Сгоревшая жизнь

* * *

Уговорить себя не трястись от страха не удалось… Как ни твердила я мысленно, что в любой момент, если меня разоблачат, могу сбежать из больницы и Артур не станет сердиться, но руки у меня предательски дрожали. И казалось, вокруг пахнет смертью… А ведь здесь была не хирургия, и даже запаха крови присутствовать не могло.

Может, этот противный душок источал мой страх? Мое сбивающееся с ритма сердчишко? Чуяла ли его Людмила Петровна, которая отвела меня в ординаторскую и представила докторам? Они уловили этот запах? Или их скептические взгляды, проползшие по всему моему щуплому телу, родились сами по себе?

В сестринской на меня смотрели добрее. С уже знакомым выражением: «Ой, куда ей… Ручки как прутики!» И это слегка успокоило: хоть у кого-то я не вызывала отвращения…

«Артур сказал: веточки, – вспомнилось мне, и я почувствовала себя бодрее. – Это звучит лучше. Приятнее».

– За что ж тебя пацанским именем назвали?

Я обернулась и сразу вспомнила эту медсестру: Софья Каткова. На допросе она разглядывала Артура так плотоядно, что я сразу ее невзлюбила. У нее были короткие рыжие волосы и прозрачные зеленые глаза, подведенные коричневым карандашом. Про себя я назвала ее Патрикеевной – к такой только попади на кончик носа, тут же сожрет. Артур и песенку допеть не успеет… Правда, он, слава богу, не такой лох, как маленький Колобок, и не кусок теста. Может, и выживет.

– Александра – царское имя, – возразила я, еле сдерживаясь, чтобы не послать ее.

Патрикеевна ухмыльнулась:

– Правда, что ли? И кто это у нас был Александрой? Екатерину помню.

«Потому что ты – бестолочь!» – донесся из недавнего прошлого голос нашего историка, который не выносил подобных пробелов в знаниях.

– Последняя русская царица Александра Федоровна, – отчеканила я, глядя в ее изумрудные глаза. Красивые на самом деле…

Ее брови беспомощно изогнулись – она пыталась вспомнить. Пришлось подсказать:

– Жена Николая Второго.

– А, – откликнулась Софья безразлично. – Ой, ну кто ее помнит?!

– Все, кто окончил хотя бы школу… А ее полная тезка была женой царя Николая Первого.

– О боже…

Меня так и распирало, потому что ей явно стало досадно:

– Была еще римская царица Александра, причисленная к лику святых.

– За что это?

– Приняла мученическую смерть, но не отреклась от христианской веры.

– Охренеть, – заключила Софья. – Урок истории окончен. Иди унитазы почисти.

Я помотала головой:

– Это не входит в мои обязанности. Людмила Петровна взяла меня в помощь медперсоналу во время процедур. А мытьем и чисткой унитазов будет заниматься другой человек.

Ее выразительный крупный рот презрительно искривился:

– И кто же это?

Из меня так и рвалось: «Может, ты?» Но я не имела права сразу наживать врагов. Не за этим меня сюда направили. Погрузили в пучину ядовитой белой пены… Не бросили, нет! Опустили бережно… Да хватит врать! Сама рвалась окунуться с головой в другую реальность, от которой кровь стынет в жилах, но это ведь такое сладкое ощущение… Без него и жизнь не в радость. Скука, как любил повторять прекрасный Шерлок. Когда я смотрела этот сериал, еще не представляла, какой адреналин впрыскивает в вены расследование убийств… Артур тоже зависим от этого? Ему так же мучительно необходимы все новые и новые дозы?

«Нужно расположить к себе этих теток, а не настраивать против себя, – напомнила я себе. – Неужели я уже все испортила? Молодец, Сашка! Ты просто спец по заваливанию тайных операций!»

Патрикеевна внезапно сдалась:

– Ладно. Раз Людмила Петровна так решила… Тут даже Надя ничего не поделает.

Видимо, в моих глазах пульсировали вопросительные знаки, потому что она пояснила:

– Надя – это наша старшая медсестра. Для тебя Надежда Владимировна.

