Пациент Х

Зло усмехнувшись, Гермиона на секунду прикрыла глаза, вспоминая испытанное пьянящее чувство могущества, которое принесло ей использованное заклинание. Все же Волдеморт был прав: они действительно приносили наслаждение.

— Что… что ты сделала? — выдавил Рон. На его лице было написано полное непонимание. Гермиона, взяв себя в руки, повернулась к друзьям, которые сейчас взирали на нее со смесью неверия и озабоченности.

— Да, Гермиона, — первым опомнился Гарри, — что это было? Откуда ты узнала про Пэнси?

— И каких старых знакомых он увидит на Процессе? — не осталась в стороне младшая Уизли.

Рон смешно сморщился, будто внезапно нашел неопровержимое доказательство, что один плюс один равно три.

— Старые знакомые? Я думал, что ты ухаживаешь за Люциусом. Но тогда почему Драко так побледнел, если он увидит отца?

Рон полностью запутался. Он успел убедить себя, что Гермионин пациент — Малфой-старший. Рон недоуменно разглядывал подругу. Грейнджер же тем временем позволила проступить на лице выработанному годами выражению «я-знаю-что-то-что-вы-не-знаете» и улыбнулась.

— Вы действительно верили в это. Но я ни разу не упоминала имя Люциуса.

— Это так типично для тебя, Гермиона, — проговорил Гарри и потер шрам. — Ты что-то знаешь, но нам не говоришь. Почему ты всегда только намекаешь, но не хочешь рассказать? Это кто-то, кого хорошо знают Малфои?

— Во всяком случае, лучше, чем им бы этого хотелось, — рассмеялась Гермиона. Да, ей даже не пришлось лгать. Знать все время больше других доставляло ей удовольствие. И теперь, когда она наблюдала, как от умственного напряжения головы Гарри, Рона и Джинни почти дымились, она просто не могла не испытывать удовлетворения от своей осведомленности.

Впрочем, про то, что она применяла магию и, особенно, легилименцию, все же лучше не распространяться. Так же, как она теперь списывала все выученные заклинания и возросшие магические способности на специальный заочный курс изучения заклинаний повышенной сложности.

Но Рона, который слишком хорошо знал ее характер, по-видимому, это раздражало.

— И как он выглядит? Кто он? И откуда он или она знает о сексуальной жизни Малфоя?

Гермиона отвела взгляд.

— Да вы же слышали. Он тоже будет на Процессе, когда Гарри там выступит, — уклончиво пробормотала Гермиона.

Да, несомненно, в тот день ее секрет будет раскрыт, что сломает их дружбу. А причина этого вскоре умрет. И, несмотря на то, что во время охоты за хоркруксами она так страстно желала именно этого, теперь при мысли о смерти Волдеморта ее сердце неприятно сжималось. Ей было не просто неприятно, это причиняло ей боль. Она боялась, что ее друзья отвернутся от нее, но страх перед тем, что последует после процесса, был намного сильнее.

— Пойдемте. Мне завтра на работу. Пока я не имею права об этом говорить, но вы все скоро узнаете. Обещаю.

Это должно было прозвучать успокаивающе, но Гермионе не пришлось смотреть на друзей, чтобы понять, что они в этот момент обменялись озабоченными взглядами. Что бы они ни думали и во что бы ни верили, одно являлось несомненным: Процесс не принесет ничего хорошего.

Настроение уже было безнадежно испорчено, и остаток пути друзья проделали с опущенными головами и хмурыми лицами.

* * *

Когда Гермиона на следующий день шла к своему пациенту, ее мысли вертелись вокруг предстоящего Процесса. Он наверняка закончится смертным приговором и казнью. Так должна была проявиться справедливость. Если бы Гермиона только знала, что ей следует по этому поводу чувствовать!

Волдеморт сидел на кровати и нежно шипел что-то змейке, которую Грейнджер, используя недавно выученные с его помощью дезиллюминационные чары, проносила в камеру.

Это уже был не первый раз, когда Агата оставалась с Волдемортом после своего выздоровления. Теперь, после ее спасения, змейка принадлежала Темному Лорду даже в большей степени, чем ей самой.

