Случай с инопланетянином

Оторвавшись от шахматной партии, над которой он размышлял, мой друг поднял голову. Повертев в своих узловатых старческих пальцах слона, он поставил фигуру, как мне показалось, вовсе не на ту клетку, с какой взял.

Он откинулся в кресле; на его оплывшем лице мелькнула усмешка.

– Похоже, нам придется принимать гостей, доктор.

Стояла поздняя осень с ее густыми туманами, и наша квартира на Бейкер-стрит казалась отрезанной от всего мира. Откуда-то издалека доносились гудки клаксонов; вода с крыши капала на подоконник. Внезапно я услышал приглушенное рычание автомобильного двигателя: машина как будто проехала несколько метров, остановилась, затем двинулась дальше.

– Должно быть, разыскивают наш дом, – проговорил мой друг. – К кому еще можно явиться в столь поздний час?

– Мало ли, – отозвался я. Видно, ему не давала покоя память о делах и событиях чуть ли не полувековой давности, когда у нас ни днем, ни ночью не было отбоя от посетителей. Не совершил ли я ошибку, когда, поддавшись на уговоры родственников Холмса, согласился поселиться вместе с ним в нашей старой квартире в доме № 221-б по Бейкер-стрит, чтобы скрасить последние годы жизни пожилого сыщика? По словам его родственников выходило, что мой друг с трудом переносил пребывание на пасеке в Сассексе, куда он, отойдя от дел, удалился в 1914 году в возрасте шестидесяти лет.

Холмс между тем внимательно прислушивался.

– Так-так… вылезает из машины… подходит к двери… освещает фонариком номер дома… не тот, но уже близко… возвращается к машине… запирает ее… идет сюда!

Сказать по правде, мне подумалось, что старикан грезит наяву, однако взгляд его некогда острых, а теперь слегка слезящихся глаз устремлен был на колокольчик ночного звонка. Когда тот зазвенел, мой друг удовлетворенно хохотнул, встал, опираясь на палку, прошаркал к переговорной трубе и попросил нашего посетителя подняться.

Через какое-то мгновение в дверь постучали. Я пошел открывать.

Порог переступил моложавый черноволосый мужчина, чье чисто выбритое лицо наполовину закрывали роговые очки с темными стеклами. Модный, прекрасно сшитый костюм скрадывал некоторую грузность его фигуры. Я заключил по его виду, что он завсегдатай клубов и ресторанов.

Меня поразило восклицание моего друга:

– Рад видеть вас снова, мистер Норвуд! Как чувствует себя ваш отец, сэр Александр?

Посетитель выглядел изумленным:

– Ну и ну, мистер Холмс! Прошло ведь тридцать лет с тех пор, как вы видели меня. В 1903 году мне было всего лишь пять или шесть лет. Я думал, мне придется представляться, быть может, напомнить вам имя моего отца.

Хмыкнув, сыщик указал гостю на кресло.

– Ни к чему, ни к чему. Я отчетливо помню все подробности того дела, когда имел честь помогать вашему замечательному отцу. Это была… дай Бог памяти… ну да, загадка Глостон-Мэнор. Совершенно верно, загадка Глостон-Мэнор. И потом, уверяю вас, молодой человек, вы чрезвычайно похожи на своего отца. Как говорят американцы, вы – вылитый сэр Александр. Ведь американцы говорят именно так, а, доктор?

– Не знаю, – сказал я холодно. Ему давно уже надлежало быть в постели, а не вести светскую беседу.

Холмс осторожно опустился в кресло и потянулся за табаком и трубкой, искоса поглядывая на меня. Обычно в такую поздноту ему возбранялось курить. Довольно фыркнув, как я полагаю, из-за того, что нарушил мой запрет, он сказал:

– Мне кажется, молодой человек, вы пришли сюда по собственному почину, а не по поручению сэра Александра.

Посетитель посмотрел в мою сторону.

Сыщик хихикнул.

– Доктор – мой верный помощник.

