Леди Малфой. Навсегда

Леди Малфой. Навсегда

Ну как, как она может подойти? Если братья узнают, то собственноручно сократят число собственных сестер, а может и еще хуже — вновь начнут расхваливать Сильвию, как самое наиразумнейшее существо на всем белом свете. Хотя Эйприл была уверена, что сестрица просто зануда, а зануды всем нравятся, их удобно ставить в пример!

Кто её теперь защитит? Та, кто могла, уже из земли не поднимется, её нет больше года, другая ушла еще раньше, целых семнадцать лет назад. Самая младшая, самая глупая, самая надоедливая... и так не похожа на мать! Не то что Сильвия, которая умудрилась надоесть даже призракам в библиотеке. Ведь она в ней практически живет! И совсем она не глупая... Её просто директор не любит. И то, что она не допущена к экзамену по Зельеварению, говорит только о том, что она не допущена к экзамену по Зельеварению. И пусть Драко кричит сколько влезет, если ему не страшно получить второй сердечный приступ, она сдаст этот проклятый предмет.

Выпьет Оборотное зелье и сдаст!

Девушка знала, что врет сама себе, никогда ей не сдать эту адскую науку, если старший брат не поможет, да и директор её не «не любит». Она ему безразлична, как муха за закрытым окном — не видно, не слышно и никаких неудобств.

— Директор! — ноль реакции. — Директор! — вновь ни звука в ответ. — Ну директо-о-о-р! — заорала Эйприл совсем не так солидно, как полагается детям аристократов.

Слизеринка стояла в кабинете директора Хогвартса, посланная сюда всем курсом за расписанием предметов, как самая смелая и та, которой все равно ничего не будет , и просто вопила, желая привлечь к себе внимание. Но Северус Снейп смотрел в окно, думал и явно чихал на свою посетительницу. Эйприл привыкла к такому отношению, потому просто прошла вперед и плюхнулась в глубокое потертое кресло. Говорят, что оно, кресло, а не директор, здесь уже очень давно, и в нем не раз сидела её мама. Её всегда интересовало, какой она была, ей снились сны о юной грифиндорке, она читала старые газетные вырезки, и часами смотрела на красавицу Сильвию, в надежде поймать как раз тот момент, когда та похожа на мать. Но моменты ускользали, надежда меркла, время шло, а Эйприл так до конца и не выяснила, почему родилась.

Наконец старик вынырнул из глубин сознания и откинул назад свои жидкие черные патли. Красит он их, что ли? Даже Драко седой, а этот все чернеет в коридорах Хогвартса, прям как неупокоенный призрак...

— Чему обязан такой честью? — кривая ухмылка, словно гримаса зубной боли и пустые черные глаза.

Фу, ну и противный же у них директор!

— Расписанию!

— На столе, — равнодушно кивнул он ей в сторону неаккуратной стопки бумаг и вновь отвернулся. — Желтая папка, страница десять... — от скуки в его голосе хотелось повеситься.

— Как вы смеете так со мной разговаривать... — она чуть не плакала. — Я Драко пожалуюсь!

Директор хмыкнул, он знал — девчонка хорошо понимает, тех, кто волей судьбы стал частью его жизни старик не боялся, не боится и бояться не будет. Вода точит камень, и разросшийся до неприличия род аристократов точит его медленно, режет по живому казалось бы мертвую душу, но ни разу за все эти десятилетия никому из них даже на ум ни пришло припугнуть его чем-то.

— Вы готовы побеспокоить пожилого человека из-за такого пустяка? Неудивительно, ведь вы пустышка, Эйприл. Разодетое пустое место. И не носите столько ожерелий сразу — это пошло, что вам и так известно... Да, кстати! — он будто что-то вспомнил, и нравоучительно потряс длинным пальцем у неё перед носом. — Не стоит обижаться, просто вы мне надоели, до смерти надоели.

— Я?!

Маг привстал со своего места, опираясь на трость, подался вперед всем своим костлявым телом и рявкнул с такой силой, что у девочки уши заложило:

— Малфои! Вся достопочтенная орава!

