Сибириада

- VIII - Неудавшееся покушение на чемпиона

После второго тура — а все видели! — Гарри стал всеобщим кумиром и любимцем. Шутка ли, не только быстрее всех до цели доплыл и первым освободил своего заложника, приняв при этом самую идеальную форму для подводного плавания — амфибии, но и две жизни попутно со своим партнером спас! Гарри стал героем. Настоящим, а не каким-то уцелевшим младенчиком, отразивший лбом Аваду.

Толпы девушек со второго по седьмой — включительно — курс теперь восторженно пищали, счастливо улыбались и махали руками при его появлении, вгоняя скромного героя в смущение и краску. Гарри застенчиво улыбался в ответ, покорно расписывался на сумках, если его успевали поймать, и старательно удирал в ближайшую «подворотню».

И горе-то было, когда его загоняли в туалет для мальчиков, от девчонок он спасался, но там его подкарауливали фанаты-младшекурсники, теперь уже они окружали Поттера, как стайка растрепанных воробьев старого ворона-ветерана с трофейной коркой в щербатом клюве, и требовали поделиться с ними кро… славой. А некоторые девушки, оставшись снаружи, бывало, не теряли оптимизма и стерегли героя до упора — до самого отбоя…

В общем, вкусил Гарри реальной славы, и надо сказать, она не пришлась ему по вкусу. Это оказалось слишком хлопотно и шумно. Да и полностью загордиться ему не дали. А разве слизеринцы кому-то что-то уступят? Разозленные успехом Поттера, они пустились во все тяжкие. Чужая директриса и её опека их не пугала, равно как и имя кого-то там из Кощеевки. Да хоть сам Кощей пусть над Поттером зачахнет, а они свое возьмут. И брали. Откровенными ненавистью и измором. Не все, конечно, а четвертый и третий курсы, то есть личные недруги Гарри Поттера и дети тех пожирателей, что лизали кровавую длань Темного Лорда.

На людях, в аудиториях и в Большом зале, Малфой и Ко позволяли себе лишь кривые ухмылки и злобные подколки, на которые преподы только фыркали, закрывали глаза и снисходительно качали умудренными головами, дескать, ах, резвится молодежь… Зато в пустых и безлюдных местах, типа Астрономической башни или заброшенного коридора, слизеринская банда оттягивалась на полную катушку. Поначалу, когда Гарри наивно и доверчиво бродил в одиночку, его отлавливали, заволакивали в темный закуток, отобрав палочку, обездвижив с помощью заклинаний и лишив голоса Силенцио, начинали методично издеваться над ним, сперва глумились морально, поливая грязью: и дурак-то он, и некрофил, а кем ещё надо быть, чтоб любовь-морковь с мокрохвосткой вертеть? И сынок-то он чертовой полковой дивизии… Покончив с оскорблениями, переходили к более активным действиям: Малфой давал отмашку своим гориллам, и те, засучив рукава, приступали к избиению, всласть начесывали свои кулаки о поттеровские ребра.

Потом Гарри додумался не даваться в руки без боя. Почуяв засаду или проследив за ней по карте Мародеров, Гарри отбивался как можно дольше, щедро осыпая врагов фурункулюсами и слагиусами. Так, что потом Забини, Нотт и Кребб с Гойлом сутками слизняками давились сквозь изъязвленные рты, кровоточащие и сочащиеся гноем. Малфой обычно уворачивался, прячась за спинами своих «дружков». Но однажды увернулся Забини, и в холеную рожу белобрыса таки прилетело хорошее проклятие от Гарри — сдвоенное Слагус-Сценом, отчего Дракошка на неделю загремел на больничную койку, причем лежать ему пришлось на животе, так как слизни лезли из заднего прохода. И воняло при этом соответствующе.

МакГонагалл, видя синяки, ссадины и порванную одежду Поттера и слыша иногда звуки сражения, злобствовала и сдирала штрафы со слизеринцев, пытаясь их укоротить, но, как это всегда и бывает, делала только ещё хуже: ограбленные на сколько-то баллов принцы подземелий только пуще заводились. И устраивали на Поттера прямо-таки окружную облаву, чуть ли не с флажками и загонщиками.

