Люди, попавшие в шторм

Робко. Словно она опять примерялась. Проверяла новую теорию касательно него.

Собрав остатки терпения, Драко дожидался, когда Грейнджер придет в себя и отпустит его.

Не отпустила.

Он пробормотал единственное слово, «Грейнджер», в холодной, собранной манере.

— Моя рука.

А когда посмотрел на нее, оказалось, что она сверлит его взглядом, поджав губы, без намерения отпустить.

— Нет.

Пальцы Драко крепче стиснули книгу, глаза Грейнджер прищурились. В груди щемило от раздражения, а это, в свою очередь, беспокоило чувство, растущее в нем последние сутки.

— Я не буду обсуждать ничего, кроме ливня в моем отделе и как его прекратить.

— А я считаю, — возразила она столь же резко, — что нам нужно поговорить.

В комнате зарождался шторм, который мог потягаться с тем, что бушевал снаружи.

— У меня все отлично.

И пусть в этом было мало правды, лучше так, чем сознаться в обратном.

— Рада за тебя, Малфой. Очень, — Грейнджер тяжело вздохнула, словно с трудом выговаривала слова. — Но вот у меня — нет.

— Блейз упоминал. — Драко цыкнул, наконец вытаскивая руку из-под ее руки; пришлось пожертвовать книгой. Сжал пальцы в кулак. — Не в твоем духе доводить интернов до слез.

— Ну знаешь, — ее голос звучал одновременно разгневанно и обреченно, — а заявлять, что любишь, и сразу аппарировать — весьма в твоем.

Взгляд, которым она на него смотрела, заставил Драко помедлить. Ее глаза сверкали от злости и слез, но пронзили бы в любой момент, будь в том нужда.

Взгляд со сложными чувствами. Как она сама.

Драко ничего не ответил на всплеск ее эмоций, но они отозвались у него внутри. А это печально грозило сказаться на его намерении соблюдать спокойствие. Причин его молчания на ее выпад, ткнувший точно в больное место, было две.

Во-первых, после грома и нового порыва ветра дождь начал лить под другим углом.

Во-вторых... все просто. Угли в груди разгорались, но ему нечего было ответить. Ни слова.

— Я вот чего не понимаю, — мягче, но все равно хлестко произнесла Грейнджер. — Зачем ты вообще это сказал? Если решил, что все, хватит, можно было...

Слова вырвались на свободу сознания, и Драко бросил все силы, чтобы прикусить язык.

Твою же мать!

Он прикрыл веки и зажал переносицу, стискивая зубы.

— Почему ты так старательно пристаешь ко мне с этим разговором?

— Почему ты так старательно его избегаешь? — с лету отбила она.

Но Драко был готов.

— Да почему так важно, что я сказал?

— Потому что! — прокричала Грейнджер и потерла переносицу. — Нет, я не собираюсь скандалить. Я... — ее голос обрел твердость и тон, которые Драко ненавидел. — Забудь. Все забудь. Я пришла заниматься делом.

Стремясь сдержать грядущую резкость собственной реакции, Драко захлопнул книгу по редким рунам и поднялся, чиркнув ножками стула по полу. Подхватил стаканчик с недопитым кофе и выбросил в мусорку. Он ощущал на себе взгляд Грейнджер, и это бесило.

— Ма...

Драко порывисто развернулся лицом к ней, а она подалась назад от его внезапной вспышки.

— Не смей на меня злиться, — резко бросил он. — Ты сама это начала, Грейнджер.

Драко уже и сам не знал, имеет ли в виду этот разговор или встречи по расписанию. Или и то, и другое. Все сразу.

Грейнджер сдулась прямо на глазах. Все праведное возмущение сошло на нет, осталась лишь обиженная ведьма.

— Да, я начала... и теперь жалею, что вообще с тобой связалась.

Гром снаружи вторил ее словам.

Драко догадывался, что может это услышать, но укол все равно оказался неприятным сюрпризом.

Вчера в ее кабинете ему почудилось, что, быть может, признаться ей не было ошибкой, он позволил себе надеяться, самую малость... и на что? С чего тут удивляться? Он услышал именно то и именно так, как раз за разом проигрывал в голове с тех пор, как пробормотал в субботу те злосчастные слова.

