Воскрешенный любовник

О, черт, нет же.

— Не притворяйся спящей! Даже не смей прикидываться передо мной. — Когда Книга продолжила храпеть, Девина топнула острым каблуком. — Черт подери, тебе не свойственна забота о себе… ты стара как вечность. И, П.с., в прошлой жизни ты наверняка была газетой с объявлениями, так что забудь про гонор.

Верхняя обложка чуть приоткрылась, и страницы зашелестели так, словно Книга поудобнее устраивалась на ортопедическом матрасе. А потом храп зазвучал еще громче.

— Очнись!

Взмахнув рукой, Девина скинула Книгу на пол… а потом запустила ее по траектории мячика в пинг-понге — от стены к стене, страницы трепыхались, передняя и задняя обложки тоже, ужасный запах еще больше распространился в помещении. Она бы разорвала книгу на части, сожгла, утопила в своей ванне на изогнутых ножках…

Но Книга ей нужна. Особенно после дерьма с Бальтазаром.

И Книга это знала.

Пришпилив бунтующий фолиант к одной из массивных, совсем не изящных колонн, державших на себе потолок, Девина подошла к своему столику с парфюмерией, схватила флакон с «Коко Нуар» и, цокая шпильками, вернулась назад. Держа бутылек от «Шанель» над вонью, она нажала на распылитель, пшикая….

Чих был громким и достаточно сильным, чтобы передняя обложка почти полностью раскрылась. А потом страницы Книги несколько раз кашлянули.

— Ты, вонючая дрянь. Надеюсь, ты страдаешь от аллергии.

Книга кашлянула еще раз. Потом откинула обложку, ставя все листы на дыбы и…

Шумно зашипела.

Фырканье было долгим и громким, на такое способен лишь тот, кому не требуется воздух.

Чему, точнее.

— Иди на хрен, — прорычала Девина. — Ты заключишь со мной сделку, иначе на собственной шкуре узнаешь смысл фразы «Бумага мертва», ты, бесполезное, отвратительное, неблагодарное дерьмо…

Девина продолжила сыпать оскорблениями, вышагивая туда-сюда и приправляя речь сленгом из «Уличного словаря»[11], оскорбительные слова слетали с ее ярко-красных губ, ее ослеплял гнев, ярость бурлила во всем теле. Она была так зла, что пространство исказилось, а одежда и столики вокруг нее задрожали. Когда флакон с духами раскололся в ее руке, алкоголь попал в порезы, причиняя боль, и кровь в итоге смешивалась с парфюмом, хотя ее это не волновало…

И Книгу тоже.

В какой-то момент Девина осознала прагматичную незаинтересованность Книги, и, вот неожиданность, советы о том, чтобы не накручивать саму себя, дошли до ее сознания. Фрустрация, что буквально пожирала Девину, постепенно покинула ее вены, и осталось лишь опустошенное осознание, что, несмотря на свою величественную вспышку гнева, она все еще была одинока в окружении своих вещей.

Голос затих, и Девина просто стояла и дышала, кровь капала с руки, падая на бетонный пол так, словно где-то отбивали дробь на барабане.

— Ты дашь мне желаемое, — сказала Девина слабо.

В ответ прозвучал лишь храп. С другой стороны, проклятая Книга понимала, что все сказанные Девиной слова — пустые угрозы.

Схватив обложку обеими руками, Девина дернула ее, но ничего не добилась: даже когда она отклянчила задницу и приложила все свои силы, фолиант остался буквально прибитым к бетонной колонне. Девина отступила, когда пот выступил на ее лбу и декольте.

Она не станет плакать перед гребанной Книгой.

Слезы не значатся в репертуаре этого дерьмового шоу.

Не сегодня ночью.

— Отлично, я не стану сидеть тут и терпеть игнор с твоей стороны, — сказала она ни разу не роковым голосом. — Я могу оставить тебя здесь. Ты же, с другой стороны, без ног недалеко уйдешь. Отличной ночи.

Взбив свои волосы, Девина развернулась и направилась к двери. Оказавшись перед прочной стальной панелью, она прошла сквозь шов пространственно-временного континуума, изолирующего ее покои от любых помех в течение дня и ночи.

Принимая форму на тротуарной дорожке в центре Колдвелла, Девина запечатала порезы на руке и поправила бюстье. Ночь простиралась перед ней как на ладони, являя мерцающие огни и возможности отвлечься, открытые забитые клубы и толпы людей вокруг — в машинах, в домах, в увеселительных заведениях.

Она найдет, чем развлечь себя.

Нет. Правда. Обязательно найдет.

Когда ее едва не сбила с ног высасывающая душу волна безразличия, Девина напомнила себе, о чем еще ей говорила терапевт: к несчастью, куда бы ты ни отправился… ты всюду берешь с собой себя. Вот она и взяла свою ревность к Бальтазару, злость на Книгу и, что хуже всего, мучительный навязчивый страх, что какой бы могущественной и бессмертной она ни была, вполне вероятно, она будет одинока до конца своей нескончаемой жизни.

И, значит, она действительно была отвратительна и недостойна любви, как и подозревала.

Несмотря на показную занятость в этом городе, и все вещи, что она лелеяла и берегла, на свою силу и решимость… настоящая любовь ей была недоступна.