Дело Марины Мнишек
- Автор: Михаил Роговой
- Жанр: Детектив
- Дата выхода: 1972
Читать книгу "Дело Марины Мнишек"
ГЛАВА 2
Труп лежал на шоссе, почти посредине, но Валентина сразу его не увидела, хотя он был центром места происшествия. «Волга» с разбегу остановилась, словно уперлась в мягкую ладонь.
Пахомов уже открывал дверцу.
— Приехали!
Со стороны все это, наверно, было похоже на кадры из криминального фильма немецкой киностудии «Дефа». Едва «Волга» остановилась, как дверцы ее стремительно открылись и из машины вышли Пахомов, следователь прокуратуры и Валентина — быстрые сосредоточенные и деловые (во всяком случае так эту сцену восприняла Валентина. Не переставая думать, что вот оно, настоящее «дело», она все еще не до конца освоилась с тем, что участвует в реальных событиях).
Первое, что она увидела, был стоявший у обочины газик с зажженными фарами, направленными на шоссе. Метрах в сорока тоже светились желтые фары, там тоже стоял газик или какая-то другая машина. Вокруг была темень, фары обеих машин выхватывали часть шоссе, похожего на широкую черную реку, вынырнувшую из темноты и в темноту уходящую. Посреди освещенного участка Валентина увидела труп — одна рука его была вытянута вперед, нога поджата, человек словно пытался переплыть черную пустынную реку, но сил не хватило, и течение стало сносить его в сторону города. (Это ощущение пустынности и одиночества — ничто уже не в силах помочь! — долго еще возвращалось к Валентине, по спине ее при этом пробегали мурашки, и она чувствовала, как на висках и над верхней губой проступает холодный пот).
Она приблизилась к трупу.
Это был пожилой мужчина (теперь следовало говорить: труп пожилого мужчины…) Он лежал на животе, прижавшись щекой к асфальту. Волнистые волосы его не растрепались, а как-то беспомощно свисали, были они совсем седые, зато пушистые усы — черные, седина в них только проскальзывала. Лицо мужчины было полное, с легко очерченным вторым подбородком — породистое лицо — с крупным носом горбинкой, кустистые брови, набрякшие, сейчас полуприкрытые веки. Левая рука вытянута вперед, правая прижата к боку, нога в темной лужице крови…
— Разрешите…
Валентина повернула голову, — рядом стоял высокий казах в милицейской форме, старший лейтенант. Он поправлял объектив фотоаппарата, в нетерпении шевеля красивыми, вразлет, черными бровями. Валентина отступила.
— Готовы, Есенов?
— Да, товарищ майор.
Пахомов включил фонарик, брызнул яркий луч. И тотчас вспыхнул блиц, будто блеснула синяя молния, а может быть, молния и вправду блеснула, совпала со вспышкой блица. После вспышки стало еще чернее, в наступившей тишине вдали загромыхал гром.
— Только грозы не хватало, — проворчал Пахомов и позвал: — Доктор… Надо поторапливаться.
Из темноты появился молоденький, скуластенький, в соломенной шляпе доктор, тот самый судмедэксперт, за которым заезжала в городской морг милицейская машина. Он присел на корточки и начал быстро ощупывать ноги, руки, туловище покойного.
— Перелом… И здесь перелом… — бросал он время от времени. «Р» он не выговаривал, и у него получалось: «пе’елом», будто он дурачился у трупа. (Валентина понимала, что это просто дефект речи, но не могла унять нарастающего раздражения).
— Похоже на наезд. Следов д’угого ха’акте’а нет.
Доктор перевернул труп на спину и снова проворно зашарил по телу, прощупывая его короткими, сильными пальцами, а Валентина не могла отвести глаза от лица покойного, полного, немного асимметричного (она вспомнила, что читала у профессора Герасимова, восстанавливающего лицо по черепу, что лица у людей асимметричны, одной половиной они больше похожи на мать, другой — на отца). «И у этого человека были мать и отец, и родители гадали о его будущем», — думала Валентина. Покойник теперь лежал спиной на черном шоссе, и налетевший ветерок шевелил его усы, пышные, казацкие, в городе теперь таких не носят…
— Похоже, что наезд, — повторил доктор.
