Записки кока Борщика

* * *

Приземлился я и не пойму где. Только чувствую, что пляшу: то пачангу, то кукарачу. Подпрыгиваю в своих сапогах и соображаю: „Раз кукарача, значит, в Мексике!“

Я пляшу и всё пляшет, всё подпрыгивает. Земля, улицы, небоскребы. Народ на улицы выбегает. Кастрюли из окошек разлетаются.

„Нет, — говорю себе, — это не кукарача, это землетрясение! Тут не плясать, а помогать надо! Только с чего начать?“

Вдруг подходит ко мне тоненькая малышка, смотрит на мои сапоги, протягивает испеченную на кирпичах лепешечку, говорит:

— Сеньор, вы, наверное, очень проголодались. Кушайте, пожалуйста.

Вот так. Я думаю, а малышка уже помогает.

Сбросил я свой рюкзак, разжег среди кирпичей костерок, кастрюльки, сковородку поставил. За продуктами бегать не надо. Продукты в воздухе носятся. Апельсины, ананасы сами собой жонглируют, блинная мука, кукуруза, кофе в пакетах над головой летают.

Ловлю, варю кашку, приговариваю:

— Кушайте, детки. Борщик вас любит.

Только сказал, раз — с балкона соска на голову. А за соской какой-то пакет в руки. Развернул я, а там малец рот раскрывает:

— Каши! Каши!

Накормил его кашей. Бегут родители, кричат:

— Муча грасья, сеньор, большое спасибо! Мы вам сейчас еще нескольких детей подкинем.

Сомбреро протягивают.

— Нет, — говорю, — извините. Мучо грасья! Я детей люблю, но если Борщик нянчиться, то кто варить будет? У каждого кухня своя.

Передвинулся я немного и слышу из окошка мягкий голосок:

— А чашечки какао у вас не найдется?

Смотрю, при землетрясении полулежит на кушетке сеньора, а рядом с ней два бамбинос.

— У Борщика все найдется! — говорю. Протягиваю кастрюльку с какао, прошу: — Но вы, пожалуйста, и другим вокруг налейте. Другие тоже не против.

А она отхлебнула и так надменно затормозилась:

— Ну вот еще! — говорит. — Если бы это каша была — другое дело. А какао почти деликатес. Извините.

Я удивился. У нас дома именно самым вкусным делятся. Но протянул кашу, говорю:

— Ну раздайте кашу.

А она себе и своим наложила — наворачивают, а вокруг детишки в окно смотрят. Старшенький мальчуган, правда, потянулся поделиться, но так получил ладонью по макушке, что у меня в затылке треснуло! Сердце кровью облилось!

— Что же вы это, сеньора, делаете? — говорю. — Какой вы пример даете? Детей жалеть надо, детей спасать надо, детей любить надо! Борщик в этом толк знает! Как-никак у Тамары Сергеевны учился!

— А ваше какое дело?! — говорит. — Отодвиньтесь от моего окошка.

Хотел я, было, в ответ громыхнуть, но вздохнул: нет, Борщик больше громыхать не будет. Может быть, ее как раз чем-нибудь и трахнуло в землетрясении, так что в голове перемешались плюсы и минусы. Может быть, еще и отойдет. Хорошо бы.

Отодвинулся от окошка, пересел под другое, разливаю кашу, раздаю блины и чувствую, кто-то меня ласково за ухо подергивает, а кто-то снизу аккуратно щиплет.

Оглянулся — на плече у меня обезьянка, а внизу крокодильчик в карман лезет и тоже смотрят: „Борщик, помоги!“ И птицы рядом летают, по-своему лопочут, и молодая анаконда поранена, грустно из клетки глядит. Все есть хотят, все помочь просят. У зоомагазина сижу!

Я одного кормлю, другому хвост перевязываю. „Ну, думаю, Айболита нашли! Хорошо, что здесь слонами и тиграми не торгуют!“ А тут еще подходит полицейский, ведет чумазого мальчугана:

— Сеньор Борщик, он у вас блин утащил.

— Один? — спрашиваю.

А мальчуган развел руками, вздохнул:

— Блин один, а братишек семеро.

— Ладно, — говорю, — вот тебе еще семь блинов. Но больше без разрешения — ни-ни! А он подпрыгнул, кричит:

— Грасья, сеньор! Вы не просто Борщик, вы Санта-Борщик! Если когда-нибудь вы стащите, я вас тоже выручу! Клянусь Санта-Барбарой!