Жизнь и приключения Максима Горького по его рассказам

Снова у деда

— Что, разбойник? — встретил дед Алешу, стуча рукой по столу. — Ну, теперь уж я тебя кормить не стану, пускай бабушка кормит!

— И буду, — сказала бабушка. — Эка задача, подумаешь!

— Вот и корми! — крикнул дед, но тотчас успокоился, объяснив Алеше:

— Мы с ней совсем разделились, у нас теперь все порознь…

Бабушка, сидя под окном, быстро плела кружева. Весело щелкали коклюшки, золотым ежом блестела на солнце подушка, густо усеянная медными булавками. И сама бабушка, точно из меди лита, — неизменна! А дед еще более ссохся, сморщился, его рыжие волосы посерели, спокойная важность движений сменилась горячей суетливостью, зеленые глаза смотрели подозрительно.

Бабушка рассказала Алеше, что дед разорился дотла. Дал барину одному все свои деньги, а барин обанкротился, и все деньги пропали. Посмеиваясь, бабушка рассказала и о разделе имущества между нею и дедом: он отдал ей все горшки, плошки, всю посуду и сказал:

— Это — твое, а больше ничего с меня не спрашивай!

А от нее отобрал все ее вещи, продал и деньги отдал под проценты. Он окончательно заболел скупостью и стал неописуемо жаден.

Все в доме строго делилось; один день обед готовила бабушка из провизии, купленной на ее деньги, на другой день провизию и хлеб покупал дед, и всегда в его дни обеды бывали хуже: бабушка брала хорошее мясо, а он — требуху, печенку, легкие, сычуг.

Не доверяя бабушке, дед и стряпал сам. При этом, возясь в углу между печью и окном, постоянно выбивал стекла из окна концами ухватов и кочерги. Было смешно и странно, что он, такой умный, не догадается обрезать ухваты.

Однажды, когда у деда что-то перекипело в горшке, он заторопился и так рванул ухватом, что вышиб перекладину рамы, оба стекла, опрокинул горшок на шестке и разбил его. Это так огорчило старика, что он сел на пол и заплакал:

— Господи, господи…

Днем, когда он ушел, Алеша взял хлебный нож и обрезал ухваты четверти на три, но дед, увидев его работу, начал ругаться:

— Бес проклятый, — пилой надо было отпилить, пило-ой! Из концов-то скалки вышли бы, продать бы их можно, дьяволово семя!

И, махая руками, возбужденный, он выбежал в сени.

Чай и сахар у деда и у бабушки хранились отдельно, но заваривали чай в одном чайнике, и дед тревожно говорил:

— Постой, погоди, — ты сколько положила?

Высыплет чаинки на ладонь себе и, аккуратно пересчитав их, скажет:

— У тебя чай-от мельче моего, значит — я должен положить меньше: мой крупнее, наваристее.

Он очень следил, чтобы бабушка наливала чай и ему и себе одной крепости и чтоб она выпивала одинаковое с ним количество чашек.

— По последней, что ли? — спрашивала она, перед тем как слить весь чай.

Дед заглядывал в чайник и говорил:

— Ну, уж — по последней!

Алеше было и смешно и противно видеть все эти дедовы фокусы, а бабушке — только смешно.

— А ты — полно! — успокаивала она Алешу. — Ну, что такое? Стар старичок, вот и дурит! Ему ведь восемь десятков, — отша-гай-ка столько-то! Пускай дурит, кому горе? А я себе да тебе заработаю кусок, не бойсь!

Начал зарабатывать деньги и Алеша: по праздникам, рано утром, он брал мешок и отправлялся по дворам, по улицам собирать говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди. Пуд тряпок и бумаги ветошники покупали по двугривенному, железо — тоже, пуд костей по гривеннику, по восьми копеек.

Занимался он этим делом и в будни после школы, продавая каждую субботу разных товаров копеек на тридцать, на полтинник, а при удаче и больше. Бабушка брала у него деньги, торопливо совала их в карман юбки и похваливала его, опустив глаза:

— Вот и спасибо-те, голуба-душа! Мы-то с тобой да не прокормимся, — мы? Велико дело!

Однажды Алеша подсмотрел, как она, держа на ладони его пятаки, глядела на них и молча плакала.

В школе ученики высмеивали Алешу, называя ветошником, нищебродом, а однажды, после ссоры, заявили учителю, что от Алеши пахнет помойной ямой и что нельзя сидеть рядом с ним. Жалоба была выдумана со зла: Алеша очень усердно мылся каждое утро и никогда не приходил в школу в той одежде, в которой собирал тряпье.

Не хотелось ему ходить в школу после этого, но, к счастью, наступили каникулы, школьников распустили. Алеша получил в награду Евангелие и басни Крылова в переплете, да еще похвальный лист «За отличные успехи в науках».

Когда он принес эти подарки домой, дед очень обрадовался и заявил, что все это нужно беречь и что он запрет книги в укладку себе.

Бабушка уже несколько дней лежала больная, у нее не было денег, дед охал и взвизгивал:

— Опиваете вы меня, объедаете до костей, эх, вы-и…

Алеша отнес книги в лавочку, продал их за пятьдесят копеек, отдал деньги бабушке, а похвальный лист испортил какими-то надписями, и тогда уже вручил деду. Тот бережно спрятал бумагу, не развернув ее и не заметив озорства…