Кто такой Ницэ Пеницэ?

64 прокола

Все мы мечтали о настоящих брюках, как у взрослых.

Первым из нашего класса пришёл в школу в длинных брюках Тимофте. Это были не брюки, а чудо!

Мы тоже носили длинные шаровары, когда была плохая погода. В них мы кувыркались, бегали наперегонки, лазали через заборы и преодолевали разные препятствия (чаще всего прыгали через лужи). Но, говоря по правде, это было совсем не то, и никто из нас не мог похвалиться настоящими длинными брюками. Шаровары наши на пуговицы не застёгивались, держались на резинке, а внизу мы подвязывали их тесёмками прямо к ботинкам. Они были просто длинные — и всё, без карманов, без отворотов внизу, а о складке уж и говорить не приходится. В общем, ни у кого из нас не было настоящих брюк.

Мама сказала мне:

— Потерпи, Флорикэ. Ты теперь из них очень быстро вырастешь. Подрастёшь ещё немного, тогда…

Тимофте, видно, уже подрос. Ну конечно, он по плечо нашему учителю. Трудно даже поверить, что он учится в одном классе с таким коротышкой, как Теодореску.

Ну и шум поднялся у нас в то утро, когда Тимофте впервые пришёл в класс в своих длинных брюках! Мы смотрели на него, как на чудо. Ну и брюки! Тёмно-синие, со складочкой, с отворотами, с карманами и кожаным ремнём. В первую минуту мне показалось, что они ему велики. Но я вспомнил слова своей мамы и решил, что мама Тимофте тоже подумала, что он ещё будет расти.

— Вот это вещь!

— Красота!

— А карман сзади есть?

— Конечно, есть, ты что — не видишь?

— Смотри, не за-пач-кай их, — советовал Милукэ.

— Я бы тоже непрочь примерить…

И так на каждой перемене. А Тимофте ходил, выпятив грудь, гордый и безразличный ко всему, так, словно всю свою жизнь только и делал, что носил длинные брюки. С ребятами он говорил сквозь зубы и всё расхаживал по классу, засунув руки в карманы. А карманы такие, что в них можно спрятать самую большую рогатку. Руки из карманов он вынимал только тогда, когда садился за парту, или для того, чтобы потуже подтянуть брюки и аккуратно расправить складку. Но под конец, уже на последней перемене, Тимофте важно заявил:

— Ничего, малыши, когда-нибудь и у вас будут такие брюки!

После уроков мы обычно шли домой втроём — я, Тимофте и Джелу (мы жили по соседству и почти каждый день проводили вместе всё свободное время). К пяти часам с несколькими ребятами из нашей компании мы собирались на улице Мушкатей, перед домом Джелу. По правде говоря, это даже не улица, а тупик, машины заезжают сюда редко, и вся она принадлежит нам. Классы, которые мы здесь рисовали, стирал только дождь.

— Тимофте, приходи сегодня после обеда. Будем играть в лапту.

— Сегодня не могу, у меня дело…

— Пожалеешь. Знаешь, какой у нас теперь мяч?..

Горнист посмотрел на складочку своих брюк, подумал о чём-то, а потом сказал:

— Ничего-то вы не понимаете! Нечего мне тут с вами делать, на Мушкатей. Я, дети, пойду сегодня на Таркэу.

— А что ты не видел на Таркэу? — заинтересовался Джелу.

— Это, милый мой, не для детей! Туда в коротких штанишках не пускают!

Мы с Джелу удивлённо переглянулись.

— Так, значит, не придёшь? — опять спросил Джелу.

— Нет, дети, не приду.

И он действительно не пришёл. А на второй день явился в своём обычном костюме. «Не протирать же мне в классе такие мировые брюки», — объяснял он ребятам. После обеда Тимофте опять не пришёл на Мушкатей. Такого, чтобы Тимофте не приходил сюда два дня подряд, не случалось ещё ни разу. С тех пор, как он болел корью…

На третий день я заметил, как Тимофте украдкой читает на уроке какую-то обёрнутую в газету книжку с пожелтевшими страницами. Он держал её под партой, делая при этом вид, что занят письменной работой. Когда на перемене я подошёл к нему, он испуганно вскочил с места.

