Кто такой Ницэ Пеницэ?

Джелу был прав. В штанах Оакэ… в штанах… в штанах… Слова эти вдруг почему-то завертелись у меня в голове.

— Джелу! Джелу! — закричал я, подпрыгивая на одной ноге. — Ты только послушай, что я скажу! Джелу, мне пришла в голову идея, да ещё какая!

Джелу посмотрел на меня так, словно я рехнулся.

— Чудесная идея! У нашего последователя скоро зарябит в глазах. Мы ему отомстим! Мы дадим ему жару, Джелу, ты только послушай меня внимательно…

Джелу всегда очень сдержанный, спокойный и остается таким даже тогда, когда происходят самые необыкновенные события. Но на этот раз он слушал меня прямо как зачарованный, изредка восклицая: «чудесно», «фантастически», «феноменально», или говорил ещё какие-нибудь словечки, известные лишь ему одному. Мы ударили по рукам, давая друг другу клятву довести месть до конца.

— А теперь нам нельзя терять ни минуты.

— Но где взять удочку? — спросил Джелу.

— Верно, — удочка… У меня нет…

— Подожди, я придумаю, чем её заменить. Ты отсюда не уходи, я сейчас сбегаю домой и быстро вернусь.

Не прошло и десяти минут, как Джелу вернулся. В руках он держал сосновую трость, всю разукрашенную нарезными узорами.

— Это память о горах, где мы были летом, — разъяснил мне Джелу, — и это же будет орудием нашей мести.

К толстому концу трости Джелу прибил большущий гвоздь. Наше орудие было ничуть не хуже удочки.

Мы осмотрелись, не следит ли кто за нами, и пустились в путь… Тимофте теперь был далеко, на другом конце Таркэу. Со всякими предосторожностями добрались мы до нашей цели — тупика Капитан Петреску. Здесь был большой пустырь, примыкавший к забору мастерской «Скорость». Пустырь весь зарос сорняками, всюду виднелись груды щебня, оставшегося от давно развалившегося домика, и валялся мусор. То старая туфля попадётся, то заржавленная консервная банка, то горка картофельной шелухи или осколки битого стекла. В тупике мы встретили только какого-то старичка, поливавшего деревца в своём садике перед домом номер семь. Старичок внимательно оглядел нас, и я подумал, что ему понравилась трость Джелу…

Самая трудная часть нашего дела начиналась теперь… Если мы пойдём прямо к забору, Оакэ может нас заметить. Значит, нужно подкрасться незаметно. Мы опустились на четвереньки и поползли, укрываясь в бурьяне. Мне сначала даже не верилось, что Джелу умеет ползать: он никогда этим не занимался.

Но, как видно, жажда мести — хороший учитель. Джелу полз вслед за мной, не издавая ни звука, и так тихо, что его почти не было слышно.

Только колени наши да ладони знают, чего стоило нам добраться до цели.

Теперь мы неподвижно лежали на животе, стараясь не дышать. По ту сторону щербатого забора, напомнившего мне о Милукэ, возился с велосипедом Оакэ. Он был всего лишь в двух-трёх шагах от нас, и мы даже слышали его дыхание. Джелу подполз ко мне ближе, и мы лежали теперь почти у самого забора. Место было очень удобное. Чтобы дотянуться до скамейки, на которой лежали брюки, достаточно было только протянуть руку. Легко сказать — протянуть руку: она не пролезала между досками забора.

Я знаком попросил у Джелу его трость. Он, тоже знаками, дал мне понять, что надо немного обождать. Нас может услышать Оакэ.

И вдруг Оакэ запел:

Тридцати скелетам гроб был домом,

А на гробу стояла бутылка с ромом.

Он пел всё громче и громче, а последние слова выкрикивал так громко, что мне удалось взять у Джелу его трость: Оакэ не мог услышать слабого шороха.

Но бедняги капли не смогли испить:

Штопор позабыли в гроб им положить, —

орал во всю глотку Оакэ и, не закончив даже одного куплета, начал песню сначала.

Джелу шепнул мне на ухо:

— Эта песня лишена всякого смысла.

Если бы мы были в другом месте, я обязательно сказал бы Джелу что-нибудь насчёт «смысла». В двух шагах от нас смерть, а он ещё ищет смысл.

