Райдзин. Проект «Цербер»
Читать книгу "Райдзин. Проект «Цербер»"
Глава 4
Хрупкая девушка, выглядящая сейчас гораздо опаснее всей тройки несостоявшихся убийц, замерла, глядя на меня желтыми звериными глазами.
Я ожидал прыжка, но вдруг заметил, что когти перестали удлиняться, обтекающее тело жидкое серебро вновь превратилось в густые волосы, а лицо за пару мгновений полностью утратило звериные черты. Только что желтые глаза стали почти обычными — светло-голубыми, почти серыми, но зрачок все еще был вертикальный, звериный.
Господи, подействовало, надо же — сестра-оборотень нападать передумала. К счастью, она не заметила мою оговорку — а так обратила бы внимание на сомнения, чик когтями по горлу и в колодец, как Доцент из «Джентльменов удачи» говорил. Мысли от напряжения путались, в голову лезла самая разная чепуха. Мысленно встряхнувшись, я начал лихорадочно размышлять, как бы отсюда потихоньку начать сваливать.
Глаза Наоми между тем уже стали обычными, яркий серебряный отблеск волос исчез, осталось только едва заметное внутреннее свечение. На лице девушки вдруг появилось выражение испуга и она, осознав полную наготу, встала скрестив ноги и обхватила руками грудь. Еще и тряхнула волосами, так что длинные густые локоны частично закрыли тонкую фигурку.
На грудь ее я, кстати, и не смотрел. Смотрел в глаза — потому что, когда исчезли звериные черты, впервые сумел хорошо рассмотреть истинное лицо так неожиданно обретенной сестры. Смотрел на нее, а понимал теперь природу своего происхождения, так повлиявшего на внешность. Сразу несколько факторов сложилось.
Внешность сестры, как и у меня, больше тяготеет к европейскому типу, но при этом имеет явно чуждые европейцам черты. Один из наших родителей наверняка японец или кореец, это точно — только сейчас я вспомнил и первое свое имя, которое незнакомец озвучил: Рейдзи Александров. Причем вспомнил об этом только сейчас, когда в памяти всплыло знание что девушки, превращающиеся в лисиц, зовутся кицуне или кумихо. Зависит от того, чей фольклор — японский или корейский.
Фольклор этот, правда, из народных преданий прямо на моих глазах уже превратился в самую настоящую реальность. И у меня теперь есть сестра — лиса-оборотень. А сам я — метатель молний, вот это вообще неожиданный поворот.
«У тебя была обнаружена малая искра дара владения элементарной стихийной силой. Таких людей рождается много, перспектив овладения даром никаких», — как вживую услышал я голос странного незнакомца.
Геральт, ты, как бы это помягче сказать… говорил неправду, — мог бы я ему сейчас сообщить, если бы его снова увидел. Так, стоп. На поверхности же лежит: гораздо более высока вероятность того, что в личное дело Дмитрия Новицкого записали заведомо недостоверную информацию. А во время удара молнии — в ходе ритуала, его возможности проснулись. Вернее, сейчас это уже мои возможности. Вот это, кстати, весьма похоже на стройную теорию.
Ладно — теории теориями, но, если не сделать отсюда ноги, может случиться нечто неприятное и теории строить будет некому и некогда. Пора действовать, тем более что сестра, пусть и вернув себе человеческий облик, по-прежнему смотрит на меня со странным выражением.
Ощущение чужих эмоций, впервые испытанное на поляне ритуала — когда я почувствовал испуг барона Горанова, возникло и сейчас. И в направленном взгляде девушки я ясно ощутил букет самых разных чувств — злоба, презрение, ненависть, недоверие, озадаченность, интерес. На меня свалилось столько всего, что в ушах зашумело, а после восприятие ее чувств отсекло.
Похоже, чувства брата и сестры далеки от родственных. Причем настолько, что Наоми на меня только что чуть не кинулась, намереваясь разодрать в клочья. Очень бы мне не помешала память реципиента, но намеков на возвращение воспоминаний никаких не было.