Пахомов присел на корточки рядом, старший лейтенант Есенов подал ему газету. Пахомов расстелил ее на шоссе, сунул руку в карман брюк покойного и вывернул его. Мокрый от крови карман был пуст. Пахомов вытер клочком газеты испачканную руку, обошел лежащего с другой стороны, снова присел на корточки и вывернул второй карман. В нем оказалась мятая пачка сигарет «Орбита» и несвежий носовой платок, Пахомов осторожно выложил все это на газету и продолжал осмотр. Из бокового кармана пиджака он вынул записную книжку, полистал ее, досадливо гмыкнул.
— Что? — спросил следователь прокуратуры.
— Новая, — ответил майор. — У-у, работа!
Кроме записной книжки в пиджаке оказался потертый дерматиновый бумажник. Пахомов раскрыл его, вынул пачку десятирублевок. Заглянул во все отделения — одно, другое, третье…
— Что? — снова спросил следователь.
— Никаких документов.
— Да-а, — лениво протянул следователь, коснулся ладонью лысины. — Доктор прав, это наезд. Когда грабят, деньги забрать не забывают… Вы правы, доктор!
— Категорически я ничего не утверждаю. Вскрытие покажет…
— Перестраховочка?
— Никаких документов. — Пахомов выпрямился. — Теперь вот и ответьте: кто он?
— Кто? — сочувственно повторил следователь прокуратуры.
— Доктор, поправьте ему голову, сфотографирую в фас, — попросил Есенов и стал готовить аппарат.
— Одну минуту!
Доктор запустил все пять пальцев в волнистые седые волосы покойного, с силой потянул их, повернул голову как требовалось. Валентину передернуло — теперь она знала, почему ее все время раздражал этот эскулап! Как можно быть таким черствым, таким каменным!.. Впрочем, все они здесь такие — и этот нетерпеливый красавец старший лейтенант, и следователь прокуратуры со своим равнодушным «что?», и тот же Пахомов. Валентина запомнила, как он оторвал кусок газеты и вытер с руки кровь.
Вспыхнул блиц, и снова, как в первый раз, вокруг стало еще темнее.
— Эх-хе…
Валентина оглянулась. За ее спиной стоял коренастый, среднего роста мужчина. Вероятно, он и сам не заметил, как вздохнул вслух. Он тоже посмотрел на Валентину. У него был большой выпуклый лоб с залысинами и рассеченный глубокой ямочкой подбородок. (Это был первый человек, встреченный здесь Валентиной, который так же, как и она, испытывал потрясение перед лицом смерти). Валентине захотелось что-нибудь сказать, но сразу она не нашлась, а мужчина повернулся и, тяжело ступая, пошел прочь.
В темноте опять загромыхало, теперь значительно ближе. Валентина подняла голову: звезд не было видно. Ее окружала со всех сторон темень, освещена была только часть шоссе. Она вдруг увидела, что возле никого нет, она одна. Ей стало страшно. Она огляделась: у дальней машины, загораживая фары, стояло несколько человек (как бывает на старинных картинах — таинственные, черные силуэты в желтых ореолах). Валентина бросилась к ним.
— Ребята, измерьте от бордюра до бордюра, — приказал в темноте чей-то голос.
Шоссе пересек человек в милицейской форме, за ним тянулась тонкая лента рулетки. Валентина осторожно перешагнула через нее, остановилась. Человек, дойдя до обочины, нагнулся. У противоположного бордюра Валентина увидела еще двоих в форме: ей стало стыдно за свой испуг.
Машина с зажженными фарами оказалась лакированной черной «Волгой» с белой шахматкой на дверцах — такси. Позади такси стояла милицейская машина, дверца ее была распахнута, в нее заглядывал Пахомов, кивая сидящему в машине сержанту в наушниках.
Валентина подошла поближе.
