

— Хорошо, поняла, — кивнула Берта. — И что из этого следует?

— Сейчас поймешь. Они трое — не рожденные. Воссозданные. Всегда. Правильно?

Берта снова кивнула.

— А вот мы — нет, — Эри подняла голову, и посмотрела на Берту задумчивым взглядом. — Мы всегда — рожденные. У нас были мама и папа, или, в случае рауф, были старшие отцы, определяющие, и мамы. Так?

— Ну... да. И?

— Ну и вот, — пожала плечами Эри. — Нас всегда больше, Бертик. И я стала, кажется, догадываться, почему. Смотри, что у меня пока что получается.

Чуть ниже Эри нарисовала один кружочек, разделив его полосочками на три части, а ниже нарисовала какую-то невнятную схему — то ли сиур, то ли подобие сиура. И принялась ставить внутри этой схемы множество точек, где-то гуще, где-то реже.

— Что это такое? — нахмурилась Берта.

— Сейчас объясню. Вот это место, — Эри обвела ручкой свои каракули, — кластер пространства, в который должны попасть каким-то образом они трое. Я не про конкретное что-то, я про вообще. И в этом кластере начинаем появляться... ну, мы, — она пожала плечами. — Множество нас. Кто-то сильнее, кто-то слабее, где-то нас больше, где-то нас меньше, но мы всегда, понимаешь, всегда появляемся там, где должны появиться они. Понимаешь?

Берта вдруг почувствовала, что у неё мороз пробежал по коже. Потому что Эри была права. Целиком и полностью права.

— Вот эти три пары, — Эри кивком указала на очередной дневник. — Мы не искали, но там, где были Фламма и Амрит, и Наблюдатель, и Связующая появились бы обязательно. Скорее всего, они там и были уже, просто не дожили до момента встречи. Потому что все погибли раньше, и Амрит, и оба брата, и... наверное, они тоже. Вторая пара — поехали искать что? А кого нашли? На болоте, чёрти где они находят... правильно. Связующую и Наблюдателя. В сильно искаженном виде, конечно, но ведь находят же! Здесь. Связующая и Наблюдатель уже присутствовали при появлении Романа и братьев, ведь так? Да, Связующая погибла, но Наблюдатель — жива. По сей день.

— А мужчины? — с интересом спросила Берта.

— Ну, их тут не могло быть, но если бы Яр и Ян вышли за пределы этого мира, они бы нашлись, — уверенно ответила Эри. Настолько уверенно, что Берте снова стало не по себе. — Думаю, что если их поискать, они найдутся. Если, конечно, они ещё живы. В этом кластере немало миров рауф, ты же знаешь.

Берта кивнула. Верно. Немало.

— Я вот еще что думаю. Ада не погибла из-за того, что погиб Ян, — Эри покачала головой. — Если бы он не погиб, она бы уже умерла. Просто потому что так надо. Или — или.

— Знаешь, это надо подумать, — Берта посмотрела на исчерканный листок. — Некое рациональное зерно в том, что ты говоришь, есть. Но, опять же, нам нужны дополнительные данные. Потому что выборка маловата, согласись. Пять групп. Это ни о чем.

— Согласна, — тут же кивнула Эри. — Слишком мало. Но давай правда про это подумаем. Не просто так же это всё...

— А вот это верно. Конечно, не просто так, — Берта улыбнулась. — И как это у тебя получается каждый раз?

— Что именно? — не поняла Эри.

— Нестандартно мыслить, — пояснила Берта.

— Не знаю, — Эри пожала плечами. — Давай дневники читать. А то я что-то увлеклась, а работа сама себя не сделает.

— Давай, — Берта придвинула к себе тетрадь. — Это у нас... ага... это от восемнадцати лет, и дальше. После смерти Яна.

— Да, да, — покивала Эри. — Она тут уже другая. Совсем другая. Потому что ребенком и подростком она после восемнадцати быть перестала.

***

"...ужасный скандал. Я ездила туда, как на работу, каждую неделю, и про это узнала мама. Господи, как она кричала! Стекла дрожали. Она была в бешенстве, и даже ударила меня пару раз, потому что решила, что я брала у неё деньги, чтобы купить ему поесть, а я ничего не брала, я покупала на те, что зарабатывала сама. Да и что я могла привезти? Хлеб, пряники, сигареты, чай. Правда, чай мне сказали больше не привозить, потому что чай, оказывается, нельзя, его или украдут, или сделают чифирь. Но мама решила, что я на её деньги таскаю Яру еду в дурдом. Я не смогла ничего доказать. И никогда не смогу, она мне не верит.

Буду ездить дальше. Мне уже есть восемнадцать лет, я совершеннолетняя, и могу решать такие вещи сама. Да, я боюсь, что она может выгнать меня из дома, но это значит лишь то, что мне надо быть осторожнее, и не попадаться больше. Я знаю, что меня сдала маме староста нашей группы, потому что я сбежала с практики, чтобы к нему поехать, значит, больше с практики не убегу, буду приезжать вечером.

Яр и раньше был худеньким, а теперь вообще похудел так, что на него смотреть страшно. Он почти ничего не ест, мало говорит, и отвечает невпопад. Врач объяснил, что это из-за лекарств, которые ему дают, и что, видимо, так до конца курса приема этих лекарств с ним будет, потому что других лекарств не существует. Яр со мной говорит, но только про одно. Про то, что у него отобрали Яна, и закопали, и что Яну там холодно. Он просил меня спасти брата, но я не смогу, конечно, выкопать урну, и привезти ему. Это невозможно. Во-первых, урну тут же отберут, и снова зароют. Во-вторых, меня или в тюрьму посадят, или туда же, где сейчас Яр. В-третьих, я боюсь этой урны, или... нет, неправильно. Не боюсь. Мне больно внутри, когда... (зачеркнуто, неразборчиво) Я видела её на похоронах, мне этого хватило. Она чёрная, как ночное небо, и эта табличка... (зачеркнуто)

Мне приходится теперь прятать дневники от мамы. Она пыталась их выкинуть, случайно нашла во время уборки, и отнесла на помойку. Я доставала свои тетрадки из контейнера, вся перепачкалась, порвала кофту, и был ещё один скандал. Теперь прячу дневники в подушку своей тахты. Почему она меня ненавидит? Я же люблю её. Чем я заслужила такое отношение к себе? Хотя нет, заслужить-то я заслужила, но почему она каждый день и час старается напомнить мне об этом?..«

— Да, отношения у них не очень, — заметил Лин.

— Это ты преуменьшил размер проблемы, — покачала головой Эри. — У меня было нечто подобное. Я знаю, как это... когда вот так. Может быть, дальше станет понятнее, почему у них получилось вот такое, но догадки у меня есть.