Ему нравилась Агата. Если его ледяное сердце вообще было в состоянии испытывать к кому-либо положительные чувства, то Гермионе следовало поддерживать доброе начинание. А когда она вспоминала Нагайну — огромную смертоносную змею, — что делала крайне неохотно и с содроганием, Грейнджер не могла не признать, что Волдеморт относится к животным в целом и змеям в частности намного лучше, чем к людям.

Это было так легко, аккуратно взять змейку из аквариума и сделать ее невидимой. Так она могла проносить ее внутрь. Темный Лорд никогда не кормил змейку, но — и это вызывало определенную ревность со стороны девушки — Агата, кажется, испытывала к Риддлу сверхъестественную расположенность и симпатию и сразу льнула к Лорду, чтобы затем любовно обвиться вокруг бледного запястья. Волдеморт же склонял голову набок, тихо шипел и мягко поглаживал зеленый бочок длинным белым пальцем.

Гермиона в такие моменты тактично отворачивалась и полностью сосредотачивалась на таком важном деле, как перестилание кровати. Со змейкой Волдеморт удивительно хорошо проводил время. Но сейчас юную гриффиндорку распирало от желания поведать о вчерашнем вечере. В ярких красках она рассказывала, как легко далась ей легилименция и насколько просто ей было преодолеть блок на мыслях Малфоя. А затем она перешла к тому, каким беспомощным и испуганным выглядел этот заносчивый блондин.

Ее наставнику всегда нравилось, когда она рассказывала о таких происшествиях. Гермиона видела это по тому, что он внимательно слушал, не перебивая, и смотрел на нее не настолько свысока, как обычно. Конечно, то, насколько много она вынесла из его уроков, льстило его самолюбию. И все же тот факт, что она как объект для экспериментов выбрала именно Малфоя, явно доставлял ему особое удовольствие.

— Это было приятно, не так ли? — уточнил Темный Лорд после того, как рассказ о ее геройстве был окончен.

— Да, и еще как! Это было не по-гриффиндорски, но он уже давно заслужил, — ответила Гермиона. А затем решительно закончила: — Я больше никому не позволю безнаказанно нападать на меня.

С непередаваемым удивлением Гермиона поняла, что Волдеморт действительно ей улыбается. Не цинично и зло, а как гордый… отец? Или все же не совсем так? Белое лицо явно было непривычным для такой мимики, и сейчас он казался почти нормальным человеком.

Хотя, следовало признать, в последнее время Гермиона ладила со своим подопечным намного лучше. Было ли это очередной попыткой манипуляции? Никто не знал. У Волдеморта могло быть много масок, если ему это было выгодно. Но даже если он и действовал по расчету, это являлось хорошей альтернативой тому, что она терпела раньше. И поэтому Гермиона улыбнулась в ответ.

Скелетообразная белая рука медленно поднялась, и Грейнджер в какой-то момент испугалась, что он захочет ее ударить или причинить боль. Вздрогнув, девушка сжалась и уже хотела сбежать, как почувствовала холодное прикосновение тонких пальцев на своем затылке. Он гладил ее.

Все волоски на ее теле приподнялись, а потом, словно в замедленной съемке, рука переместилась ниже. Прохладные пальцы зарылись в ее густые волосы.

Гермиона закаменела. Это мягкое касание пальцев к затылку, которое затем невесомо сместилось на шею, оставляло невидимый пылающий след на ее коже. Ей казалось, что от ужаса и напряжения она потеряет сознание.

А потом рука так же быстро исчезла. Совершенно смущенная, Гермиона попыталась поймать его взгляд, но он не смотрел на нее, снова уделяя внимание Агате, которая заползла ему на колени. И все же, если вглядеться достаточно внимательно, можно было различить на его лице мягкую улыбку.

Не зная, как ей следует на это реагировать, Грейнджер предпочла сделать вид, будто ничего не произошло. И поторопиться домой.

Опустив голову, Гермиона засобиралась.

— Я… я пойду. Увидимся завтра.

Быстро покидав вещи на тележку, девушка забрала Агату и гораздо торопливее обычного выскочила на свободу.