Без очереди в рай

— Вот видите, — поддержал Тесалов. — К тому же, доктор Кейн, в этой ситуации вы сами не безгрешны. Теперь ваши сокамерники… или, скажем так, ваши пациенты лежат в реанимации. — (Опаньки!.. И что теперь с того?) — Оба в тяжелейшем состоянии, — подчеркнул Тесалов и вполне прозрачно намекнул: — Охотно допускаю, что вы здесь ни при чем, просто оба-два случайно поскользнулись. Но если дело дойдет до разбирательства, то, уверяю вас, правых в этой буче не окажется. Согласны?

Н-да. Согласна не согласна, но не гони волну, а не то сама же нахлебаешься.

— Хорошо, замнем для ясности, — устало согласилась я. — Мы закончили?

— Почти. Еще один момент. Позавчера, около полуночи, вы ездили на вызов по адресу Пражская 11. Ложный вызов, так? — Я кивнула. — Темнить не буду, — продолжал Тесалов, — примерно в это время при не вполне понятных обстоятельствах в квартире в том подъезде умер человек. Ничего необычного вы там не заметили? — Я молча покачала головой. — Ясно, — так и не дождавшись комментариев, проговорил Тесалов. — Никого и ничего, как и ожидалось… Между прочим, почему вы ездили на своей машине?

В подробности вдаваться я не стала.

— Вызов срочный был, со «скорой» передали, повод «плохо с сердцем». А служебной в это время не было, водитель ненадолго отпросился. — Я несколько замялась. — Конечно, это не разрешено, но…

Капитан утешил:

— Я вас понимаю. Повсюду что-то не разрешено, однако сплошь и рядом практикуется… — Тесалов уточнил: — Ложный вызов — частое явление?

— Не часто, но случается, — пожала я плечами. — Вам же «бомбами» покоя не дают? Вот и у нас хватает идиотов. — И кстати, о последних: — Вы всё еще меня подозреваете?

— Ни в коем случае, — заверил капитан. — Но для проформы давайте уточним, во сколько вы там были и когда приехали.

Я прикинула:

— Давайте посчитаем. Вернулась я примерно без двадцати час. Как раз тогда подъехал мой водитель, он на время обратил внимание. А на всё про всё ушло минут пятнадцать, следовательно, выезжала я в середине первого, минут так в двадцать пять. Да, в ноль двадцать пять, плюс-минус три минуты. А что? Можно всё проверить, время же указано в сигналке, записано в журнал и, наконец, занесено в компьютер… Это так принципиально?

— Лишь для очистки совести, — уверил капитан. — Стало быть, время выезда и время возвращения на базу у вас фиксируются?

— Да, разумеется. — (Иное дело, что эти записи… э-э… не чересчур точны. Например, когда у нас завал, и мы дольше положенного задерживаем вызовы, время вызова ставится с поправкой на задержку. В каждой избушке свои погремушки, но посторонним знать о них необязательно.) — Разумеется — и время вызова, и выезда, и время пребывания на вызове. А по возвращении врача диспетчер отмечает и время возвращения, — подтвердила я.

— Именно диспетчер? — уточнил Тесалов.

— Ну да. А это сколь-нибудь существенно? — переспросила я.

— Лишь для очистки совести, — повторил Тесалов. — Если вам угодно, для общего развития… Кстати, — усмехнулся он, покосившись на наручники, которые так и остались висеть на батарее, — не под протокол, тоже, так сказать, для общего развития. Не поделитесь, где вы научились таким занятным штучкам? Навыки у вас довольно специфические, должен вам заметить…

— К делу это имеет отношения? — уточнила я.

— Признаться, нет, но…

— А по существу еще вопросы будут? — перебила я.

Тесалов не смутился.

— Да, — улыбнулся он. — Что вы делаете сегодня вечером?

— Что-о?!!

Ага, непередаваемо.

И непереводимо.

И даже уголовно наказуемо.

Даже жаль, что я не разразилась — мне как-то и самой вдруг стало интересно, до чего бы я договорилась. А может быть, не жаль, тем более не оставалось у меня ни сил, ни настроения реагировать на местные приколы. И без того всё то, что здесь произошло, смахивало на тупую шутку юмора, которую давно пора заканчивать.

