Пациент Х

15. Агата

Гермиона не могла приговорить Хелен даже к временной заботе о Волдеморте. Возможно, когда-нибудь персоналу Святого Мунго и удалось бы найти безумца, который по своей воле согласился бы ухаживать за Темным Лордом, но на это потребовались бы недели или даже месяцы. А до того времени эта обязанность легла бы на плечи Смит, ведь остальной персонал четко дал понять, что они скорее уволятся, чем приблизятся к Волдеморту. И еще оставался вопрос, позволит ли Министерство вообще нанять другого человека из соображений сохранения конфиденциальности. Скорее всего, нет, и это бремя так и останется обязанностью его жертвы.

Попытка отнять у нее палочку показала, что это невозможно. Авроры и целители очень хорошо постарались, и одному человеку, к тому же без помощи палочки, было не под силу снять чары, даже несмотря на то, что этим человеком являлся сам Лорд Волдеморт. А так как он без оружия не мог и надеяться прорваться сквозь сеть защитных чар и армию авроров, то, даже одолей он Гермиону, это оказалось бы бесполезно. В общем, причин нападать на нее у Волдеморта больше не было.

Почему она умолчала о происшествии? Разве не для этого существовали отчеты? Но тогда ей бы пришлось также признаться, что она уже несколько недель часто снимала с заключенного сдерживающие чары, что она слишком хорошо о нем заботилась и именно поэтому он восстановил силы. А затем? Они наверняка бы уволили ее и дали плохую рекомендацию. Возможно, ее бы ждал штраф, а имя Гермионы Грейнджер попало бы в Министерский черный список.

Нет, она не могла поставить в известность начальство. На помощь же она позовет лишь в случае непосредственной опасности.

Она сцепит зубы и выполнит свой ужасный долг, чтобы защитить тех, кто просто не смог бы этого выдержать. Происшествие было отвратительным и пугающим, но все же Гермиона чувствовала и облегчение. Все предыдущие недели ее снедало беспокойство из-за того, что у Волдеморта получится завладеть палочкой. Она боялась этого, он же надеялся. Теперь они оба получили ответ. Битва за палочку была выиграна, в другой же она потерпела поражение. Зверь есть зверь, и глупо было с ее стороны искать в нем что-то человеческое.

Сделав для себя такой вывод, гриффиндорка стала исполнять исключительно свои обязанности и больше ничего. Она приходила к Волдеморту, приносила еду и чистую одежду. На этом все. Она не накладывала на него сдерживающие чары, ведь он должен был заботиться о себе сам.

Гермиона заходила в камеру, ставила все принесенное на столик и сидела положенные два часа на стуле в другом конце комнаты. Там она читала книгу или газету, полностью игнорируя своего пациента. Газету потом, выходя из комнаты, тоже оставляла на столе. Гермиона была подписана на «Ежедневный пророк», и не имело значения, отправлялась газета в урну сразу после того, как она ее прочтет, или же на следующий день.

Конечно же, в первые дни Волдеморт пытался заговорить с ней. Это были в основном приказы, которые она успешно пропускала мимо ушей. Самое необходимое она ему предоставляла, а причин начинать общение с Темным Лордом она не видела.

В последующие дни Волдеморт уже и сам не предпринимал попыток привлечь ее внимание и проводил часы, без движения лежа в кровати или отсутствующе глядя в окно. Но какое Гермионе было до этого дело? Так он даже облегчал ее работу, и ей было проще делать вид, будто кроме нее в комнате никого нет.

За полторы недели, прошедшие с атаки, она не сказала ему ни единого слова и даже не смотрела на Волдеморта. Он был воздухом. Гермиона больше внимания уделяла стенам, чем ему. И все же молчание давалось девушке тяжело. «Но со временем можно привыкнуть ко всему», — говорила себе она. Даже если это и было неприятно.