Она не выскочила из кабинета, а медленно развернулась и вышла с гордо поднятой головой, и в сердце кипела не обида на старика, а злость на него. И как прикажете сдать это чертово Зельеварение?!

— Вы дружили? — спросила она как-то раз у Беллы. Женщина стояла у стола и вилкой гоняла по тарелке кусочек праздничного торта, пытаясь его поймать. — С мамой?

Удалось ей это в момент самого вопроса, и сладость явно пошла не в то горло, потому как Беллатрикс закашлялась до слез и со злости смахнула тарелку со стола. Та разбилась с оглушающим звоном.

— Отравишь!

— Кого?!

— А кого ты пригласила?

— Друзей!

— Их и отравишь! — с нескрываемым злорадством подтвердила она свою мысль. — Сейчас съедобный подберу, твари безрукие... — зашипела женщина, нахмурив и без того морщинистый лоб.

Домовикам из кондитерской Луизы Уизли, как и самой Луизе в тот день явно не поздоровилось. Да вкусные у нее сладости, она всю жизнь их ест!

То был десятый день рождения Эйприл, и праздновала она его в доме той, кто всегда была рядом. Лейстрейндж учила её жить, но не так, как жила сама, женщина хотела для сероглазой непоседы другого, лучшего. Потому её неуклюжие попытки разъяснить маленькой девочке, кто такой «тот дядя по имени Гарри Поттер» породили лишь жгучее любопытство, больше похожее на болезнь. Её любимая тетя Белла всегда улепетывала, как трусливая первокурсница, только речь заходила о Гермионе. Словно та ее личный боггарт! Потому Эйприл свято верила, что рассказать ей о маме до её замужества может лишь этот страшный Поттер.

О том, что было «после» ей хорошо известно — миссис Забини ничего от нее не скрывала, да и мамины воспоминания, пусть и не все, она у Габриэля выпросила. Впрочем, Алексия в разговоре с младшей частенько отделывалась общими фразами, она старалась быть хорошей для всех, но искренне любила лишь Эйдена и Сильвию. Ездила с ними на французкое побережье, постоянно шушукалась, как подружка, крестила её племянников и обучала всему, что знала сама. Душой Эйприл чувствовала — этих своих детей любила и её покойная мать, и обижалась на обеих.

От совсем не девичьей злости Эйприл топнула ногой, ударилась коленкой о столешницу, отчего стол немного подпрыгнул, а сливочное пиво чуть не опрокинулось, и постаралась слиться цветом с окружающими стенами. Но, как назло, сегодня Дырявый Котел был освещен отлично, как, собственно, и всегда по воскресениям. Мадам Розмерта строго следила, чтобы несовершеннолетние граждане Британии не лишили её дорогой лицензии на продажу спиртного, и тот, встречи с кем Эйприл так ждала, немного обернулся, скользнул по блондинке равнодушным взглядом, но не узнал. Девушка редко сопровождала родственников на приемах, не фотографировалась, и не стояла в первых рядах на политических собраниях Лорда, как некоторые. Просто смазливая девчонка, накрашенная ярче дозволенного в её возрасте, она просто жила, что устраивало абсолютно всех. Таких тысячи по Лондону ходят!

Вообще-то, сегодня она храбро сбежала сюда от Габриэля, которого иногда боялась до дрожи в коленках. Тот опять устраивал свой страшный прием, где собирались самые жуткие люди в самых жутких черных одеждах и решали, как жить дальше — то есть определялись, кто и в чем перед ними провинился. Брат хотел её видеть рядом с собой, но Эйприл неинтересны пространные рассуждения людей о мировом порядке. Их давно не называют «пожиратели», теперь их никак не называют, и оттого еще страшней. Ну, страшнее для тех, кто их боится, конечно. Сама Эйприл даже лелеяла надежду вступить в ряды этих магов но... попозже. Ну а как иначе? И Габриэль, чтоб ему гореть, и Белла, и папа, и Скорпиус, и Эйден — все там были или есть. Чем она хуже?! Она представитель большой и влиятельной семьи, а значит... да ни черта это не значит!

