Полдень и Береника

Глава 3. Возвращение

Душа Лёна — как могила, рассчитана на него одного.

Конечно, мне стоило сообщить заранее о том, что я вернусь раньше, чем обещала, но, во-первых, мне хотелось сделать Лёну приятный сюрприз, во-вторых, не с кем было передать сообщение. Ближайшая телепочта осталась в Стармине, так что я мчалась в сторону Догевы во весь опор, давая отдых Смолке, когда она того требовала. Я везла с собой новый незаживающий шрам на лодыжке, много опыта колдовства с перемещением, море сексуальной неудовлетворённости и необычную новость: Учитель предложил мне практику в Школе с преподаванием для адептов второго года обучения. Предложение повысило мою самооценку на несколько пунктов, а работа обещала сделать меня более ответственной, терпеливой и взвешенной — то есть должна была откопать и закрепить во мне качества, которых во мне отродясь не было, по мнению Лёна и многих других. Минусом была необходимость подолгу оставаться в Стармине. Преподавать мне предложили на пару с другим магом, травником, то есть мне придётся приезжать в школу на два месяца в начале каждого семестра, покидая на это время Догеву и Лёна. Что-то подсказывало мне, что Лён не будет в восторге от этой идеи, хоть и не станет категорически возражать. Я сама не знала, стоило ли соглашаться. Воспоминания о том, какими бестолковыми и непослушными адептами были мы в двенадцать лет, гасили мой пыл — я сомневалась, что справлюсь с толпой оболтусов, вооружённых плохо управляемой магией, а это может довести до беды. С другой стороны, преподавать магию — это не то же самое, что её использовать. Я наконец сама выучу наизусть все те базовые заклинания, которые до сих пор проверяю по тетради! Я буду рядом с архимагами и другими аспирантами и смогу быстрее дописать диссертацию!

Я сорвалась из школы на неделю раньше из-за прибывшего из Догевы послания. Сквозь вечно сдержанный тон, которым в целом отличался эпистолярный жанр Лёна, я уловила в его письме нотки тревоги и просьбу возвращаться скорей. Он писал, что в одиночку проводил осмотр угодий, что наш новый дом почти готов, но он запретил его обустраивать без меня, что несколько важных приёмов, от которых нельзя было увильнуть, прошли в ожидаемо унылой обстановке. Урожай картофеля и репы превзошёл ожидания, а торговые связи Догевы укреплялись с каждым годом — новости в письмах Лёна всегда были позитивные, но вот это «в одиночку» и «уныло» вдруг так кольнули меня, что я решила возвращаться немедленно. У Лёна не было друзей, и не из-за статуса Повелителя. Трудно дружить с абсолютным телепатом, постоянно и беспрепятственно читающим твои мысли, чувства и воспоминания. Я, конечно, тоже скучала во время разлуки, но у меня в школе были знакомые и друзья, включая одного милого дракона, с которыми можно поболтать обо всём, посмеяться, поспорить и даже напиться, не боясь вызвать осуждения. А Лён был вечно одинок.

Я спешила к нему, представляя его серые глаза — его спокойный, внимательный, чуть ироничный взгляд блеснёт искоркой неподдельной радости и облегчения от того, что я вернулась в целости и сохранности, что рядом с ним наконец будет друг, с которым не нужно соблюдать формальности и притворяться.

Доехав до мощённой камнем дороги, я вдруг ощутила новое, ранее незнакомое мне чувство — я приближалась к дому. К месту, где меня любят и ждут, где меня ожидает будущее — долгое, интересное, манящее и счастливое. Я чувствовала, как эта полная загадок земля становится мне родной, и собиралась сделать для неё что-то особенное. Не просто родить наследника — с этим нехитрым заданием справилась бы любая дура, — а применить свою магию на благо подданным Лёна. Однажды я уже принесла пользу Догеве, освободив её от мага-убийцы и отведя угрозу от всей расы вампиров, но это вышло почти случайно. Впереди меня ждали новые дела. Такие, которые позволят мне стать здесь по-настоящему своей. Я вовсе не грезила славой — мне просто хотелось доказать свою значимость и самой поверить в то, что я неспроста оказалась в этом «вампирьем логове», вопреки сочувственным оханьям бывших однокурсников.

