Если исчезает след...

* * *

Семен Дмитриевич Кувшинов, или, как его звали соседи, Митрич, жил в небольшом домике на тихой окраине, у одинокой старушки. Приехал он недавно, весной. Откуда он появился — никто толком не знал, да особенно и не интересовался. Знали, что подался он в теплые края по совету врачей «спасать» раненные в войну ноги. Еще знали, что город ему понравился и он решил остаться здесь навсегда. «В холодном-то климате ноги совсем было служить отказались, а тут, спасибо врачам, немного отошли», — радовался он. Из дома он почти никуда не отлучался: далеко ли уйдешь на палке-то? Лишь изредка ковылял он на базар, благо тот поблизости, или чуть подальше, в раймаг, купить что-нибудь. Вечерами Митрич, мастер на все руки, потихоньку сапожничал или занимался починкой часов. Брал он за работу, как говорится, по-божески, чем снискал расположение окружающих. А соседу-милиционеру несмотря на его протесты Митрич чинил обувь бесплатно, в знак своего уважения к милиции.

Одним словом, жил Митрич тихо и незаметно, не возбуждая зависти и любопытства.

Как-то теплым летним вечером подсел он к шумной ребячьей компании, собиравшейся по субботам в укромном уголке переулка на «пятачке», где стоял под навесом вросший в землю кособокий стол. Там же был и Сашка Вихров, непутевый парень. Сашка пришел, как обычно, пьяным, задирался. Был он сильным и рослым не по годам, и поэтому с ним старались не связываться. Приходил Сашка на «пятачок» с другого конца города по старой памяти: раньше у него здесь жил дружок, голубятник, осужденный недавно за воровство. Поэтому и ходил Сашка злой и неприкаянный, мешал ребятам играть, куражился.

— Зря ты это, — печально сказал Митрич. — Школу, слышал я, бросил, не работаешь. Так и сам до плохого докатишься, как твой дружок.

— Заткнись, агитатор, — равнодушно отмахнулся Сашка. — А то ноги выпрямлю.

— Посадят тебя, дурака, — убежденно сказал Митрич.

— Испугал.

— Смелый ты больно.

— Ладно, — примиряюще сказал Сашка. — Одолжи пятерку, если ты такой добрый. Тогда уйду.

В последнее время никто из знакомых не давал Сашке взаймы: знали — не вернет. Пропьет или прогуляет. И семнадцатилетний Сашка, отбившись от рук матери и как-то выпав из поля зрения школы и общественности, действительно пил, хулиганил, бессмысленно проводя время и катясь все дальше и дальше по наклонной.

— Одолжу, — неожиданно пообещал Митрич, — если на дело.

Поздно вечером, когда все ребята разошлись по домам, Митрич остался с Сашкой. Говорили они долго.