Сегодня концентрация на чтении давалась Гермионе особенно тяжело. Ее мысли то и дело возвращались ко вчерашней встрече участников и жертв войны. Там присутствовали люди, которые за время властвования Волдеморта лишились близких. Это оказалось ужасным. Ей пришлось смотреть на лица Хелен, миссис Уизли и многих других, скорбящих о потерянных любимых. Как ей хотелось тогда убежать, но она просто не имела права.

Насколько ужасно было слушать все их причитания и проклятия против Темного Лорда, особенно с учетом ее положения! А что делала она? Наказывала первопричину их страданий молчанием? Глаза Гермионы на мгновение оторвались от страниц книги и остановились на фигуре неподвижно лежащего на кровати мужчины. Она снова возвратилась к учебнику, но, прочитав страницу, поняла, что не помнит, о чем говорилось вначале. Смысл ускользал, словно песок сквозь пальцы.

Рон тоже вчера был там. Он остановился в углу и, скрестив руки на груди, молча смотрел на плачущую мать. Обычно он говорил не переставая, но вчера после встречи пожелал остаться в одиночестве. Джордж и Перси тоже пришли. Как тяжело ей было привыкнуть к тому, что возле Джорджа теперь не крутился постоянно его брат-близнец. Они были такими веселыми и дружелюбными, но после смерти Фреда Джордж будто постарел на много лет, стал серьезным, молчаливым и задумчивым. Его смех исчез вместе с братом.

А что насчет Хелен? Как это было: наблюдать за смертью собственного ребенка? И зачем? То, что Волдеморт хотел уничтожить Дамблдора и Гарри, имело свой извращенный смысл. Они представляли для него опасность. Но то, что он убил маленькую девочку…

Почему? Даже звери не убивают просто так. Только ради защиты и пропитания. Волдеморт же не был зверем. И он выглядел не как обычный человек. Да, Темный Лорд когда-то сказал ей, что он сам изменил свою внешность. Теперь его было сложно определить как представителя рода людского. И все же…

Ее взгляд опять скользнул к лежащему с закрытыми глазами мужчине.

Должны ведь существовать четкие, однозначные черты, которые бы характеризовали его как «не человека». Было невыносимо думать, что тот, кто сейчас спокойно лежит на кровати, является таким же человеком, как и она, Хелен или Дамблдор. Можно ли вообще ходить по земле, зная, что где-то, возможно, могло так же ступать что-то подобное?

Грейнджер прикрыла глаза. Да, его внешность являлась более чем необычной. Он был высок. Если она помнила верно, его рост составлял 1.98 метра. И ужасно худ. В первые недели он весил около пятидесяти пяти килограммов. Сейчас же, предположительно, на десять-двенадцать больше, и он перестал выглядеть как слишком длинный скелет с натянутой на кости тонкой белой кожей. И еще его необычайная бледность. Белый, как мрамор. Вот, как она охарактеризовала бы его. И у него совершенно не росли волосы. Словно он каждый день начисто сбривал всю растительность. Его кожа была настолько белой, гладкой и идеальной, что иногда ей казалось, будто она светится. Он был призраком.

Его руки были длинными, особенно пальцы. И так как они к тому же являлись тонкими, то их смело можно было сравнивать с паучьими лапками. А его лицо… Он не выглядел на свои семьдесят. Слишком гладкой и лишенной даже намеков на морщины была его кожа. Ресницы также отсутствовали. Его возраст вообще было невозможно угадать. Иногда она не могла дать ему больше тридцати, а иногда она взирала будто на тысячелетнего старца. Его черты были чужеродными и тревожными для глаз, но они не являлись неприятными. Она знала, что в юности Волдеморт считался настоящим красавцем. Но и сейчас он казался ей не лишенным особенной, инородной привлекательности.

Но все это было не главным. Самой примечательной его чертой являлись глаза. Они были красными, как два живых рубина.

