Леди Малфой. Навсегда

Мужчина засобирался, принялся стягивать свитерок малыша со спинки стула и всем своим видом показывал, что с чужими соплячками вести беседы не намерен. Эйприл ему не понравилась — одета дорого, а сидит в такой дыре, юная, а помада ярче грифиндорского знамени. Лили себе таких вольностей не позволяет, а эта особа...

— А я его папу знаю!

— Да? — чуть более спокойным голосом переспросил Гарри. — Откуда?

— Э-э-э...

— Так, всё. Мы уходим.

— Нас Скорпиус Малфой познакомил! — правда сама сорвалась с губ. — Когда-то...

— Хороший мальчик был. Но вы верно подметили — «когда-то», — добавил он почти шепотом. — Даже Джинни нравился...

— Кому нравился?

— Уже неважно... — мужчина грустно вздохнул и посмотрел на Эйприл чуть внимательнее.

То была большая и неправильная дружба, и закончилась она много лет тому назад. Однако говорить о ней не принято до сих пор — это табу. Скорпиус Малфой и Джеймс Поттер жизни не мыслили друг без друга. Как такое могло произойти — тайна, и не за семью печатями, а в душах этих двух, которые много вынесли, чтобы иметь право на свою крепкую мальчишескую дружбу. Один учил другого премудростям наук, а другой веселой жизни. Они вместе третировали Драко расспросами о прошлом, и тот рассказывал, что мог, скрепя сердцем принимая младшего Поттера в своем доме почти радушно — ради сына и на зло старшему. Вместе дети готовились к экзаменам и опять же вдвоем доводили директора до белого коления такой вот выбивающейся из его представления о Малфоях дружбе. Они даже сколотили вокруг себя группку отчаянных смельчаков и устраивали в школе всякие веселые пакости, доводя учащихся факультетов до слез и смеха.

В результате такой бурной школьной жизни сына Астория в Хогвартс наведывалась даже слишком часто, у неё и расписание занятий для этой цели имелось. Ух и доставалось тогда Скорпи! Эйприл была еще маленькой и несмышленой, а завидовала им по-взрослому. Однако все волновались, видя такой ужас перед глазами, все, но не Габриэль.

— Скорпиус? Поттер? Не смешите, им не суждено, они разные! — сказал он как-то за обедом, как отрезал, и вновь уставился в только что полученный список старост старшего курса, где без труда нашел себя. — Все всегда будет так, как и должно быть...

Астория скривилась, запричитала и схватилась за свой большой живот, её беспокоили боли в нем. Ну а Эйприл вновь подслушала, запомнила и поверила навсегда.

После смерти деда, ровно через два дня, в гостиную влетел злой и словно повзрослевший Скорпиус, перепрыгивая ступеньки и чуть не рыдая от ярости, он добежал до своей комнаты на втором этаже и закрылся там почти на трое суток. Наверное, он не только сильно переживал, но и много думал. С того дня Малфой, как Малфой, а Поттер, как Поттер — враждуют.

Повзрослев, Эйприл, раскачиваясь в кресле качалке бабушки Скорпи, спросила у него:

— Он что-то о моем папе сказал, да?

— Да, было дело, догадливая ты наша...

Скрип старинного предмета мебели и дождь за окном слились в один звук с ответом, но больше Эйприл ничего не спросила. День был редким — хорошим. Они недавно вернулись с прогулки, мокрые, но счастливые и с кучей новых платьев для юной мисс Малфой. Ну не захотела она его портить! Сказал и сказал, к чему любопытствовать?

Скорпиус Малфой живет то в одном из поместий матери, то тети Дафны, то в замке Салазара, работает кем-то вроде консультанта по организационным вопросам у Лорда, общается с теми, с кем и должен общаться, принят в дружные и стройные ряды «тех» людей в черных одеждах и награжден меткой. После памятных трех дней в спальне он серьезен, как старик, но доволен и богат. Его интеллигентную физиономию с жиденькими усиками над верхней губой привечают во всех домах Лондона, его любят женщины, а сам он любит чай с молоком, огонь в камине и семью, за исключением отца, с которым отношения у него не сложились, но там, собственно, и складываться было нечему.

