А печаль холод греет

– Вот как? – выгнула я бровь, наконец-то посмотрев на него, и ядовито усмехнулась. – Зачем тебе?

– А зачем тебе нужен эссентизм? – вопросом на вопрос ответил молодой человек, будто копался во мне, как экспериментатор в органах крысы.

А я слишком забылась, чтобы осознать, что во всём был подвох.

– Знаешь… это вышло случайно. Я случайно наткнулась на какую-то философскую группу, случайно что-то прочла, случайно заинтересовалась и совершенно случайно поняла, что мне всё это удивительно хорошо подходит. Каждый день я не знала, куда направить свои мысли, как быть полезной, кому принести пользу от своего ума, ведь я прекрасно знала, что была очень умна. Но это же мне и мешало – я не знала, какое выбрать для себя направление, где мне будет хорошо и удобно, как смогу найти себя. Я считаю, каждый человек должен выбрать для себя хоть какую-то концепцию философии и придерживаться её, ведь потом станет легче. И мне и вправду стало легче, когда я наконец-то определилась с выбором, который пал на эссентизм. Я наконец-то смогла приносить людям пользу, общаться с другими на разные философские темы, вести эфиры в Instagram, обсуждать от Сократа до того же самого Стивена Хокинга и многих других. Я нашла себя, определилась со своими душевными метаниями, начала изучать что-то новое, двигаться дальше, а не стоять на месте и быть то там, то тут, то ещё где-то, тратя на всё силы и совершенно впустую. Знаешь, как говорил Сенека6 в своих нравственных письмах к Луцилию: «Философия – не лицедейство, годное на показ толпе, философом надо быть не на словах, а на деле. Она – не для того, чтобы приятно провести день и без скуки убить время, нет, она выковывает и закаляет душу, подчиняет жизнь порядку, управляет поступками, указывает, что следует делать и от чего воздержаться, сидит у руля и направляет среди пучин путь гонимых волнами. Без неё нет в жизни бесстрашия и уверенности: ведь каждый час случается так много, что нам требуется совет, которого можно спросить только у неё».

– И ты довольна своим выбором? – видно было, что Элрой знал ответ на этот вопрос, но хотел убедиться в этом.

А я не стала врать.

– Конечно. Тебе разве не хочется найти смысл всего нашего существования?

Парень несколько секунд думал, вертя в руках дорогую ручку, тогда как сигарету уже давно оставил тлеть в пепельнице.

– Знаешь, такие идеи, как «смысл», «мораль» и «цель», абсолютно не используются в Базовой теории квантовый полей – физической модели, лежащей в основе нашей повседневной жизни. Нет в этой теории ни «денег», ни «книг», ни «правил по концу света». Однако это не отменяет реальности перечисленных феноменов – каждый из них играет существенную роль в успешной теории мира. То же касается смысла, морали и цели. Они не встроены в общую систему Вселенной, а возникают как способы рассуждения об окружающей человека среде. Однако есть разница: поиск смысла – это не очередная научная дисциплина, к счастью или к сожалению. Наука стремится описать мир максимально точно и эффективно. Поиск лучшей жизни не таков: он связан с оценкой мира, суждением о существующих и возможных вещах. Мы хотим иметь возможность указывать на различные возможные события и говорить: «К этому следует стремиться» или «Так нам следует поступать». Истоки таких ценностей лежат не в окружающем мире, а внутри нас. Мы – часть мира, но уже знаем, точнее мыслящие действующие лица, способные делать выбор. В частности, нам неизбежно приходится выбирать, какую жизнь вести. Мы не привыкли мыслить таким образом. Смысл может быть ниспослан Богом или неотделим от духовного измерения жизни, или являться элементом теологической составляющей самой Вселенной либо частью невыразимого, трансцендентного аспекта реальности. Но смысл нам всё равно хочется найти.

– Значит, и ты тоже хочешь его найти? – глядя сквозь дым на его почти идеальное лицо, глупо спросила я, пытаясь сосредоточиться на слишком многих вещах: шахматы, диалог, общая атмосфера, а также слежение за тлеющей сигаретой.

– «Я не знаю, каким меня воспринимал мир. Самому себе я всегда казался мальчишкой, игравшим на берегу моря и развлекавшим себя поиском красивых камешков и ракушек, в то время как великий океан истины лежал предо мной неизведанным»7, – Элрой вдруг весело рассмеялся, словно вспомнил забавную шутку. – Ты проиграла, жестокая леди.

И вправду: чёрный король оказался загнан в угол двумя конями и пешкой, как бы я ни старалась его оттуда спасти. Быть может, сейчас передо мной предстало будущее – зло проиграло, но выиграло, как всегда, добро. Вот только это добро сейчас хитро улыбалось, обездушенным взглядом прожигая меня – сгори заживо, мелкая тварь, сгори.

– Почему ты всё время называешь меня жестокой леди? – задала я наконец давно мучавший меня вопрос и с вызовом перехватила его взгляд.

А Элрой лишь рассмеялся – так смеялись люди, знающие слишком многое и обладающие большим умом, чтобы эти знания превратить в выгоду для себя. Всегда и везде – всё для себя.

– Тайны так легко не раскрываются, моя дорогая. Сначала за них надо заплатить, а потом уже понаблюдать за комедией.