Может, именно этого и не хватало.

Может, она должна была прямо отказать ему, а не выдохнуть «О». Так бы у Драко появилась возможность оправдать собственные действия и нежелание разговаривать. Он мог бы отстоять собственную правоту.

Но все казалось неправильным.

Все еще сидя за столом, Грейнджер боролась со словами, уставившись на свои ладони, ее щеки покраснели.

— Я... я не это хотела сказать.

— Но сказала.

— Я... — она замолчала растерянно.

Драко мрачно хмыкнул, всеми силами сдерживая неотвратимые слова: те, что шли из глубины души.

— По-моему, ты всегда говоришь, что думаешь.

— Я не идеальна, Малфой, несмотря на слухи. Я тоже ошибаюсь.

— Вот так вот?

Как со мной?

Грейнджер ответила не сразу, опустила локти на стол и спрятала лицо в ладонях.

— Я устала. Я не хочу воевать и воевать в каждой сфере моей жизни. Это выматывает. — Тяжело вздохнув, она потерла лицо и посмотрела на него. Ее глаза подернула сетка сосудов. — Я не хочу впустую доказывать что-то человеку, который не способен открыто поговорить о своих чувствах. Я была в такой ситуации раз, даже больше, и знаешь, у меня уже полно шрамов. Но вот... опять двадцать пять. Ситуация та же, человек другой. Я все думаю, что дело во мне. Может, это я проблема, но все это время именно я пытаюсь достучаться. — Грейнджер села ровно, ее лицо ожесточилось. Определилась. — С меня хватит. Я не буду играть с тобой в игры, Малфой, я этого не люблю.

— Это не я здесь играю, Грейнджер.

Ее глаза сузились.

— И что это значит?

— Именно то, что ты услышала, — огрызнулся Драко, усилием воли удерживаясь от жестов. — Тебя расстраивает, что я не хочу говорить, но зачем тебе это? Ты ведь жалеешь, что вообще со мной связалась. — Обрывая ее возражения, Драко поднял палец. — Это твои слова.

— Не переводи стрелки, Малфой! Даже не пытайся.

— Ну а ты не пытайся принуждать меня к разговору о моих чувствах!

— О? — хмыкнула она с горечью. — Так они у тебя есть? Как интересно.

Грейнджер тут же осознала, что сказала совсем не то, что нужно, но... Поздно. Драко отступил на шаг, она выругалась под нос и впилась пальцами в бедра.

— У меня не получается замолчать и не говорить лишнего. Я не знаю, что делаю.

Драко больше не прислушивался, лишь улавливал основной смысл, игнорируя невысказанные нюансы.

— Так это лишнее? Или ты все-таки говоришь честно?

— Честно я назвала бы тебя сволочью, которая боится серьезных отношений, но ты счел бы это комплиментом.

И честность полилась из него, сметя все барьеры.

— О, так это я боюсь отношений? Грейнджер, ты выделила мне одну ночь в неделю и пометила ее цветом, который мне даже не нравится. Установила правила...

— Ты на них согласился!

— И это было ошибкой, — оскалился Драко, больше не в состоянии стоять смирно. Не осознавая, что делает, он встал с противоположного края стола от Грейнджер, которая успела подняться. Они уставились друг на друга на мгновение, а затем Драко выплеснул все. Прав он или нет, стало плевать. — Я несколько раз повторил, что не хочу разговаривать, но ты явилась аж сюда под предлогом гребаного ливня, чтобы додавить меня.

— Неправда!

— Я не твоя «шестерка», Грейнджер...

— Я так и не говорила! Ты не пра...

— Я прав! — рявкнул Драко, глубоко, рвано вздохнул, затем понизил голос, нащупывая хотя бы ошметки самообладания, но куда там. — Я прав. И я лучше попытаю удачу с голодным камнем под охраной хреновой тучи, чем останусь здесь еще на секунду. Это я должен орать на тебя, а не слушать твои лицемерные речи.

— Что?!

— Это я люблю тебя, Гермиона, а ты не чувствуешь того же!

И пока Грейнджер убедительно изображала выброшенную на берег рыбу, Драко вылетел из комнаты в объятия шторма.