Волчья роль Гарри неожиданно понравилась. Идя на урок в компании друзей, он мог не опасаться нападения, другое дело, когда им приходилось разделяться по заданию учителя… На сдвоенных практиках в пару к Гарри почему-то всегда ставили Малфоя, и вот они, разделенные котлом или верстаком, старались удержаться от убийства оппонента. А идя за ингредиентами или инструментами в подсобку, злобненько подкалывали и задирали друг дружку, причем непонятно было, кто из них ядовитее.

— Жаль мне, Потти, кишка у тебя тонка, чтобы сразиться со мной в честной дуэли!.. — с мечтательным видом шипел Малфой. Гарри ехидно парировал:

— А твоя-то кишка выдержит, а, Дракон? Раз уж твои хваленые сородичи такую славную избенку испугались…

Драко бледнел, покрывался некрасивыми розовыми пятнами, грозно пыхтел и… не мог ничем ответить на уроке! Зато пото-о-ом… Отрывался за милую душу, начиная новую охоту за чертовым Поттером. Гарри, тихо хихикая, отслеживал засаду по карте и, надев мантию-невидимку, ловко обходил их, влегкую одурачивая врага, чувствуя, как струится в крови горячий развеселый адреналин, побуждавший его ринуться в жаркий и страстный бой. Но Гарри сдерживал свои порывы, подчиняясь инстинкту самосохранения.

И однажды в библиотеке, пользуясь тем, что мадам Пинс бдила над душой двух второкурсниц, переписывающих к себе в конспекты что-то из древнего на вид талмуда, а значит, ни на что другое не отвлечется, пока её драгоценная книга в руках учеников, Драко и Ко поймали и отжали в угол Поттера. Щедро отвешивая щелбаны и подзатыльники, отобрали палочку и, чуточку оглушив, вывели из библиотеки, цепко и крепко держа под руки, да, мимо библиотекарши, которая ничего не замечала, кроме своей подопечной-книги, страницы которой переворачивала, о ужас…

— Руки вытри, все пальцы в чернилах! — вполголоса рявкает Пинс на девчонку-неряху. Та, вздрогнув, испуганно съеживается и поспешно хватается за промокашку. И никто из них в упор не видит, как Кребб и Гойл уволакивают прочь оглушенного Гарри Поттера.

Обливаясь холодным липким потом и выкатив из орбит глазки, кидая быстрые взгляды назад через плечо, дуболомы Малфоя проволокли Поттера через ползамка, дежурно улыбаясь встречным-поперечным. Встретились им, впрочем, старшекурсники, витающие в облаках на крылышках херувимов и озабоченные предстоящими экзаменами, так что вряд ли они вообще заметили, что какая-то мелкота куда-то тащит своего товарища — мало ли, может, с квиддича волокут бладжером стукнутого…

Подземелья под Северной башней, той самой, где профессор Трелони вела уроки прорицания, были частично затоплены. И вообще, вся северная часть замка была заброшена уже не одно столетие, и туда мало кто заглядывал. Именно сюда приволокли Поттера под конвоем Малфоя и Забини, в темное и сырое помещение, в котором когда-то размещалась не то пыточная, не то вовсе камера, если судить по остаткам цепей и кольцам, вмурованных в серые стены. Решетка на железной двери была целой и прочной, таким же надежным выглядел и засов на ней снаружи…

Скинув Поттера с плеч на мокрый пол, Гойл с Креббом отошли и заняли пост у двери — встали на шухере. Блейз запалил несколько восковых свечей, заранее припасенных и припрятанных здесь же, нашел наиболее сухой участок пола и капающим воском начал рисовать пентаграмму. В центр её Забини возложил собачий череп, выкопанный из старой могилы в Гайд-парке ещё прошлым летом, так как у Драко уже второй год в заднице зудело неуемное желание хорошенько напакостить Поттеру. И вот наконец настал тот великий миг, который они все четверо так долго ждали — воздать жертвоприношение Огненному демону. Вернее, они хотели, чтобы вызванный из ада демон напугал Поттера до икоты и потери памяти, а если он при этом ещё и душу заберет… ну, они и не возражают, пусть, поди уцелеет, не помрет.