– Как скажете. – Я улыбнулась, чтобы мои слова не показались ей хамством.

Патрикеевна взглянула на простые круглые часы на стене:

– Сейчас они с доктором обход заканчивают… А нам пора процедурками заняться.

– Пойдем со мной, – предложила другая медсестра. Она была чуть выше меня, только смуглая и черноволосая. – Зови меня Камиллой.

В руке у нее был планшет, и я подумала: там, наверное, список препаратов, которые нужно раздать больным. Уже шел десятый час, похоже, самое время глушить голоса демонов… Я уже хотела шагнуть за ней, как вдруг Патрикеевна встала между нами:

– Обойдешься. Она пойдет со мной.

И, обернувшись ко мне, улыбнулась с подозрительной ласковостью:

– Пойдешь?

Я попыталась сохранить нейтралитет:

– Кому из вас нужнее моя помощь?

Продолжая улыбаться, Софья заглянула мне в глаза:

– Ты извини, что я на тебя так наехала… Ты – умная. Еще доктором станешь. Недобрала в мед, точно?

От нее нежно пахло духами… Почему-то я считала, что медикам запрещено ими пользоваться, поэтому в отделениях всегда особый «больничный» запах. Вспомнилось, что на мамином зеркальном столике остался флакончик духов, почему бы мне не воспользоваться ими? Но тут же сообразила: Артур узнает этот аромат… Мне не хотелось, чтобы он решил, будто я пытаюсь подменить маму.

– Недобрала, – сокрушенно ответила я, вспомнив, что как раз это и было моей «легендой».

Неужели Патрикеевна струхнула, мгновенно просчитав ситуацию на несколько лет вперед? Я заканчиваю мединститут, возвращаюсь в их отделение уже врачом и начинаю гнобить Софью, возвращая должок… Может, кому-то из бывших санитарок уже удался этот фокус? Поэтому она так быстро «переобулась»?

– Ты – умная, – повторила она с внезапно прорезавшейся тоской. – Пробьешься.

И мне вдруг на миг приоткрылась картина ее жизни, точно Софья приподняла уголок темного занавеса: одна и та же работа на годы вперед… Малооплачиваемая, малоуважаемая. И никакой надежды перейти на новый уровень, потому что это не игра, а жизнь, в которой «зелень глаз» не всегда сулит успех и счастье. Некоторым просто ума не хватает… Другим сплошное «горе от ума». Кому легче?

– Я пойду с тобой, – вырвалось у меня. – Что нужно делать?

Красивые губы ее дрогнули и мягко приоткрылись в улыбке. Если б я была мужчиной, мое сердце сбилось бы с ритма… Скольким докторам Софья вот так улыбалась? Многие ли запирались в ординаторской с медсестрой, похожей на Жар-птицу? Ни один не женился. Или она просто не носит обручальное кольцо? С чего бы… Женщины редко пренебрегают этим знаковым украшением, демонстрирующим их статус. В нашей стране все еще почетно быть замужем… Хорошо, что я пока не обязана думать об этом всерьез.

Софья повела меня по отделению, в котором мне предстояло провести по крайней мере несколько дней, поэтому я на ходу делала зарубки в памяти: туалет, бойлер, столовая.

– У нас тут никого нет в остром состоянии, не боись, – заверила Софья, заметив, как я шныряю взглядом по сторонам. – Эти на другом этаже. У нас «пограничники», они спокойные. Депрессняк в основном.

– Как их лечат?

– Да кого как… Это уж доктор решает.

Навстречу нам по коридору брела девушка в светлом спортивном костюме, напомнившая мне увядший цветок. Ее голова была склонена, точно она внимательно смотрела под ноги, боясь оступиться, и длинные светлые волосы уныло свисали, закрывая лицо. Тонкое тело почему-то клонилось набок, и мне показалось, что она вот-вот ударится плечом о стену. Но пациентке каким-то чудом удавалось сохранять равновесие. Поравнявшись с нами, она даже не повернула головы – очевидно, мы остались за границей ее растительного мира…

– А электросудорожная терапия у вас применяется?