Когда я въехала в Догеву, осеннее солнце клонилось к закату. Узнавшие меня стражи поприветствовали меня вежливыми кивками, встречавшиеся на улицах жители здоровались и иногда кланялись. Я спешилась возле новой конюшни, отдала Смолку на попечение конюха и отправилась на поиски Лёна. Возле Дома Совещаний, в одном крыле которого всё еще жили мы с Лёном, наблюдалось оживление. Сначала я решила, что позабыла о каком-то местном празднике, но потом увидела крытые повозки и заприметила среди вампиров нескольких эльфов. Не иначе кто-то из важных эльфийцев приехал с визитом. Я не была одета для светской встречи, но это не помешало мне направиться в зал для приёмов. Прямо у входа я встретила Келлу, которая радостно обняла меня и, отведя в сторону, стала расспрашивать про мои дела и планы. Мне было приятно её увидеть, но всё же Лёна я хотела увидеть больше.

— Он сейчас немного занят, — доверительно сказала Келла. — Сегодня они подписывают важный торговый договор с эльфами. Делегация гостит уже три дня.

— А где Лён?

— В Большом зале. Возможно, тебе стоит немного подождать.

Келла прекрасно понимала, что не сможет меня остановить, но я и не собиралась срывать важные переговоры. Я просто хотела осторожно заглянуть в зал и подать знак Лёну, а уж он бы улучил момент перепоручить дела кому-то из Старейшин.

Внутри Большого зала толпились эльфы и вампиры, слегка подогретые крепкими напитками — похоже, приём был в самом разгаре. Мой взгляд блуждал в поисках знакомой белокурой головы в короне, пока не нашёл, что искал, только это оказалась голова не Лёна, а прекрасной эльфийки — новой Повелительницы Ясневого Града, о которой я слышала в Стармине. Её отец был не очень дружественен по отношению к вампирам, а дочь, по слухам, после его смерти решила наладить отношения со всеми соседями. Эльфийка была невысокого роста, но потрясающе красива — настолько, что я невольно отвлеклась на её точёную фигуру и правильное, милое глазу лицо. Она стояла у окна, одетая в светло-голубое полупрозрачное платье в пол, и беседовала с кем-то, скрытым от моего глаза — и вдруг я поняла, что это Лён, в своём белом, самом ненавистном костюме для приёмов. Он что-то спокойно рассказывал гостье, когда она повернулась и положила свою тонкую руку ему на плечо. Мой взгляд ненадолго замер на этой руке, а затем перепрыгнул на Лёна, которого больше не перекрывали другие гости: он улыбался эльфийке, излучая искреннюю радость. Они мило разговаривали, не сводя друг с друга внимательных глаз, время от времени кивая. Рука эльфийки так надолго задержалась на плече Лёна, что мне захотелось спугнуть её рабочим пульсаром средней силы.

Я смешалась с толпой гостей, не решаясь приблизиться и вмешаться во что-то, явно не предназначенное для моего взора. Вдруг Лён предложил прекрасной Повелительнице руку, и она, взяв его под локоть, грациозно прошествовала с ним к столу. Они сели в торце и продолжили оживлённый разговор. В какой-то момент эльфийка наклонилась и что-то прошептала Лёну на ухо. Что бы она там ни говорила, это было слишком долго, и когда она отстранилась, Лён удивлённо поднял брови, глядя гостье прямо в глаза и выражая живейший интерес. Они заговорщицки покивали, и вдруг корона Лёна сползла на бок, и эльфийка мягким движением руки поправила её, задевая его щёку. Лён не отстранился, а лишь покосился на ближайших к нему гостей, но те были заняты выпивкой и своими разговорами.

Кто-то из стоящих поблизости узнал меня и почтительно поздоровался, я рассеянно кивнула.