— Наоми, нам нужно уходить, — похлопал я по запястью, намекая на часы. — Нас так просто не оставят.
Сестра не ответила, просто кивнула.
— Нам нужна одежда.
Снова кивнув, Наоми сверкнула глазами и двинулась к валяющейся рядом со мной женщине. Я же повернулся к убитым мужчинам. Первый, которому воткнул стойку капельницы под подбородок, реально прожарился — вся одежда сгорела, остатки исходят слабым дымком. Даже ботинки пришли в негодность, вон шнурки понемногу тлеют.
Одежда второго — если не считать разодранную спину, вполне хорошо сохранилась, вот только лежит он ничком в луже крови. Перспектива одеться испарилась мгновенно. Ладно, не ходили красиво, нечего и начинать — посмотрел я на свою больничную робу.
Самое главное мне сейчас — ботинки, босиком много не побегаешь. Вообще босиком причем — один из шлепанцев в ходе недавней драки порвался.
Я присел рядом с более-менее сохранившимся после удара Наоми трупом, быстро расшнуровывая шнурки. Неприятно конечно, тем более что носков своих у меня нет, но что делать. Преодолевать брезгливость не пришлось — ботинки оказались малы. Понятно даже без примерки — как только стянул с ноги один и приложил к своей ступне сразу осознал, что не вариант. Причем ведь убитый — реальный шкаф, выше меня на голову и плечи раза в полтора шире.
— У тебя что, тридцать шестой размер, дядь? — разочарованно удивился я. — Господи, в мире миллионы бандитов, а мне попался тот, у кого нога меньше чем у моей младшей сестры!
Сразу после этих слов слышал, как фыркнула Наоми. Обернулся — она уже сняла халат и платье с убитой белоглазой женщины. Как раз сейчас быстро, грациозным движением надела платье на себя. Синяя обтягивающая ткань словно вторая кожа обняла худенькую угловатую фигурку. Синева цвета вдруг начала стремительно уходить — и платье за несколько мгновений стало отливать серебром. Опять какая-то магия, я уже даже не удивляюсь.
Наоми между тем поправила подол, растягивая ткань на бедрах, замерла и уже несколько секунд смотрела на меня. «Я готова», — будто бы говорил ее взгляд.
— Может ее халат накинешь? — кивнул я на отброшенный в сторону халат и добавил, поясняя: — В одном платье будешь внимание привлекать.
Наоми вслух отвечать снова не стала. Запустила руки в свои шикарные волосы, приподнимая и разводя в стороны густые, отсвечивающие серебром локоны.
«То есть так я внимания не привлекаю?» — уловил я невысказанный вопрос.
— Ну да, действительно, — буркнул я, понимая, что глупость сморозил.
Во что сейчас ее не одень, кроме полностью закрытой паранджи, она со своими серебристыми волосами внимание без вариантов привлекать будет. А мне, похоже, босиком и в больничной одежде так и предстоит убегать.
В общем, план переодеться был хорош, но исполнение подкачало.
Так, ладно. Деньги. Мне нужны деньги — отвернувшись от сестры, стянул остатки кожаной куртки с растерзанного ей убийцы. В куртке обнаружился бумажник — только по краям чуть-чуть мокрый от крови. Внутри, вот удивительно, золотые и серебряные монеты, самые разные. Рассматривать не стал — некогда, просто ссыпал в карман. Обнаружил еще несколько непривычно длинных пластиковых карточек — причем похоже не банковские карты, а пластиковые купюры. Да, именно купюры. Несколько двадцаток, пара карточек достоинством в пятьдесят… ну да, злотых.
Кроме того, в карманах куртки нашел ключи от машины. Вот это нам может пригодиться — особенно учитывая мою больничную робу, в которой на улице буду внимание привлекать.