— Вы не представились, девушка.

Конечно, она не представилась. У нее язык занемел — вот на нем её имя и застряло. Но, прокашлявшись, девчонка осмелела. Старый мамин друг и такой же старый враг. Подумаешь!

— Эйприл... — голос предательски дрожал.

— Очень приятно, Эйприл, — Поттер сделал над собой усилие и смягчился. — А фамилия? Времена сейчас опять сложные, поймите правильно.

Времена не были сложными, времена были скучными, а оттого самую чуточку грустными. Учет и контроль всего, что только можно контролировать, от количества исполненных заклинаний за день в отдельно взятом районе до бюджета среднестатистической семьи — залог успеха политики Лорда. Живешь по закону, значит, живешь спокойно и в достатке, не нравится жить по закону, значит, живи в Азкабане. Все справедливо! По крайней мере, другой справедливости Эйприл не признавала.

— Я тетя Скорпиуса...

Мужчина на мгновение замер, копаясь в памяти и определяя, кто кем и кому приходится в этой огромной семье, что, в принципе, занимало немало времени даже у самой Эйприл. И что-то там в его голове все никак не сходилось, мешало то ли виски, то ли много прожитых лет.

— А сестра ваша тогда?..

Девушка неприятно поразилась вопросу. Знать нужно тех, кто страной руководит, самообразовываться!

— Драко. Но он старший брат, а не сестра...

Поттер в раздумьях повел пальцем по липкой поверхности стола, а затем удивил Эйприл донельзя, если не сказать — испугал.

Мужчина несильно стукнулся лбом о столешницу и пробормотал:

— Нет, нет, нет... — затем еще раз стукнулся и застонал, но не от боли, разумеется, а собственных мыслей. — Нет!

— Что «нет»?! Я еще ничего не сказала!

— И не надо! Я не буду говорить о твоей маме. Не буду!

— Почему?!

Годы назад на этот вопрос у него было очень много ответов. И он не смог бы их выстроить ни в два предложения, ни в три, да и сотни, пожалуй, не хватило. Да и поняла бы его эта девица? Нет, не поняла и никогда не поймет, ни мать, ни его самого. Он молча смотрел на неё снизу вверх, удивлялся её несхожести с Гермионой и просто задыхался от тягучего и сладкого запаха духов Эйприл, хотя, быть может, это благополучие так сильно пахнет розами?

Через два дня после похорон Гермионы, таким же солнечным и погожим днем, от яркости которого слепило глаза, в Норе раздался тихий, но уверенный стук в дверь. Гарри не сразу понял, что стучат именно в дверь, но открыв её, замер, так сильно поразила его личность посетителя, у него даже сердце быстрее забилось. На пороге стоял еще ребенок: щуплый и высокий, выше его самого, в тоненьком черном пиджаке не по погоде, но не по-детски вызывающе смотревший не на хозяина дома, а вдаль, переводя взгляд стальных глаз то с открывшейся ему панорамы на всю деревушку, то на качели во дворе. Тот свой страх при виде родного ребенка отличницы Грейнджер он стыдится вспоминать до сих пор. Перед ним стоял порок и ошибка, а не человек. Его спокойное и словно умиротворенное лицо с белой кожей не выдавало любопытным взглядам ни единой мысли своего владельца, но Гарри подумал — придется платить.

— Привет, Гарри Поттер, а ты маленьким симпатичнее смотришься, стройнее! — подросток изогнул капризные тонкие губы в кривую улыбку, и она явно далась ему тяжело. Он страдал, сильно страдал. — Поговорим?

— Дорогой, кто там?..

— Кингсли! Мы уходим!

— Ладно! — прокричала Джинни из ванной.

И они ушли, но недалеко, в сарай, где вместе присели на старую ржавую бочку, и тепло тела того мрачного мальчишки, закурившего длинную, будто дамскую, сигарету, показалось ему могильным холодом, знамением неотвратимого и еще бог знает чем.

