Кровавая луна

— Проведёшь пресс-конференцию? — спросила Меллинг.

— Хорошо. Хочешь вместе...?

— Нет, пока у нас нет положительной идентификации тела, веди без меня.

— Значит, вместе с Крипосом? У них есть люди на месте происшествия.

— Ладно, прекрасно. Если это всё, то я вернусь к своим гостям.

В последовавшей паузе Катрина услышала негромкий разговор на заднем плане, звучавший как дружеский обмен мнениями, когда один человек подтверждает и развивает то, что сказал другой. Социальные связи. Именно их предпочитала создавать Бодиль Меллинг. Она почти наверняка разозлилась бы, если бы Катрина снова подняла ту тему. Катрина предложила это, как только было объявлено о пропаже Бертины Бертильсен, и возникло подозрение, что две женщины могли быть убиты одним и тем же мужчиной. Сейчас она тоже ничего не добьётся, Меллинг ясно дала это понять, фактически положив конец дискуссии. Катрина должна просто забыть об этом.

— Ещё кое-что, — сказала она, позволив словам повиснуть в воздухе, пока она переводила дыхание.

Но её начальница опередила её.

— Мой ответ — нет, Братт.

— Но он единственный специалист по этому вопросу, который у нас есть. И он самый лучший.

— И самый худший. Кроме того, он больше не наш сотрудник, слава богу.

— Журналисты обязательно начнут его искать, спросят, почему мы не...

— Тогда ты просто скажешь правду, которая заключается в том, что мы не знаем, где он находится. Более того, учитывая то, что случилось с его женой, вкупе с его неуравновешенным характером и злоупотреблением психоактивными веществами, я не могу представить, чтобы он участвовал в расследовании этого убийства.

— Мне кажется, я знаю, где его найти.

— Брось это, Братт. Обращение к прежним героям, как только тебе стало сложно, воспринимается как скрытое пренебрежение к людям, которые сейчас находятся в твоём распоряжении в отделе по расследованию убийств. Как это повлияет на их самооценку и мотивацию, если ты скажешь, что хочешь привлечь эту развалюху без значка? Это то, что называется плохим руководством, Братт.

— Хорошо, — сказала Катрина и с трудом сглотнула.

— Ладно, я ценю, что ты считаешь, что всё хорошо. Что-нибудь ещё?

Катрина на мгновение задумалась. Итак, на самом деле Меллинг может вступать в конфликт и скалить зубы. Это хорошо. Она посмотрела на полумесяц, висящий над верхушками деревьев. Прошлой ночью Арне, молодой человек, с которым она встречалась почти месяц, сказал ей, что через две недели произойдёт полное лунное затмение, так называемая кровавая луна, и они должны отметить это событие. Катрина понятия не имела, что такое кровавая луна, но, по-видимому, это происходило раз в два-три года, и Арне был так воодушевлён, что у неё не хватило духу сказать, что, возможно, им не стоит планировать своё будущее дальше, чем на две недели, учитывая, что они едва знали друг друга. Катрина никогда не боялась конфликтов или прямолинейности. Вероятно, она унаследовала это от своего отца, полицейского из Бергена, у которого было больше врагов, чем дождливых дней в этом городе, но она научилась выбирать свои сражения и время их проведения. И, поразмыслив над этим, она поняла, что может не идти на конфронтацию с мужчиной, будущее с которым было для неё туманным. Но некоторых конфликтов ей не избежать. И лучше сделать это сейчас, чем позже.

— Вообще-то да, — сказала Катрина. — Можно ли будет так и сказать на пресс-конференции, если кто-нибудь спросит? Или родителям следующей убитой девушки?

— Что сказать?

— Что полиция Осло отказывается от помощи человека, который раскрыл три дела о серийных убийцах в городе и задержал трёх преступников? На том основании, что, по нашему мнению, это может повлиять на самооценку некоторых наших коллег?

Воцарилось долгое молчание, и Катрина теперь даже не слышала никакого разговора на заднем плане. Наконец Бодиль Меллинг откашлялась.

— Знаешь что, Катрина? Ты усердно работала над этим делом. Продолжай в том же духе и проведи эту пресс-конференцию, поспи немного в выходные, и мы обсудим это в понедельник.

После того как они закончили разговор, Катрина позвонила в Институт судебной медицины. Вместо того чтобы обратиться по официальным каналам, она позвонила на личный номер Александре Стурдза, молодой сотруднице Института, у которой не было ни мужа, ни ребёнка и которая не слишком возражала против продолжительного рабочего дня. И, конечно же, Стурдза ответила, что они с коллегой осмотрят тело на следующий день.

Катрина стояла, глядя вниз на мёртвую женщину. Возможно, именно тот факт, что в этом мире мужчин она благодаря своим собственным усилиям стала тем, кем стала, не позволил ей отбросить своё презрение к женщинам, добровольно зависевшим от мужчин. То, что Сюсанна и Бертина жили за счёт мужчин, было не единственным обстоятельством, связывающим их. Другим связующим звеном между ними было то, что у них был один и тот же мужчина, старше их на тридцать лет, магнат недвижимости Маркус Рё. Их жизнь и существование зависели от других людей, мужчин с деньгами и работой, которых у них самих не было, мужчин, обеспечивающих их. Взамен они предлагали свои тела, молодость и красоту. И — поскольку об их отношениях было всем известно — выбранный ими хозяин мог наслаждаться завистью других мужчин. Но, в отличие от детей, такие женщины, как Сюсанна и Бертина, жили с пониманием того, что любовь не была безусловной. Рано или поздно хозяин бросил бы их, и им пришлось бы искать нового человека, которым можно было бы питаться. Или позволить питаться собой, в зависимости от того, как на это посмотреть.

Была ли это любовь? Стоит ли отрицать это лишь потому, что думать об этом было слишком удручающе?

Между деревьями, в направлении посыпанной гравием дороги, Катрина увидела синий огонёк подъехавшей бесшумно машины скорой помощи. Она подумала о Харри Холе. Да, в апреле он подал признаки жизни: послал открытку — подумать только! — с фотографией пляжа Венис и почтовым штемпелем Лос-Анджелеса. Словно сигнал, пойманный гидролокатором с подводной лодки, затаившейся на дне океана. Сообщение было коротким: «Вышли деньги». Была ли это шутка, она не знала. С тех пор никаких вестей.

Полная тишина.

Последний куплет колыбельной, который она не пропела сыну, зазвучал у неё в голове:

Блюмен, Блюмен, мне заблей,

Голос твой мне всех милей.

Милый мой, скорей ответь,

Ты не можешь умереть!