Леди Малфой. Навсегда

Кресло у зажженного камина, глухие удары дождя о стекло, треск поленьев и больное, хриплое дыхание Беллатрикс Лейстрейндж , готовившейся к очередному рейду — и это все.

В Хогвартс с новостью о смерти родственницы прибыл Эйден. Он забрал её с урока по Темному Искусству, небрежно махнув Алекс шарфом, и отвел сестру в сторону. Холеный красавец, ловелас и эгоист, всегда уверенный в своей неотразимости. Тогда он мял этот свой шелковый шарф, как мальчишка, и не знал, что сказать. Они все понимали, что у Эйприл нет никого дороже Беллы, и чувствовали за то свою вину. Понимали!

— Говори уже, чего пялишься!

— Эйприл... — брат скривился. — Откуда этот словесный мусор?!

— Из глубин моей души! — хмыкнула девчонка и жеманно повела плечиком.

— О Мерлин... — простонал мужчина. — За что мне это?

За что ему «что»? Сестра терпеть не могла лорда Эйдена Малфоя и его почтенную персону, но не помнила, всегда ли так было? Этот ее братец из той когорты людей, которые живут, как дышат — легко и естественно, не заботясь о выбросах углекислого газа. Всегда смеется — неестественно и наигранно, всегда одет стильно и по последнему слову моды, всегда кому-то покровительствует, то в любовных делах, то в финансовых, и еле сдерживает свой веселый нрав даже в склепе родителей. Да он раздражает, в конце то концов! А как он ручку Алексии целует? Ну прям тошнит от такой предусмотрительности! Но он и Драко — хозяева замка, поэтому их нужно уважать, девочка хорошо знала это неписанное правило и никогда не пыталась его нарушить. Да и как нарушить? У них разница в возрасте — целая пропасть. Его дети скоро выше её вымахают!

Эйден баловень судьбы, и не нужно быть профессором, чтобы это понять. Если ему что-то нужно — будет, если ему что-то мешает — он это уничтожит, не заботясь о последствиях. Как например Лумиса Кэрроу, соратника по «партии» Лорда, перешедшего ему дорогу с каким-то уж больно дельным предложением усовершенствования чего-то там. И где он теперь? Поищите! Бродит где-нибудь, и вспомнить не может, зачем...

Немного полноватый тридцатилетний мужчина с модной нынче трехдневной щетиной на самодовольном лице и длинными белыми волосами, забранными в хвост. Он ходит с тростью отца, он похож на отца, он ведет себя, как отец, но отца Эйприл любила, а его — нет. Брат как пластмассовый фрукт — похож на настоящий, но подделка. И жена у него пластмассовая! Она даже его внебрачных пигалиц в замке терпит. Ей просто нет дела ни до мужа, ни до них! Их еще в детстве обручили, и общего между ними — дети, деньги и эта ледяная красота, которой, если уж честно, она немного завидовала.

Младшая из всех Малфоев, если не считать племянников, а она не считала, всегда умела признавать чужую правоту, и в принципе была согласна с директором, который постоянно называл её «пошлой». Ну вот такая она, яркая, хорошенькая и белокурая! Пухлые губы, точеная фигурка, огромные и словно глянцевые глаза, не особо отягощенные интеллектом, море энергии, упрямства и презрения к тем, кто не нравится. Ах да, еще и характер Беллы, как любит повторять Гэб, он так её хвалит. И почему мама на всех портретах именно с ним, этим противным Эйденом? Чем хуже она или Габриэль? Да даже Сильвия? Ох как сильно девочка хотела это понять!

— Ну!

— Эйприл, ты только сильно не переживай, она ведь... э... старая... была.

— Кто?!

После ответа мир поменял свой цвет, не рухнул, но стал темнее.

За полгода до смерти тети Беллы она задала ей свой «главный» вопрос.

— Ты меня любишь? — и подошла сзади, крепко обняв за талию.

— Ты как щенок ластишься! — нарочито грозно ответила женщина, сбившись со счета.