Посмотрел на брелоке — эмблема БМВ. Поднялся от тела, выглянул в окно. Прямо под окном густая зелень, полосой в несколько метров от стены здания, дальше забор ограждающий больницу. На другой стороне узкой улочки видны каменные дома с красными черепичными крышами, зажегшиеся недавно фонари ярко освещают вход в госпиталь. Так, мы судя по всему на втором или третьем этаже. А больница — в Старом городе, очень уж характерный вид взгляду открылся.
Неподалеку от входа в госпиталь, прямо на нешироком тротуаре, агрессивно криво припаркован черный угловатый автомобиль. БМВ или не БМВ не видно, но весьма похоже: подобная манера парковки там похоже популярная дополнительная опция вне зависимости от варианта окружающей реальности.
В окно я выглядывал просто осмотреться, собираясь после выходить из палаты и выбираться из больницы по лестнице. Но сейчас план поменялся: внизу, в холле, могут быть подельники, а мы с Наоми определенно привлекаем внимание. Окно же высокое, массивное, но открыть можно. Снизу — широкий карниз, хоть беги, а до водосточной трубы метра три.
Наоми уже подошла ближе ко мне. Смотрела не только на улицу, но и на меня. Букет неприятных чувств из ее взгляда так и не уходил, просто эмоции девушки чуть поутихли, так что я снова их чувствовал. И снова кроме ненависти и злости я ощутил заинтересованность.
Если бы еще знать, почему у нее такие эмоциональные качели, связанные со мной. Но, если бы у бабушки были борода и еще кое-что, то это был бы уже дедушка. Так что живем с тем что есть.
— Давай через окно уходить, — показал я сестре на улицу.
Вслух отвечать Наоми снова не стала, опять кивнула. Немая? Очень на то похоже, даже не шипит. И когда белоглазая ее уколоть пыталась, тоже ведь не кричала, стонала только сдавленно.
Рывком открыв тяжелую створку, я быстро выбрался на карниз, прошел пару метров и перебрался на водосточную трубу. Аккуратно — чтобы не поранить ноги, спустился вниз, замер в кустах. Трава щекочет босые ступни, но совсем некритично, реципиент видимо босиком ходил периодически.
Наоми спустилась раза в три быстрее меня — серебряным росчерком скользнула из окна, словно чередой стоп-кадров материализовавшись на карнизе, потом рядом с водосточной трубой, потом на ее середине и хоба — уже стоит рядом.
Впечатляет.
Смотрит на меня по-прежнему с явно выраженной неприязнью. Глаза сощурены, губы поджаты. Черт, как бы она мне когтями не перестегнула, судя по взгляду она едва удерживается от такой перспективы. Может быть ну ее?
Нужна ли тебе такая машина, Вовка? — спросил я сам себя. С одной стороны — сестра, младшая. С другой — оглянуться не успеешь, нашинкует как мясо на шаверму.
— Вместе расходимся или по отдельности? — спросил я ее, приняв решение.
Отвечать Наоми не стала. Она даже на вопрос не отреагировала, ни словом ни жестом. Просто крайне внимательно смотрела на меня.
— Ты вообще говорить можешь? — машинально задал я следующий вопрос.
Иногда бывает так, что сам вопрос гораздо более информативен, чем ответ. Вот сейчас так и случилось. Правда, информации я получил после этого вопроса больше о себе. Словно вспышкой глубинной памяти — в прошлой жизни я был сильный, смелый, ловкий, умелый и даже иногда в некотором роде умный. Вот только была у меня черта, портящая все — очень часто перед тем как что-то сделать, я забывал подумать.
Вот как сейчас.
Едва задал вопрос как вдруг понял, что Дмитрий Новицкий уж знал бы — может Наоми говорить, или нет. И вообще я говорю сейчас на русском, а судя по локации может должен на польском говорить. Тем более что «новый я» здесь вырос и учился, и знание польского у меня из его памяти прорезалось.
Похоже, Наоми сейчас думала об этом же. Злость и презрение из ее взгляда полностью исчезли, уступив место удивлению. Девушка-оборотень вдруг наклонила голову, глядя на меня изменившимся взглядом.