— Что это там у тебя, Тимофте?

— Тсс! Секрет! Помалкивай, малыш!

— Что ты дяденька, — ответил я насмешливо, — могила! Только покажи, а?..

Тимофте, не выпуская книги из рук, осторожно приоткрыл обложку.

У меня даже глаза на лоб полезли. Я прочитал: «Смерть проживает в 36-м номере».

— Ну как? — гордо спросил горнист.

— Дай посмотрю! — Я протянул руку к книге.

Тимофте как будто даже передёрнуло, и он решительно повернулся ко мне спиной.

— Вон чего захотел! Ты думаешь, это для детей? Это для последователей! — сказал он важно.

Я стоял перед ним, не зная, что ответить.

— Ты что же больше не будешь ходить на Мушкатей?

— Последователи ходят на Таркэу, — сказал он и, отмахнувшись от меня, вновь склонился над книгой.

Я ничего не понял. И длинные брюки, и «дети», и какие-то «последователи». «Смерть в 36-м номере», Таркэу… Ясно лишь одно — Тимофте валяет дурака!

Я решил пойти к Джелу. Он все знает. Недаром его отец преподаёт в университете… Джелу знает арифметику не хуже семиклассников, а по румынскому у него всегда только десятки[4]. Правда, мы над ним подтруниваем, потому что он любит говорить учёные слова и застенчив, как девчонка.

— Джелу, — спросил я его, — что такое последователь?

— Последователь… последователь… — От смущения он залился румянцем. — Я не знаю, что это такое.

Я рассказал ему о книге Тимофте и о нашем разговоре.

Когда Джелу услыхал название книги «Смерть проживает в 36-м номере», он задумался на минуту, протер очки и сказал:

— Это, наверно, роман, и в основе своей детективный… Последователь, говоришь? Заходи ко мне вечером, мы проверим одну гипотезу.

Последователь, гипотеза… А что это все значит? В общем, вечером надо зайти к Джелу.

В шесть я ушёл из дому. По дороге на улицу Мушкатей я должен был пройти по Таркэу. И вот в дверях кино-театра «Бучеджь» я увидел Тимофте. На нем опять были длинные брюки. Вместе с ним стояли Оакэ и еще двое старшеклассников из девятого и десятого, все — приятели Оакэ. Это была та самая компания с Таркэу. Все они считали себя очень умными и всегда насмехаются над нами, ребятами с Мушкатей. Теперь они стояли у входа в кинотеатр и покуривали, пряча сигареты в рукав, а Тимофте смотрел на них с восторгом. «Теперь понятно, — подумал я — почему он не приходит на Мушкатей. Значит, мы, Тимофте, дети, малыши, так получается? Хорошо же, посмотрим…»

Джелу, забравшись с коленями на стул, склонился над огромной книжищей.

— Вот! Теперь я знаю. Читай! — торжествующе закричал он. Я подошел к книге, которую он назвал толковым словарем. — Вот, — продолжал Джелу, — что здесь написано ученик, учащийся». А дальше: Лицо, угодливо следующее за кем либо, разделяя его взгляды и мнение, подпевала… И вот еще: Чье то доверенное лицо, протеже, любимчик… Ну, теперь ты понял?

— Понял… Послушай, Джелу, не кажется тебе, что получается слишком много?..

— Чего слишком много? Последователей?

— Ну да! Как тут разобраться? Давай начнём сначала. Во-первых, ученик. Это правильно. Тимофте ученик.

— Подожди, — прервал меня Джелу, — мы ведь тоже ученики.

— Вот именно. Но Тимофте сказал, что только он последователь. Значит, ученик для него не подходит. Дальше написано «учащийся». Это тоже не подходит. Он не учащийся, учащиеся бывают в училищах.

— Хорошо, оставим и это. Посмотри, здесь написано намного яснее…

Мы перечитали всё и поняли, что быть «последователем» для Тимофте не означает ничего хорошего. Он угодлив, и собственного мнения у него нет. И чего же Тимофте так кичится тем, что он «последователь»!

— Здесь какая-то тайна! — решил наконец Джелу.

На другой день, увидев меня, Тимофте закричал:

— Ты почему вчера со мной не поздоровался?