Пентаграмма — пятилучевая звезда — готова, по углам её установлены черные свечи из жира ягненка, круглая черепушка чьей-то безвестной болонки обильно окроплена петушиной кровью: как видите, мальчики-сатанисты основательно подготовились к сему знаменательному событию. По крайней мере, становится понятно, почему они так упорно отлавливали Поттера и почему именно только его. Другого врага Драко не хотел.

Быстрым речитативом Блейз зачитывал зубодробительной латынью мудреные катрены, с тщательной скрупулезностью выписанные безымянным монахом на желтом, задубевшем от времени, пергаменте. Шипел и отекал плавящийся жир, потрескивал фитилек, плясали по стенам золотые отблески огня… Голос Блейза в какой-то момент запнулся, и он неуверенно покосился на Драко.

— Что? — напрягся тот. Блейз торопливо просмотрел пергамент до конца, нахмурился, перечитал заново и простонал:

— Блин!.. Это хвалебная грамота-ода гончим Гавриила… Вот, смотри, тут написано «канис», единственное слово, обозначающее собаку во всей этой лабуде.

— И что? — продолжал не понимать Драко. — Заклинание вызова не сработает? Или надо снова всё начинать?

— Да нет… — Блейз опасливо покосился на разгорающиеся восковые линии. Сглотнул и прочастил: — Просто вместо демона может заявиться какая-то невнятная хрень. И если она увидит нас всех…

— Понял, — Драко развернулся к двери и гаркнул: — Линяем!

И все четверо рванули прочь, невзирая на жалобное гойлово: «а посмотреть?!» Кребб, убегая, не забыл педантично закрыть дверь на задвижку, помня накрепко вбитый в голову наказ — запереть Поттера.

Только у двери в собственную спальню Малфой вспомнил про брошенного пленника…

— М-мерлиновы подштанники! Мы что, Поттера бросили там?!

— Да ничего страшного, — отмахнулся Блейз, согнулся пополам, уперевшись руками в колени и пытаясь отдышаться. — Выберется. Мы двери не закрывали.

— Я закрыл, — возразил Кребб и тут же зажал себе рот обеими ручищами, вытаращив глаза в ужасе от того, что наделал и сказал. Малфой позеленел и собрался нестись обратно, но был перехвачен Блейзом, который истерично проорал в ухо:

— Ку-уда?! Оно уже вылезло и сожрало его! Наверное…

Лежать на мокром и холодном полу крайне неприятно, благодаря чему Гарри вскоре очнулся и сквозь головокружение и красный туман перед глазами вяло и отстраненно слушал, как Забини что-то читает на латыни. Что-то стихотворное и напевное. Мелодичное, в общем. Лежал Гарри с закрытыми глазами, слушал красивый и сильный голос слизеринца, чувствуя, как всё больше расползается по одежде под ним слякотная гадость, и обиженно думал — его что, в лужу положили? Какой-то оскорбительный намек, да… обращаться с ним, как со свиньей.

Потом Блейз почему-то запнулся, и после короткого переговора раздался самый странный и удивительный звук в данный момент — топот убегающих ног. Затем железный лязг и тишина.

Удивившись, Гарри открыл глаза — высоко над ним стрельчатые своды, по ним хаотично пляшут золотые отблески огня. Пожар? Спустившись взглядом по стенам вниз, Гарри уставился на источник огня. Жарко пылали линии и какой-то шар в центре чего-то, похожего на пентаграмму. У желтого шара были глаза, и они очень злобно смотрели на него, казалось, заглядывали прямо в самую душу. Гарри приподнялся на локтях и, перекатившись на бок, на всякий случай отполз к стене, подальше от живого, глазастого огня. Глазки пристально проследили за его передвижениями, и, видимо, существо не одобрило гарриных действий, потому что пониже глаз появилась щель и ощерилась кошмарной зубастой пастью. Пасть, охваченная пламенем, смотрелась весьма внушительно, Гарри сдавленно икнул и вжался в стену. Бесформенный монстр из ада тем временем обрел ещё и голос — глухо и утробно зарычав, он ме-е-едленно и непреклонно начал приближаться к жертве…