— Зачем ты так с ней? — он не спрашивал, он просто говорил. — Молчишь? Ты бы мог прийти к нам в дом, у тебя для этого было почти два года. Мог погрустить вместе с ней, поддержать, успокоить и... оставить жить дальше. А ты был героем, не другом. Ты чертовский плохой друг, раз думаешь, что все вокруг тебе должны. Ясно?

— Ясно.

— Брата моего убили... Зачем, спрашивается?

— Ты многого не знаешь.

— Знаю, мама все рассказала. Чего смотришь косо на ребенка, взрослый дядя волшебник? — он выдохнул струю дыма и проследил за тем, как она развеялась. — Омут памяти вещь распространенная, со множеством функций!

— Я хотел её освободить.

Габриэль хмыкнул, бросил на пол окурок и затушил его длинным носком туфли.

— Да и не ты даже! Не пухни от ответственности, а то лопнешь еще... Поттер пешка, всю жизнь — пешка, деревянная и дешевая. Дамблдор только на питание и тратился.

Он говорил страшные вещи, но вежливо улыбался, и невольно Гарри подумал, что даже оскал Лорда, того, который змееподобный, и то приятнее, честнее.

— Хоть бы предупредил её тогда, что ли! Стратеги чертовы, зазвали в гости, как на казнь...

— Дети Люциуса Малфоя ей были не нужны, ей нужна была свободная жизнь, и она бы это поняла, если бы... — заговорил он убежденно и торопливо, пытаясь успеть высказать то, что хотел.

Но Габриэль в раздражении мотнул головой, словно слышать ничего не хотел, и перебил мужчину:

— На тебя и обижаться нечего, ты просто глупый!

— Не только мы виноваты, твоя мать сама сделала свой выбор, Габриэль.

— С кем поведешься... ну, ты сам знаешь, что будет, правда? — спросил он.

Горький сарказм в голосе подростка не соответствовал его возрасту, и Гарри поежился от отвращения, узнав интонации Лорда.

— Так и Драко когда-то сказал.

— Драко тоже глупый, но не дурак.

— Так не бывает.

— Всё бывает... — еле слышно пробормотал Габриэль. — Хочешь, докажу? — весело поинтересовался мальчишка и повернулся лицом к Гарри, лукаво уставившись в зеленые глаза бывшего героя своими, почти белыми.

— Нет, не хочу.

— Неправильный ответ, Гарри. Мне не нравится...

Он не пришел его убивать, он даже не пришел мстить, он пришел показать, что значит любовь. Габриэль — чистое зло — знал её ценность и цену получше всеми любимого Поттера. Да и понимал гораздо яснее, как невыносимо сложно платить по её счетам. Он сыграл в игру, где на кону стояли судьбы, и жестоко проучил «взрослого дядю волшебника» на всю его оставшуюся жизнь. У выхода из пыльного и темного гаража Малфой засмеялся, а Гарри заплакал, не стесняясь всхлипывать и утирать слезы. Впрочем, больно было обоим.

За минуту до того, как зарыдал крепкий мужчина, ребенок произнес:

— Выбирай! Ты же думаешь, что бедной маме было так легко. Ну, давай же! — он подгонял его, словно наездник непослушную лошадь. — Ну?

— Я выбрал... — прохрипел Поттер, одним махом проживший заново все эти годы после проклятой помолвки Грейнджер.

Габриэль поклялся убить его семью, всех, до одного, если Тед Люпин умрет не от его, Гарри, руки. Животный ужас того вечера не забудется, а остекленевшие глаза в зеркале серванта, в котором еще отражался и красный диван с веселыми детьми на нем, будут сниться в кошмарах. Наверное, существовали варианты. Можно было сбежать, бороться, предупредить крестника, хоть что-то сделать. Но все эти варианты существовали на самых задворках сознания, ведь Гарри слишком хорошо знал — обмануть Лорда не в его силах. У него не вышло ни разу! Разве любящий отец сможет рискнуть жизнями собственных детей?!