Мне показалось сначала, что он просто напрашивается на ссору.

— Ты думаешь, я тебя не заметил вчера, когда ты шёл мимо кинотеатра? — продолжал он весело. — Я стоял там со своими друзьями… Да, это тебе не малявки с Мушкатей…

— Большое вам спасибо, дяденька, — усмехнулся я в ответ. — Ты только не думай, что мы на Мушкатей вывесим из-за тебя траурные флаги.

— Конечно, где уж вам, сосункам… Вы всё в классы играете…

— Правильно, что нам ещё делать? В общем, за сигареты нам не попадёт!..

— Мне тоже не попадёт. Я, правда, покурил немножко, но мне не очень понравилось… Горло только дерёт от табака. Ну его!

— А зачем ты околачиваешься на Таркэу и разыгрываешь из себя взрослого?

Горнист пристально посмотрел на меня и сказал:

— Знаешь, малыш, я мог бы на тебя здорово рассердиться, и тогда, пожалуй… Но ладно, я не сержусь… Вот что, хочешь после обеда покататься на велосипеде?

— Конечно, хочу! А откуда у тебя велосипед?

— Какое тебе дело? Приходи после обеда в пять часов на Таркэу и жди меня напротив мастерской «Скорость». Понял где?

— Понял.

Но вдруг Тимофте хлопнул себя рукой по лбу и сказал:

— Чуть было не забыл! Принесёшь пачку сигарет «Карпаць». Так и спросишь: «Красные Карпаць». Смотри не забудь.

— Сигарет? — пролепетал я. — А зачем нужны сигареты? Ты ведь говорил…

— Любопытный же ты малый! Ты что же хочешь кататься на велосипеде задаром? Нет, братец, за это надо платить, — сердито объяснил мне горнист.

— Платить?

Тимофте прямо рассвирепел.

— Скажи прямо: согласен или нет? Если согласен, приходи в пять часов к «Скорости» и неси в зубах «Красные Карпаць».

Я подумал в эту минуту о Джелу. Как же так? Он не будет кататься на велосипеде?

— Я приведу с собой и Джелу.

— И без этой мелочи обойдёмся! Здесь не Мушкатей.

— Без Джелу я не приду.

— Ну, твоё дело, — разозлился Тимофте. Он совсем уже собрался идти, как вдруг остановился и сказал: — Ладно, так и быть, но тогда нужно заплатить больше… две пачки.

— А не слишком ли жирно будет? Так весь велосипед от дыма закоптится! — ответил я, испугавшись больших расходов. — Сколько стоит пачка сигарет?

— Боишься обеднеть? — насмешливо ответил горнист. — Две леи пятьдесят банов[5] пачка. Ну, договорились? В пять часов около…

— … «Скорости», — докончил я.

Без четверти пять мы с Джелу пришли на Таркэу. Очень уж хотелось нам покататься на велосипеде! Во всём нашем классе только у Милукэ был подростковый велосипед, но он никогда не давал нам на нём прокатиться. Наверно, боялся, что мы съедим колёса.

Сгорая от нетерпения, топтались мы на тротуаре напротив «Скорости». Это была маленькая ремонтная мастерская, приютившаяся в старом, облезлом домике с поржавевшей металлической вывеской:

Под слоем осыпающейся краски можно было разобрать полустёртые буквы старого названия «Скорость». Именно так называлась когда-то мастерская, но мы этой фирмы уже не застали. А старшие и теперь ещё говорят по привычке:

— Отнеси-ка, сынок, лампу в «Скорость», пусть починят побыстрее!

Чего только не чинят в «Скорости»! И керосиновые лампы, и ключи, и замки, и краны для газовых плит, и печные дверцы, и цепочки, и трубы, и многое другое. В маленькой, запылённой и тёмной мастерской в беспорядке валяются всякие железные, медные, оловянные и алюминиевые вещи, поломанные краны и подсвечники, заржавленные велосипедные цепи. Не всегда даже и догадаешься, для чего нужен весь этот хлам… И так всегда, когда бы ты ни пришёл…

Тимофте появился неожиданно, как из-под земли вырос. Он опять был в новых брюках, держал руки в карманах и довольно ухмылялся.