На том и порешили. Расстались мы не так чтоб по-хорошему, но и не по-плохому. Я молча подмахнула протокол, получила забранные накануне мелочи и сдержанно откланялась.

На улице был дождь. Часы показывали пополудни половину третьего. В отделении милиции я провела чуть больше восемнадцати часов. Целых восемнадцать, к тому же с небольшим. И — всего-то восемнадцать, пускай и с небольшим, но — как всё изменилось!

Даже странно, как всё изменилось… Жить стало неуютно и неправильно. Неуютно, словно среди дня ни с того и ни с сего наступили сумерки, и враз похолодало, и притом не только лишь снаружи, но и почему-то изнутри. Неправильно, будто долгожданный карнавал заполошной петербургской осени не начавшись кончился, вместо праздника оставив по себе жалкие остовы декораций, мокнущие под безрадостным дождем — стылым, моросящим, неприкаянным, под каким-то цепенеющим дождем…

Короче, было холодно и сыро. Ежась в легкой, не по погоде, курточке, я пешком добралась до стоянки перед поликлиникой. На мою «десяточку» никто не покусился, машину я нашла там же, где оставила. Прикинув, стоит ли зайти на «неотложную», решила, что в моем теперешнем растрепе это ни к чему. Для начала было бы желательно соскрести с себя всю суточную грязь — да и вещи после «обезьянника» стоило бы продезинфицировать.

Домой я уезжала как бы нехотя. Странно, да, но в самом деле так — как бы без охоты, механически, отстраненно, что ли. Меня освободили. Ну и что? Вокруг был дождь, а жизнерадостности почему-то не было. Наоборот, где-то там, под спудом, в глубине души, на манер того же осеннего дождя знобко моросило ощущение, что вся эта нелепая история для меня так просто не закончится. Ох, еще аукнется оно, ох, не раз еще оно откликнется…

Аукаться оно мне начало даже раньше, чем я ожидала. А всё из-за того, что Лерочка вчера исхитрилась выглянуть на улицу аккурат тогда, когда меня грузили в «упаковку». Если помните, сестренка типа как работает в «Гусятнике», а окна в ее массажном кабинете как раз выходят на стоянку. Ага, и в итоге младшенькая с переляку переполошила всех, кого совсем не надо бы. Мало мне того, что она без меры озадачила звонками тетю Лизу, так она еще и в телефонном разговоре с фатером язык не придержала!

В результате дома мне немедленно пришлось выдержать сражение с телефоном. А поди нормальным людям объясни, за что же именно меня арестовали…

Первым по межгороду прозвонился фатер и в обычном для него телеграфном стиле поинтересовался, нужен ли дочурке адвокат. Будто сговорились все с этим «адвокатом»! Встать, Страшный суд идет… К тому же мой родитель до сих пор совершенно искренне считает, что покамест он не так богат, чтобы тратиться на что-либо дешевое. Так что жди тяжелой артиллерии — такой, как Генри Резник, например. А зачем мне Резник, например, если я ни в чем не виновата?

Кстати, э-э… а ты не виновата?

(Янка, мы маньяк? А ты уверена? Вот и я ничуть не сомневаюсь, что если человеку что есть силы вдалбливать, что типа он того, то он и станет как бы вроде этого… Нет, мы в самом деле не маньяк?)

В чистом виде ярмарка абсурда. Опаньки не опаньки, но сколько не шути, всех не перешутишь. Едва я распрощалась с фатером, юморком пройдясь по аблакатам, как сейчас же прозвонилась Лерочка. Ну, если перед фатером я сжато отчиталась, то сестричку скорее отчитала, и отнюдь не сжато, пообещав завтра же прямо у нее на новоселье ей кое-что добавить, а кое-что чуток укоротить. Будет знать, как панику устраивать!

Очередь была за тетей Лизой, но тут я собралась поднапрячь характер. Всё, сначала генеральный мокрый драй, а уж потом поговорим за чаепитием. Да и пообедать бы мне было не грешно…

Напрягать характер не пришлось, с расспросами она не торопилась. Так что я отмылась (ух-х-х!) и перекусила — и теперь сама была не прочь пообщаться с милейшей старушенцией.