Представители таких семей не сидят битый час над пустой деревянной кружкой, которая стоит на засаленном, сколоченном из грубых досок, столе, и не решаются подойти к человеку, который в сто раз ниже их по социальному статусу!

Гарри Поттера, такого, каким она его видела на пожелтевших страницах Пророка, разумеется, давно не существовало. Молодой зеленоглазый парень, стеснительно потупивший взор, а позади него юная мама, с какой-то жуткой прической на голове — газета почти сорокалетней давности. В тот год признали все же, что Темный Лорд вернулся, и статья была как раз на эту тему. Она была рядом, с ним. Он должен знать.

Что именно должен знать пожилой человек за столиком, безуспешно пытающийся удержать не в меру подвижного внука на стуле, сама Эйприл не знала. Его жизнь, как жизнь героя, не удалась. Он враг её семьи — несомненно. Однако как этот обрюзгший мужчина, с туго затянутого ремня которого свисает пивное брюшко, почти лысый, с толстыми щеками и грязными... о ужас — кроссовками! — может быть врагом? Он выглядит даже старше Драко, а им обоим перевалило за пятый десяток всего два года назад!

Сердце защемило от жалости, но не к мужчине напротив, а к старшему брату. Он сделал все, чтобы семья была едина, все, что смог. А что получил взамен? Ничего. Будто так и должно было быть. Астория умерла при родах дочери, которая тоже не выжила, папа после смерти мамы прожил всего семь лет, мы — его головная боль, а не радость, да еще и старость у него такая же, как и у этого — ранняя. Только Драко худой, много курит и постоянно мерзнет, а этот толстый, потный и явно злоупотребляет виски. Уже второй стакан!

Присмотревшись повнимательнее к своему предполагаемому собеседнику, в очередной раз отвесившему оплеуху тщедушному верткому мальчишке лет пяти, она ощутила еще одну разницу. Драко никого не любит, совсем. Что-то там в его прошлом случилось, или не случилось, и с тех пор он холодный, как лед. Говорит, как по написанному, улыбается, когда надо, устраивает балы и принимает активное участие в светской жизни Лондона, как ему и положено, но не любит. Ни Скорпиуса, который предпочел жить и работать не с отцом, а Темным Лордом, ни Габриэля, ни еще кого. Эйприл прощала ему нелюбовь. Не слишком добрая, но чуткая, она узнавала эту дикую усталость и в нем, и в директоре, и в Гарри Поттере, хоть живьем и видела его в первый раз, и даже в тете Белле. Она, усталость, душила их, как удавка. Тем не менее этот человек любит, она видит, понимает и... завидует.

Ту, которую любила сама Эйприл, она похоронила год назад — дождливой осенью. Нет, дряхлая старушка с тонкой, словно бумажной кожей, не ушла из жизни по собственной воле, её убили в очередном бою те, с кого смеялась уже вся страна, те, кто никак не успокоится и борется с чем-то. А с чем здесь можно бороться?

Англия, как болото, самая важная новость за прошедшую неделю — арест бакалейщика, продавшего школе три килограмма несвежих сердец чешуйчатых бурундуков. Обсуждали несчастного дельца все, кому не лень! А вот смерть Беллы не заметили, и некролог в Пророке, написанный Драко, уж слишком бледное прощание с той, кто так много отдала Лорду! Девушка помнила, как в последний раз зарылась с головой в жесткие седые волосы женщины, вдохнула родной запах поглубже, чтобы за день не выветрился, и отправилась в школу, оглянувшись всего лишь разочек. Ну почему не два, не три, а один?!

— Иди, иди... — как всегда смущенно пробурчала ведьма, не поднимая глаз, и с преувеличенным вниманием разглядывала видавшую виды палочку. — Ласковая нашлась, тоже мне...