Я осторожно просунул трость между досками. Гвоздь, воткнутый в конец трости, был уже сантиметрах в тридцати от брюк Тимофте. Потом в двадцати…. И вдруг что-то треснуло. Я увидел, как Джелу закусил губы. Но Оакэ по ту сторону забора продолжал орать как ни в чём не бывало. Он ничего не услышал.

Но бедняги капли не смогли испить… —

опять завопил он, а я, воспользовавшись этим, резким рывком подцепил гвоздём отворот. Подцепил крепко, я это сразу почувствовал, но самое трудное было ещё впереди: брюки нужно было подтянуть к забору. Вдруг они упадут, и Оакэ услышит? Но нам повезло: он, не переставая, орал во всю глотку.

В конце концов я стянул штаны со скамейки, и тут Джелу помог мне протащить их на нашу сторону. Правда, они теперь были уже не тёмно-синие, а, пожалуй, серобурые… Но, главное, — они оказались в наших руках!

— Потрясающе! — шепнул мне Джелу.

Я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться от радости, что мы победили. А одураченный Оакэ всё ревел своё:

… на гробу стояла бутылка с ромом…

От этого наше победное отступление показалось мне ещё приятнее… Мы отомщены! Но самые сладкие плоды нашей мести были впереди.

Перед тем как выбраться из бурьяна, мы хорошенько отряхнули свою добычу от пыли и аккуратно сложили её. Настоящий трофей! Потом как ни в чём не бывало вышли в тупик и спокойно пошли к дому. Дед из седьмого номера не копался уже в своём садике и навсегда упустил случай ещё раз полюбоваться тростью, или, как называл ее Джелу, «орудием нашей мести».

Шли мы окольным путём, минуя улицу Таркэу, и на-конец добрались до дома Джелу. Первым делом мы хорошенько спрятали наш трофей: Джелу засунул брюки в платяной шкаф, на самое дно, под груду полотенец.

Потом мы сели за шахматы. Но, конечно, о настоящей игре не могло быть и речи. Мы всё время говорили о том, как ловко унесли брюки, и то и дело хохотали, поглядывая на шкаф: трофей был в безопасности. Интересно, с каким видом пожалует завтра в школу Тимофте!

Говоришь о волке, а волк… на пороге.

Уже темнело, когда в дверях показался унылый Тимофте. Мы чуть не расхохотались, увидев на нём те самые «шкеры», которые дал ему Оакэ. Но смеяться было нельзя — он сразу мог бы заподозрить неладное.

— Я остался без брюк! — закричал Тимофте.

— Как так «без брюк»? — притворно удивились мы.

Я сначала немного испугался: мне показалось, что Тимофте нас подозревает и поэтому пришёл прямо сюда. Но потом я понял, что это ему и в голову не приходит.

— Ребята, помогите, вы должны мне помочь! — начал он нас упрашивать.

«Ага, — подумал я, — теперь мы не малявки, мы снова стали ребятами…»

Джелу протёр очки платочком и совершенно серьёзно спросил:

— А в чём, собственно, суть вопроса?

И Тимофте принялся рассказывать нам длинную историю, из которой можно было понять только одно: во всём виноват Оакэ, один Оакэ.

— А может, и не он… — закинул я удочку.

— Кто же тогда, если не он? — ответил горнист. — Кто же другой мог это сделать? Кто заставил меня снять брюки? Кто дал мне взамен эти лохмотья? Кто говорил, что длинные брюки не для меня, что я до них не дорос? Кто говорил, что они стоят по крайней мере три сотняги?

— Хорошо, хорошо, но ведь ты его последователь, — решил поддеть его Джелу.

— Последователь… последователь… Только для того, чтобы доставать ему сигареты. Чтобы он мог дымить со своими дружками! — Тимофте в ярости вскочил с места и забегал по комнате. — Он меня обокрал! Я знаю! Я уже слыхал, что эти жулики с Таркэу стащили у одного парня часы и кому-то их продали… Мои брюки! Что мне теперь делать, что?

— А он-то что говорит? — спросил Джелу всё так же серьёзно.

— А что ему остаётся говорить? Не брал, говорит, ничего не знаю и даже не дотрагивался до них. Говорит, что их, наверно, нечистый дух унёс.

Ну вот, теперь мы стали «нечистыми духами»!

— Так он и говорит, — продолжал Тимофте. — И даже поклялся, что не брал мои брюки. Но я ему не верю.