Теперь уже к эльфийке наклонился сам Лён, и любезный, интимный разговор двух королевских особ продолжился — кто я была такая, чтобы прерывать его? Они выглядели не как два Повелителя, ведущих светскую беседу, а как близкие друзья противоположного пола, которым позволено браться за руки и касаться друг друга. Иными словами, это было так же похоже на деловые переговоры, как наше с Лёном плавание в озере голышом. Вдруг эльфийка откинула назад голову и тихо рассмеялась, предоставив всем желающим возможность полюбоваться своим шикарным бюстом, чуть не выскочившим из глубокого декольте. Глаза Лёна скользнули по нему до самой глубины с плохо скрываемым одобрением.

Я думала, что знаю, что такое ревность, но раньше моя едва пробившаяся влюблённость, в которой я сама себе боялась признаться, всего лишь тревожно сжимала сердце при мысли о возможной помолвке Лёна и Лереены, Повелительницы Арлисса. Когда же я увидела этот восхищённый взгляд Лёна, ранее предназначавшийся лишь мне, а теперь обращённый к красотке, которая, к тому же, была ему ровня, что-то прокричало в моей голове: «Так тебе и надо! Ты это заслужила, покидая его, играя с ним как с мальчишкой!» Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Ни ярость схватки на мечах, ни злость из-за проигрыша в поединке, ни страх неминуемой гибели не могли сравниться с тем ужасом, который вдруг охватил меня. Ощущение потери словно раскололо меня надвое, парализовав и пригвоздив обе половинки к полу болью, от которой хотелось избавиться путём снесения себе головы.

Вдруг Лён умолк и обеспокоенно провёл глазами по залу, словно почуяв неладное. Когда его взгляд упал прямо на меня, я прочла в нём изумление и тревогу. Возможно, даже испуг. Он точно не был рад меня видеть. Я вдруг почувствовала себя лишней на этом празднике вампиров и эльфов. Лён приподнялся, собираясь подойти ко мне, но прежде наклонился к своей спутнице, чтобы извиниться. В эту секунду я наконец смогла вдохнуть, мои ноги отмёрзли, и я стрелой вылетела из Большого зала.

Боясь, что не совладаю с собой и напугаю важных гостей, спалив что-нибудь у них на глазах, я бросилась к конюшне, намереваясь убраться подальше из этих проклятых вампирьих мест. Смолка не оценила моего порыва. Я попыталась воззвать к совести кобылы, пришпорив её пятками, но она, ещё не остывшая от утомительной дороги, возмущённо взбрыкнула, грозя сбросить меня. Громко выругавшись и обозвав кобылу предательницей, я спешилась и, выскочив из конюшни, помчалась в сторону леса. Бежать было хорошо и приятно; сердце стучало ровно и чётко, возвращая меня к жизни. Не облегчая себе задачу тропинкой, я мчалась, продираясь сквозь кусты и заросли малинника, обдирая руки, и лишь когда от звуков праздника не осталось даже эха, я остановилась, прислонилась к высокой берёзе, подняла голову и прокричала так, что засаднило горло. Наверное, я это сделала напрасно, потому что со стороны города послышались встревоженные крики, впрочем, быстро затихшие. Я осталась наедине с собой и бурлившей во мне магией. Сотворив пульсар повышенной мощности, я представила перед собой красивое лицо эльфийки и с размаху пальнула в него. Это было глупо и безответственно, ведь я могла погубить ни в чём не повинного ежа или зайца, но, к счастью, всего лишь спалила старую сосну.

«Эмоции, Вольха, эмоции», — зашептал в моей голове терпеливый голос Лёна, в конце концов приводя меня в чувство. Я сделала несколько глубоких вздохов.

«Нужно превратить злость в смех…» Ага, пусть сам попробует! Не думаю, что он бы смеялся, если бы я на его глазах миловалась с кем-то другим. И всё же, когда я представила, что под белокурой причёской у эльфийки торчат заострённые, лохматые, оттопыренные уши, мне немного полегчало. По правде говоря, её нос был слишком вздёрнутым, платье вульгарным, а бюст слишком пышным для тонкой фигуры — хотя вряд ли это показалось бы смешным Лёну. Его удивлённый и раздосадованный взгляд, направленный в мою сторону, всплыл в моём сознании, и мне показалось, что я неправильно поняла его письмо.