Софья оглянулась девушке вслед:

– Расслабься, тебя туда не пустят. Вот станешь врачом…

«Тогда и получишь право пытать людей», – закончила я за нее.

Я заранее насмотрелась ужасов про лечение электрошоком, пытаясь хоть как-то подготовиться к тому, что могу здесь увидеть. Документальные съемки оказались страшнее любой фантазии: бьющиеся в конвульсиях люди, уродливые лица, искаженные адской мукой, сломанные зубы, трещины в позвоночниках. И, как результат, полное перерождение в существо вегетативного вида…

– Хоть кому-то она помогает?

– Ты удивишься, но – да. Реально. Хотя даже доктора не понимают, как это работает, – оглянувшись, Софья понизила голос. – Но некоторые пациенты выписываются совсем нормальными. Вот честно, с виду не отличишь от нас с тобой.

«Я не с вами», – мне уже хотелось рвануть к выходу и убежать подальше от этого жуткого места. А ведь я увидела только одну пациентку! Что же будет, когда…

И тут из палат начали выходить другие. Некоторые женщины были во вполне приличных спортивных костюмах, другие в застиранных домашних халатах, но одежда была единственным, что отличало их друг от друга. Это было настоящее шоу фриков: пустые глаза, пересохшие рты, которые почти все из них монотонно разевали, не произнося ни слова, растопыренные, как пингвиньи крылья, руки… Воздух наполнился шуршанием тапок, которыми они скребли линолеум, слоняясь по коридору, почти прижимаясь к стенам.

– Гуляют, – бесстрастно пояснила Софья. – На улицу им тоже можно, под нашим присмотром. Но сегодня погода адская…

Ей не в новинку было это зрелище, ее оно не ужасало. Я же еле сдерживалась, чтобы не завопить: «Да что с вами сделали?! Очнитесь! Неужели вы пережили больше, чем я, чтобы уйти в депрессию с головой?»

– У них всего лишь депрессия?

– Была, – подтвердила медсестра. – Теперь нет.

– Но они… Станут снова нормальными?

Она удивилась:

– А что с ними не так? Они больше ни на что не жалуются – это главное.

– Это главное?

Остановившись, Софья посмотрела на меня так пристально, что я очнулась: «Что я несу?!»

– Слушай, малышка, может, психиатрия – не твое? Ты подумай десять раз! Больно ты слабонервная…

Это я-то?!

– Может быть, – пробормотала я, сообразив, что это хороший повод смыться отсюда, когда я узнаю то, за чем пришла. Если узнаю…

Но Софья неожиданно погладила мою щеку согнутым пальцем:

– А может, и ничего. Привыкнешь. Я тоже вначале в шоке была… А теперь вообще без проблем! Выйди во двор, подыши. Полегчает… А то прям побледнела.

Она показала мне служебную лестницу, по которой я сбежала вниз к выходу, предназначенному только для своих. Софья дала мне ключ. Возле двери, как она и обещала, висел пуховик общего пользования. В другом случае я ни за что не надела бы его, но сейчас выбирать не приходилось – мне не терпелось вырваться на воздух… Кажется, я и в самом деле в любой момент могла лишиться сознания.

Днем больничный сад выглядел иначе, но был так же наполнен ароматом грусти… и яблок. Задрав голову, я увидела, что деревья просто усыпаны ими, а потом обнаружила: из-под сухих листьев под ногами тоже выглядывали красные и зеленые круглые бока. Я подумала, что надо набрать немного, когда отправлюсь домой… Нет ничего лучше, чем похрустеть сочным яблоком, сидя в кресле с новой книгой! Меня ждет целая стопка еще не читанных: чтобы не сойти с ума в пустой квартире, я накупила их про запас.

– Лучше всего от одиночества спасает детский смех, – как-то поделился Артур. И печально добавил: – Но ни тебе, ни мне этот вариант не подходит.