Разве не говорят, что глаза — зеркало души? В глазах же Волдеморта не отражалось ничего. В те разы, когда Гермиона не успевала отвести взгляд, она видела это. Его глаза иногда разгорались или стекленели, но в них никогда не отражалось настоящих эмоций. Выглядел ли именно так человек, существующий без души? Можно ли было таким образом узнать об отсутствии этой эфемерной субстанции?

Да, наверное, он сразу родился без души. Врожденный дефект. О чем бы спросили его те люди, предоставься им такая возможность? Скорее всего, практически одно и то же.

«Почему? Как ты мог? Мучает ли тебя совесть?» К сожалению, Гермиона знала ответы на эти вопросы.

Что бы сказали ее друзья, узнай они обо всем? Что бы подумали ее родители, расскажи она им, о ком заботится? Хелен молчаливо обвиняла ее только за то, что она выдерживала его общество. Но как бы она отреагировала, узнай, что Гермиона снимала с Волдеморта чары, приносила еду и покупала одежду за собственные деньги? Что она разговаривала с ним, сочувствовала, брала у него уроки и, когда он был в забытье, даже погладила по щеке?

Что бы сказала по этому поводу миссис Уизли? Нет ничего ужаснее на свете, чем потерять своего ребенка. То, что именно ее названная дочь заботилась о монстре, убившем ее сына, являлось предательством. Насколько часто Молли плакала и повторяла, что ей хотелось бы иметь возможность самой разделаться с Темный Лордом! К нему нельзя было относиться как к человеку. Он заслуживал воздаяния. А Гермиона держала его руку.

Мистер Уизли, без сомнения, знал о ее работе. Вчера вечером, когда они вместе с Джинни и Флер просматривали каталог детской одежды, он вошел в комнату. У них было какое-то собрание в Министерстве. Он казался уставшим и больным. Некоторое время он просто стоял в дверном проеме и молча глядел на нее. Как тяжело было выдержать Гермионе этот взгляд. А потом Артур подошел и утешающе положил руку ей на плечо. Он ничего не сказал, но здесь и не требовалось слов. Министр проинформировал о реальном положении дел высокопоставленных чиновников. А мистер Уизли смог сложить два и два… и пожалел ее. Пожалел ее, в то время как она сама гладила этого монстра по щеке. Да, то, что Артур сочувствовал ей, казалось Грейнджер самым ужасным.

Потому что он верил, будто каждый день является для нее каторгой. Выворачивающая наизнанку работа, которая должна была практически лишать ее сознания от страха. Она молилась, чтобы он никогда не узнал, как далеко это было от правды. Раньше… Но не сейчас.

Гермиона бросила взгляд на наручные часы. Ее время обязательного нахождения в камере подошло к концу. Встав и спрятав в сумку книгу, волшебница собрала вещи и, не прощаясь и не удостаивая заключенного даже взглядом, вышла в коридор.

* * *

Привычно извлекая на ходу из сумки бутылочку с молоком, Гермиона прошла в дальний конец «кладовой», как она мысленно именовала помещение со змейкой, и удивленно застыла: аквариум был пуст. Гермиона нахмурилась и закусила губу. Куда она могла подеваться? Сердце сжалось от дурного предчувствия, но девушка поспешила отогнать его. Наверняка Агату просто перенесли в другое помещение. Вот только куда?

Единственной, кто точно мог ответить на этот вопрос, была Хелен. Кивнув своим мыслям, Грейнджер решительно направилась на поиски целительницы. Поднявшись на пятый этаж, Гермиона, предварительно проверив палаты и не обнаружив в них Смит, толкнула дверь в лабораторию и обрадованно улыбнулась: Хелен стояла к ней спиной, склонившись над белым столом.

— Хелен, ты не знаешь… — на ходу начала Грейнджер, но, подойдя ближе, подавилась воздухом, разглядев, что именно делала целительница. На лабораторном столе лежало без движения неестественно растянутое маленькое зеленое тельце — ее Агата, — а Хелен с помощью скальпеля вырезала так нравившиеся раньше Гермионе рубиновые чуть выступающие пятнышки с ее тела.