Она сосредоточенно пересчитывала серебряные кубки с какой-то дрянью для новичков в стане Лорда, в тот день должен был состояться очередной обряд посвящения.

— Отойди от меня, кому говорю!

— Не-а...

Они стояли в центре главного зала замка Слизерина. В нем когда-то крестили Габриэля, затем дочку Сильвии, двух сыновей Сюзанны, детей Эйдена, тех из них, кто законнорожденные, и Мерлин знает кого еще. В конце концов Темному Лорду надоел детский сад в его доме, он приказал отремонтировать помещение, поставить столы и теперь здесь ничего не напоминает о древности и магической силе. В воспоминаниях мамы этот зал другой — страшный и... страшный. Габриэль так хорошо отредактировал мамины мысли, что ей даже эмоции уловить было трудно!

— Эйпри-и-и-и-и-и-л... — эхо от дикого рыка этого самого Габриэля заставило дрожать не только стекла, но и ту, кому он предназначался.

В зал влетел растрепанный брат с полотенцем на плече и готовый убить. Эйприл догадывалась, что придушить он хочет не абы кого, а её. Процедуру умывания ему не позволил закончить лист успеваемости младшей сестры, который директор, клювокрыл ему в одно место, частенько «по ошибке» отправлял именно этому своему ученику, а не Драко.

— Неудовлетворительно по Чарам? Чарам?! Сестра, скажи мне, что это опечатка, немедленно скажи! — от возмущения у него дергался уголок правого глаза. Он медленно наступал на свою жертву, она, жертва, пряталась за пышной черной юбкой Беллы, а та сипло хихикала.

— Ты говорил, что тебе врать нехорошо... — осторожно напомнила Эйприл и зажмурилась. Авады, конечно, ждать не приходилось, но тяжелый вздох брата и звук отодвигаемого стула казался ей наказанием куда более страшным.

Его все боялись, не в силах описать словами — почему.

Эйприл смутно, но еще помнила брата другим. Когда-то он много ссорился со всеми, громко хлопал дверью, орал на неё за то, что под ногами у него путается и один раз даже плакал, когда умер папа.

Люциус долго болел и не дожил три дня до девятого дня рождения дочери, которую обожал так же сильно, как и других своих детей. А как интересно он рассказывал о бабушке с дедушкой! Девочка никогда не забудет его бархатный голос. И только он помнил, что Эйприл больше всего на свете любит не клубничное варенье, а земляничное. Сестра впервые за всю свою жизнь пожалела брата, подсмотрев его скупые слезы в каморке третьего этажа. После того, как доктор Лайнус сказал что всё, в этот раз отец не проснется и магия тут просто бессильна. Похороны, а затем и поминальный обед девушка уже почти забыла, в памяти всплывали лишь лица, много знакомых лиц, да Темный Лорд во главе стола, что-то объясняющий убитому горем Драко, для которого то была уже вторая смерть за год. Весной семья хоронила Асторию, а зимой — её свекра.

Меньше всех горевала Сильвия, сестра просто смотрела карими глазами на изможденное тело отца в супружеской постели и еле заметно качала головой, точно осуждала за что-то. На тот момент она только-только закончила школу, а вела себя так, будто имела на руках три диплома Йеля! Ученый сухарь. Да как она посмела на него так смотреть?! С отцом пришли попрощаться самые важные люди страны, и дочь точно помнила, что даже у гроба отца гордилась им. Не было лишь Габриэля, да и таким, как в той каморке, его уже больше не будет.

Эйприл догадывалась, что он сделал с собой что-то плохое, ну или не плохое, а опасное. Брат стал другим. Стройное тело превратилось в хрупкое, бледная кожа в белую, а взгляд застыл. Серое пятно, а не живой маг! С тех пор он даже не стареет. И девушку бы это устраивало — у неё в родственниках ровесников не числится — но только в том случае, если бы это был не тот самый Габриэль, именем которого пугают непослушных детей.