— Внимание всем постам, — говорил сержант, держа у губ микрофон. — Обратить внимание на машины ГАЗ-51, идущие в направлении Зареченска и аэропорта, нет ли вмятин на радиаторе и крыльях…
Пахомов еще раз одобрительно кивнул, показал на уши. Сержант-радист сдвинул наушники.
— Добавьте: возможно, машина гружена яблоками.
Валентина удивилась.
— Уже установили марку машины, сбившей человека? Но как?
— Вы что-то сказали? — спросил майор, выпрямившись.
— Я спрашиваю, как вы установили марку сбившей машины?..
— Мы еще ничего не установили.
— А почему тогда?.. — Валентина показала на радиста.
Пахомов пояснил:
— У обочины шоссе возле трупа обнаружены на земле следы автомашины, она заворачивала и немного съехала с шоссе…
Он гмыкнул и отошел к такси, к остроносому пареньку в кепочке с целлулоидным козырьком. Кроме паренька у «Волги» стояли пожилая женщина в старом мужском плаще и еще двое — один из них был мужчина с ямочкой на подбородке. «Те самые таинственные силуэты со старинной картины», — подумала Валентина. Остроносый, увидев майора, заволновался вытянул навстречу шею, но майор, не сказав ничего, присел на корточки, примостил на колено планшет с бумагами и стал писать. Остроносый повернулся к Валентине.
Валентина вспомнила, что когда она перешагнула через ленту рулетки, на шоссе валялось яблоко.
— Наверное, упало с автомашины, — отозвался майор, на мгновение приподнимая лицо. — Сперва шофер резко затормозил, потом стал заворачивать, яблоки и скатились.
— Но это возле трупа, а яблоко, о котором я говорю, лежит здесь в нескольких шагах отсюда… Как оно сюда попало?
— Кто его знает? — Пахомов пожал плечами, встал. — Вы хотели посмотреть на следы автомашины?.. Во-он, видите? Пойдите, там товарищ из ГАИ. (Валентина чувствовала, что к щекам ее приливает кровь. Она знала, что на месте происшествия следователь обязан обращать внимание на каждую мелочь: она сказала глупость, «сморозила», как говорит в таких случаях ответственный секретарь их газеты Дима Судариков, может быть… Тогда майор Пахомов должен был объяснить ей… Он занят? Но ведь и она здесь на работе!)
— Но если следы вас не очень интересуют, оставайтесь здесь. Поможете мне, подиктуете… — сказал майор.
Валентина взглянула на остроносого, на женщину в плаще… «Ну нет, дорогой майор, — подумала она. — Вы уже сказали свое слово: «Пойдите… посмотрите». К чему теперь это «если». Не стану я вам помогать, да и ни к чему вам моя помощь. Я здесь посторонняя, я журналистка и здесь для того, чтобы ходить и смотреть! Вы правы, майор!»
(Потом, вспоминая эти свои рассуждения, Валентина не раз краснела: тщеславная девчонка!).
Она отошла и посмотрела.
На земле возле шоссе действительно были хорошо видны следы какой-то автомашины; над ними склонились двое: немолодой грузный капитан — наверно, «товарищ из ГАИ» — и чернобровый старший лейтенант Есенов. Старший лейтенант (заместитель начальника НТО — научно-технического отдела, как узнала потом Валентина) только что фотографировал эти следы, — издали Валентина видела ослепительную вспышку, — а теперь, когда подошла, Есенов уже прикрывал объектив фотоаппарата черной крышечкой.
Он кивнул ей.
— Ну как, — спросил он, — что-нибудь интересное для себя увидели?
— Увидела, — ответила она вежливо и равнодушно.
— Конечно! — подтвердил старший лейтенант. (Валентина с неприязнью подумала, что он не понял ее ответа, не слышал ее, потому что заранее был уверен — разве может быть неинтересной такая работа!..) — Это жизнь… А сердчишко колотится?.. Помню, когда я в первый раз приехал на место происшествия, думал — сердце выскочит. Был я тогда еще студентом, на практике…