Чаевничали мы в комнате соседки. Точнее, кофеевничали, потому что Елизавета Федоровна организовала свой чудесный кофе, и до чая дело как-то не дошло. К кофе тетя Лиза выложила шоколадные конфеты с начинкой из ликера, припасенные, сдается, нарочно для меня.

Конфеты оказались преотличными, начиненными по меньшей мере четырьмя видами ликеров. Удовольствие, скажу, не из дешевеньких.

— Ох, тетя Лиза, балуете вы меня, — улыбнулась я. — Такое пиршество — по нынешним-то ценам!

Соседка отмахнулась:

— Ничего, не разорюсь. — И не слишком весело добавила: — Времени не хватит.

Я было начала:

— Ну-у, Елизавета Федоровна…

— Яночка, не надо, — мягко придержала тетя Лиза, — я, если ты заметила, вовсе не глупа. Я больна, и ты об этом знаешь. Не много мне осталось. — Она жестом пресекла дежурные протесты. — Оно и к лучшему: по крайней мере, рак меня избавит от маразма, что, согласись, не худший вариант. — Она чуть улыбнулась: — Вот так-то, Яночка. Что будет, всё мое, а большего не вынести. Поверь старухе.

Я несколько смешалась:

— Так я ж не ква, я только кукареку, — неуклюже отшутилась я.

(А что тут скажешь, разве что соврешь.)

— А ты не кукарекай, не то накаркаешь, — не осталась в долгу Елизавета Федоровна. — И потом, если не тебя, то кого же мне прикажешь баловать?.. Ты давай-ка лучше расскажи, что с тобой такое приключилось.

А поди-ка это расскажи.

— Ох, тетя Лиза! Тут не то что я — тут даже вся милиция вам бы не ответила. Не поверите, но менты меня с маньяком перепутали! — рассмеялась я, но в ответ улыбки не дождалась. — Да ну их, сущий бред, — пожала я плечами. — К тому же толком-то я всё равно ничего не знаю, в основном на слухи ориентируюсь. На работе поговаривали, что на территории нашего района маньяк образовался, вроде бы он под врача работает. Чушь какая-то, почти как в анекдоте…

Я пересказала забелинскую байку про «пять старушек — рубль».

— Ну так вот, — продолжала я, — а самое смешное, что маньяк и в самом деле есть, во всяком случае, менты кого-то ищут. А что еще смешнее, нашли они — меня… — Я пунктиром очертила ситуацию, опустив, естественно, злоключения в камере. — Так что это даже несмешно — это натурально обхохочешься. Никого маньячнее меня им не подвернулось. Сдается мне, кто-то там у них ну очень крепко сбрендил… Вот, собственно, и всё. — Я чуть виновато улыбнулась: — Напрасно Лера вас вчера переполошила, — заключила я.

— Напрасно, говоришь… — Елизавета Федоровна была на удивление задумчива. — Ну, ничего напрасного на свете не бывает, — рассеянно заметила она, будучи, похоже, чем-то озадачена, как бывает озадачен человек, который вдруг услышал далеко не то, что допускал услышать. — Нет, ерунда какая-то, — решила она что-то для себя. — Но, в общем, ты права — странная история. Очень странная, — покачала головой старушка, — настолько странная, что впору призадуматься, нет ли у нее второго дна. — Она внимательно взглянула на меня: — Подумай, Яночка, ты вокруг себя не замечала ничего такого необычного? Странностей каких-нибудь? На службе, например?

О чем это она?

— Нет вроде бы… Да нет же, тетя Лиза, на службе всё тип-топ, не страньше, чем обычно. Лечим, иногда вылечиваем, бывает — насовсем… — Я, мягко скажем, недоумевала: — Но я не понимаю…

— Равно как и я, — «утешила» меня Елизавета Федоровна. — Да, между прочим, Яночка, ты никогда не интересовалась статистикой смертей на территории обслуживания вашей «неотложки»? Да ты не удивляйся так — в старости, как в детстве, любопытство неисповедимо, — мельком усмехнулась тетя Лиза. — Не спорю, как и в детстве, оно частенько заводит не туда, но будь уж снисходительна… Как я понимаю, в каждой поликлинике имеется архив, что-то вроде отделения статистики? — Я кивнула. — То есть при желании там можно отыскать данные по всем пациентам вашего района, в том числе по умершим, ведь так? Как это всё устроено?