Он представил нас друг другу, раскурил трубку, уронил на пол спичку и выпустил изо рта клуб дыма. Следующие его слова больно меня задели.

– Я думаю, на него можно положиться.

Мы обменялись церемонными кивками, и наш клиент начал свой рассказ.

– Сэр, мой отец весьма высокого мнения о вас.

– Значит, наши чувства взаимны. В вашем отце на меня произвели огромное впечатление его честность, приверженность долгу и благородство.

Холмс снова хихикнул; он словно по-детски радовался тому, что может продемонстрировать мне ясность рассудка.

Мне показалось, впрочем, что Питера Норвуда слова моего друга отнюдь не обрадовали. Помявшись, он сказал:

– Тогда вы, верно, огорчитесь, узнав, что он начал сдавать.

Отставной детектив нахмурился.

– Вот как? Вы меня расстроили. Однако, если я не ошибаюсь, сэру Александру идет восьмой десяток?

Старый лицемер произнес это с таким видом, будто не он, а кто-то другой был старше сэра Александра на добрые десять лет.

Норвуд кивнул.

– Да, ему семьдесят восемь.

Он снова замялся.

– Вы спрашивали, пришел ли я по поручению отца или по собственной воле. Вообще-то он посылал меня к вам, однако я сам был бы не прочь оказаться в числе ваших клиентов.

– Да? – пробормотал мой друг. Он сцепил сноп скрюченные пальцы, а водянистые глаза его, должен признать, зажглись былым светом. Он весь напрягся, точно гончая, которая услышала в отдалении шум приближающейся охоты. И старость не была ему помехой.

Питер Норвуд выпятил полные губы.

– Буду с вами откровенен, сэр. Жить моему отцу осталось недолго, а в последнее время он начал непозволительным образом расходовать свое состояние.

– Вы его наследник? – спросил я.

Норвуд кивнул.

– Да, единственный наследник. Так что если мой отец пустит на ветер свои деньги, я останусь ни с чем.

Сыщик пожевал губами.

– Пустит на ветер? По правде сказать, молодой человек, я не считал его способным на подобное.

– Мой отец намеревается оставить большую часть своего состояния кучке шарлатанов, я бы даже сказал, психов. Они именуют себя Обществом Защиты Мира, – Питер Норвуд, не сдержавшись, фыркнул и поглядел на нас. – Вы о таком не слышали?

Мы покачали головами.

– Расскажите, если вам не трудно, – попросил я.

– Мой отец – он член-основатель этого общества – вместе со своими приятелями утверждает, будто среди нас имеются иноземцы.

– Иноземцы? – переспросил я. – Но что здесь такого? В Лондоне на самом деле полным-полно иноземцев.

Питер Норвуд повернулся ко мне.

– Но не из космоса же, – сказал он, – не инопланетяне! Он презрительно махнул рукой. – Сплошные разговоры о человечках с Марса, космических кораблях и прочей белиберде.

Даже мой друг как будто удивился.

– Что? Вы хотите сказать, сэр Александр верит в это? Почему?

На округлом лице молодого человека мелькнула гримаса отвращения.

– Он собрал громадную коллекцию доказательств. Последние два года он только тем и занимался. Летающие тарелки, неопознанные объекты, случай с Каспаром Гаузером и все такое прочее. Полная галиматья!

Пожилой сыщик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, и мне на какой-то миг почудилось, будто ему наскучил разговор или он просто устал и по своему обыкновению заснул. Однако он вдруг спросил довольно бодрым голосом:

– Вы, кажется, упомянули, что ваш отец посылал вас ко мне?

– Я, можно сказать, сам напросился, – заметил Питер Норвуд. – Как я уже говорил, отец весьма высоко ценит ваши способности, сэр. Не стану отрицать, мы с ним не раз бурно обсуждали предмет его увлечения. И вот, во время последнего разговора, я предложил ему, поскольку он о вас такого высокого мнения, прибегнуть к вашей помощи в деле разыскания тех самых иноземцев. Потому-то я и приехал сюда просить вас от его имени найти… э… зеленых человечков с Марса.