Он властный и сильный чародей. За закрытыми дверьми в подземельях он проводит опыты и пишет грандиозные труды о темной магии, при одном только взгляде на которые Эйприл клонит в сон. Он представитель Лорда, как и мама когда-то. Он отдает распоряжения одним лишь взмахом пушистых белесых ресниц, и не только сестра понимает — это паук в засаде. Да он и выглядит, как паук! Движения плавные, руки тонкие, кожа на лице прозрачна, а спокойствие — обманчиво. Однако он ею интересуется: беспокоится о её некрепком здоровье, требует, чтобы училась так же хорошо, как и их мать, подыскивает богатого мужа и пытается не пугать. Но рядом с ним сердце льдом покрывается. Габриэль Малфой — зло, пусть и родное, потому Эйприл еще не решила, как себя с ним вести.

Доминик возненавидел бывшего защитника не без причин, и пытается одолеть не столько Лорда, сколько именно его. Однажды ему даже удалось наложить на них обоих какое-то сложное проклятие, используя силу обряда крещения, давно связавшую крестника и крестного.

За это Эйприл вычеркнула доброго старшего друга из своего сердца, а тетя Алекс — из списка наследников, в нем осталась лишь дочка с внуками и младший Забини. Добрые люди так не поступают. Габриэль еле одолел те чары, за два часа до собственной гибели! После Гойл младший испарился, исчез с лица земли и больше его не видели. Жив он или мертв никто не знал и не узнает, пока Доминик сам этого не захочет, ведь что ни говори, а волшебник он на удивление сильный.

Его миловидное лицо, такое по детски наивное и открытое, вечно растрепанную густую шевелюру и почему-то печальные серо-зеленые глаза Эйприл хотела бы помнить. Он столько времени провел с ней в саду, играя и читая сказки, а ведь он совсем немногим младше братьев, ему должно было быть скучно! Однако девушка со стопроцентной уверенностью знала, что никогда не протянет ему ни руку помощи, ни стакан воды, и забудет. Малфои не прощают, так говорил отец Драко в пылу спора о маме, а Эйприл услышала и поверила навсегда.

Но девушка не простит не только Доминика Гойла, но и Габриэля. Он не дал ей услышать ответ Беллы на её самый главный вопрос!

— Идем!

Эйприл округлила и без того большие глаза.

— Куда?!

Брат, сидя на стуле, иронично всплеснул руками, удивляясь её непонятливости.

— На прогулку!

— Но куда?!

— В классную комнату, золотце. Будешь дышать воздухом знаний, пока не надышишься!

Габриэль решительно поволок сестру за собой, крепко удерживая её теплую ладошку в своей — ледяной, но оглядываясь назад, Эйприл все же заметила то, что так хотела увидеть. Старая, холодная и немного сумасшедшая женщина, пусть и несмело, но улыбалась, словно в прострации глядя в очередной кубок. Мыслями она была далеко. Беллатрикс Лейстрейндж любила Эйприл Малфой, недалекую дочь той самой грязнокровки и бывшего мужа её покойной сестры. И в тот момент ребенок сообразил, отчего Белла покраснела, тогда, в склепе родителей, застуканная своевольной девчонкой на месте «преступления», еще и с букетиком фиалок в дрожащих руках, которые просто не знала, куда отшвырнуть. Она говорила о ней, и не жаловалась, а благодарила. В первый раз за всю свою бешеную жизнь, но лишь перед смертью.

— Здравствуйте! — громко отрапортовала Эйприл, улыбаясь так широко, словно ей челюсть свело.

— Добрый день... — мужчина честно попытался вспомнить, кто перед ним и даже немного сощурился, чтобы лучше видеть через видавшие виды круглые очки, но узнать так и не смог. — Да сиди ты спокойно, несносный ребенок!

— Красивый малыш... — солгала она ласковым голосом. — Сын?

Но ни лесть, ни ласка Гарри Поттера пронять не смогли. Он явно боялся разговаривать с незнакомыми людьми, еще и в присутствии внука.

— Внук. Нам нужно идти, извините.