— Ну, а дальше что у вас было?

— Я кричал на него, сказал, что не сдвинусь с места, пока он не отдаст брюки. Ну, а он… он надавал мне тумаков и выгнал. Но ничего, я ещё ему покажу! Он у меня поплачет!

— А что ты ему покажешь? — спросил Джелу, недоверчиво пожимая плечами.

— Да в том-то и дело, что… я сам не знаю. Поэтому я и пришёл к вам. Честное слово… я бы вам дал велосипед. Но вы же сами видели, что за тип этот Оакэ… И что мне теперь делать без брюк?..

— Да, положеньице!

Я слушал Тимофте и как-то даже забыл, что брюки лежат у нас. Какое-то мгновение я даже верил, что их украл Оакэ, и искренне посоветовал Тимофте:

— Иди домой и расскажи всю правду. Пусть твой отец займётся им как следует.

— Отец? — выпучил глаза горнист. — Только этого не хватает! Да если дома узнают, что я надевал эти брюки!.. Ведь это мои праздничные, воскресные брюки!

«Так, значит, ты, Тимофте, хвастался своими брюками и обзывал нас малявками, а дома и не узнали что ты их надел… Все понятно — подумал я. — Как же ты теперь выберешься из этого капкана, если твои чудесные брюки находятся в шкафу у Джелу. Как, а последователь?»

Думая об этом, я с трудом сдерживал смех, а Джелу сидел с невозмутимым лицом, склонившись над шахматной доской. У него был такой вид, словно он пытается привести к одному знаменателю целую страницу дробей. Эх, если бы Тимофте знал правду, если бы он знал, что его брюки находятся здесь рядом, за его спиной! Он разорвал бы нас на мелкие куски…

— Знаешь, пошли ему ультиматум? — решительно выпалил Джелу.

— Что послать? — переспросили мы с Тимофте.

— Энергичный ультиматум! Да, это единственный выход.

Ну и голова у нашего Джелу! Я уверен, что он станет известным учёным.

— Ультиматум? А что это такое? — спросил горнист, почёсывая затылок…

— Я его отредактирую, — продолжал своё Джелу. — Подсунешь ему под дверь и не позднее завтрашнего дня получишь свои брюки обратно.

Через несколько минут мы написали на листке бумаги следующее: «Если завтра ровно в 18 часов ты не принесёшь мне домой брюки, тебя ждёт смерть. Смерть — или брюки!»

— Что? — подскочил Тимофте. — Кто же его убьёт?

— Как так «кто»? — удивился Джелу непонятливости Тимофте. — Ты и убьёшь…

— Я?.. И не подумаю! — Горнист испуганно отшатнулся, схватил ультиматум, как видно собираясь его разорвать.

— Постой, — остановил его сердито Джелу. — Ты хочешь получить свои брюки обратно, так или не так? Если хочешь, то делай, как тебе говорят. Пойми ты, ведь это ультиматум!

— Ладно, ладно, — пробурчал Тимофте. — Ультиматум так ультиматум! Только бы Оакэ мне не всыпал.

Горнист ушёл, спрятав бумагу в карман. Мы уговорили его прокрасться как-нибудь к Оакэ и подсунуть ему записку под дверь.

Когда мы с Джелу остались одни, я сказал:

— Ты знаешь, какая теперь заварится каша? Может, лучше отдать ему брюки? Мы уже и так отомстили.

— Нет, я хочу, чтобы они поссорились, а потом… — тут Джелу перешёл на таинственный шёпот, — мы возвратим брюки. План у меня прекрасный! И главное — завтра точно в шесть часов вечера нужно быть у Тимофте.

Новости, которые сообщил нам Тимофте утром, были не очень-то приятные. Оказывается, ещё до уроков он встретился на улице с Оакэ. Тот, как видно, уже прочёл ультиматум, потому что прямо кипел от ярости. Тимофте сказал, что только чудом ему удалось улизнуть. Он удирал, ни разу не оглянувшись, а Оакэ кричал вслед: «Брюки захотел… Я тебе покажу такие брюки!» И вот из-за всего этого Тимофте не верил в успех ультиматума. К счастью, дома об исчезновении брюк ничего ещё не знали. Но, конечно, скоро всё станет ясным, если только Оакэ не возвратит их сегодня же. А если всё обнаружится…