Мой друг устремил на него взгляд своих слезящихся глаз.

– Однако вы упомянули, что сами не прочь оказаться в числе моих клиентов.

Питер Норвуд развел руками.

– Я понимаю, сэр, вы давно отошли от дел. Тем не менее я умоляю вас согласиться на предложение моего отца. Сделайте вид, будто разыскиваете этих инопланетян, а потом сообщите ему, что перерыли весь Лондон и никого не нашли. Разумеется, за вознаграждением я не постою.

Мне показалось, я понял его намерения.

– Вы хотите представить своему отцу подобное сообщение в надежде, что так можно будет вылечить его от невроза?

Норвуд энергично замотал головой.

– Этого недостаточно, доктор. Моего отца так просто не обведешь вокруг пальца. Нужно на самом деле провести расследование, а потом подробно обо всем ему рассказать. Иначе старый дурень догадается, что его надули.

Услышать словосочетание «старый дурень» было неприятно, но должен признаться, что я начал симпатизировать Питеру Норвуду.

Мой друг то ли погрузился в размышления, то ли задремал. Я не мог припомнить случая, который он назвал загадкой Глостон-Мэнор; однако ясно было, что он действительно очень уважает сэра Александра и потому не может согласиться с точкой зрения молодого Норвуда, которая мне представлялась весьма обоснованной.

Оказывается, Холмс не спал.

– Обычно я не берусь за дела такого рода, – медленно проговорил он.

– Ну разумеется, – с готовностью согласился Норвуд. – Однако гонорар…

– Причем тут гонорар?

Норвуд моргнул и замолчал.

Сыщик раздраженно пыхнул трубкой и заерзал в кресле. Наконец он пробурчал:

– Насколько я понимаю, ваш отец хотел бы обсудить со мной все подробности в Глостон-Мэноре?

Я фыркнул. Что за бредовая идея? Отставной сыщик редко покидал комнату и даже на короткую прогулку по улице его трудновато было вытянуть.

– Именно потому я и приехал, чтобы отвезти вас к нему. Но столь долгое путешествие, по-моему…

К полнейшему моему изумлению, Холмс хлопнул ладонью по ручке кресла и сказал:

– Молодой человек, ожидайте меня в поместье вашего отца завтра к полудню.

Прежде чем я раскрыл рот, Питер Норвуд поднялся. Он прямо-таки лучился радостью.

– Вы не пожалеете о своем решении, сэр. Я позабочусь, чтобы ваше время – скажем так, со стороны финансов – не оказалось потраченным впустую.

Губы старика задрожали, но он промолчал. Судя по всему, молодой Норвуд был невысокого мнения о некогда великом сыщике.

Я молча проводил посетителя до двери.

Потом подошел к креслу, в котором сидел мой друг.

– Послушайте, Холмс…

Он высокомерно поглядел на меня.

– Почему бы мне не подышать свежим воздухом в сельской местности, доктор? И потом, откуда у вас такая уверенность в собственном добром здравии? Мы ведь с вами, можно считать, одногодки.

Я постарался вложить в ответ побольше язвительности.

– Наверно, мой организм выносливее вашего потому, что в молодые годы, служа на Ближнем Востоке, я пристрастился к йогурту и старался пить его каждый день, тогда как вы постоянно носили с собой шприц с неким алкалоидом, о названии которого я умолчу.

– Йогурт! Ну-ну, – хмыкнул он. Голос его задрожал, и я лишний раз убедился, как сильно постарел мой друг. Он потянулся за скрипкой, по всей видимости, забыв, что две струны лопнули.

Несмотря на мои протесты, следующим утром мы уселись в десятичасовой поезд до Дэрвуда, деревни, от который ближе всего было до Глостон-Мэнора, родового поместья Норвудов. Я на досуге заглянул в Берк[1] и обнаружил, что первого из Норвудов посвятил в рыцари еще Ричард Львиное Сердце после одного из сражений в Святой Земле. Позднее носители этого имени прославили его в Индии и Судане.