XVII : А поступки вернутся бумерангом

То как ты поступаешь по отношению к другим людям, вернется к тебе рано или поздно. Это закон окончательного возврата. Он не имеет ничего общего с наказанием или вознаграждением. Так устроен мир. Ты получаешь то, что посылаешь. Это неизбежно.

Нил Доналд Уолш

– Привет, Мэйт, это я, Делора Хофф. Мне тут подарили телефон после того, как я свой старый потеряла в глубинах залива Аляски, поэтому можешь записать мой новый номер.

Удивительно, но я легко рассталась со своим старым телефоном, а точнее с тем, что в нём хранилось. Конечно, там были мои фотографии с Джозефом, Ричи, Ченсом и даже с Филис, а ещё несколько фотографий с мамой, понравившиеся картинки, какие-то скриншоты с умными мыслями, цитаты, что-то по учёбе, память о боях, видео с концертов. И всё это – мои воспоминания, однако я была рада, что часть из всех картинок была выложена в виде постов или историй в Instagram, пароль от которого я знала наизусть, какие-то просто отправлены в личные сообщения, а цитаты всегда можно было найти в интернете.

И я была рада, что смогла расстаться с телефоном так легко: то ли потому, что и без того слишком много навалилось в последнее время, то ли потому, что мне не сильно был важен телефон, как бы часто порой я в нём ни сидела и ни проводила свои эфиры. Сейчас почти все оказались зависимы от своих телефонов – и это ни хорошо, ни плохо. Бессмысленно говорить о том, что с появлением мобильных жизнь стала и проще, и сложнее одновременно – все это и так прекрасно знали. Важно понимать другое: мы и не заметили, как обзавелись слишком большим количеством социальных статусов. Раньше они основывались только на каких-то реальных условиях, но с появлением телефоном у нас возникли виртуальные статусы: администратор группы, определённая роль в Instagram, блог на YouTube, переписки в WhatsApp, какие-то творческие приложения и многое другое – всё навалилось сверху, и не каждый успевал за темпом развитий событий. В один месяц популярно одно, в следующий – другое, в третий – третье и так далее. Слишком много информации, слишком много пошлости, слишком много моральной плесени – всё это плевало в нас ядом, омывало кислотными дождями, делало из нас стадо зависимых дураков.

А как там дети? Как эти пятилетние двуногие существа, что разбирались в информации и в компьютерах не хуже, чем современные подростки и молодые люди? Как там эти дети, на которых лилось слишком много грязи, чтобы в один миг испоганить их невинные души? Эволюция не успевала за нами – мозг взрослого человека не был предназначен для такого большого потока информации, а мозг ребёнка – и подавно. Но плевали люди на это: они пичкали своих детей технологиями, снимали их как кино, делали множество фотографий, пока память не заканчивалась, дарили новые телефоны – и не важно, что дети совсем недавно научились читать. А что читать в этом телефоне, что? Лишь гадости, ложные сенсации и критику – всё погрязло в трупной вони плоти человека, всё.

И не существовало больше выхода из этого. Больше нет.

– А что случилось? – искренне поинтересовался Мэйт.

Никогда не сомневаясь в его верности и помощи, я рассказала ему о том, как чуть ли не утонула на льду по причине того, что кто-то со мной разговаривал прямо в голове, и о том, как меня спасла Филис, однако рассказывать о нашем поцелуе я не стала. Вина из-за Джозефа, новые головные боли, обсуждение больной темы – я этого не хотела делать, как бы ни доверяла Мэйту, потому что собиралась во всём разобраться сама. Это были сугубо мои проблемы, моя личная жизнь, где я должна была сама всё решить без какой-либо помощи. Поддержка – да, это хорошо, но сейчас мне её не хотелось.

И поэтому я решила поехать сразу к Джозефу, чтобы на месте тут же во всём разобраться. А заодно и в своих чувствах к нему. И к Филис тоже…

– Сколько у тебя всего произошло! А я так за тебя переживал! – встревожился Мэйт на другом конце провода. – Но сейчас у тебя всё хорошо? Где ты теперь живёшь, если… если твоя квартира сгорела?

– В большом доме Элроя, – стараясь подавить боль и воспоминания, ответила я. – С ним уже живут Ричи и Ченс и многие другие. Не знаю, почему он всем разрешает жить у себя, но дом у него невероятно гигантский.

– Помнишь, ты говорила, что он занимается всякой криминальной деятельностью? А ещё про взрывы? Может, это он как раз во всём виноват и собирает всех людей в своём доме как раз для этого?

Тревожные нотки в голосе друга не дали мне так просто отмахнуться от его предположения. Он как будто пытался что-то до меня донести, дать подсказку для того, чтобы я сама до чего-то догадалась. Но до чего? Что этими вопросами хотел сказать мне Мэйт? Что его беспокоило? Я и сама ощутила волнение: словно после того, как я сегодня впервые не всё рассказала своему другу, он решил тоже мне не полностью раскрываться передо мной, не совсем быть честным. Или мне это всего лишь казалось после того, как я вечно ощущала подвох со стороны Элроя?

– Возможно, – я устало потёрла переносицу, подумав, что нервы в последнее время совсем не к чёрту. – А ты сам как там? Что у вас происходит в Сан-Диего?

– О, со мной всё хорошо! – весело заверил меня парень, пытаясь разбавить моё утреннее мрачное настроение своим позитивом. – Мама с папой наконец-то помирились, а в школе у меня даже оценки стали лучше, хотя умнее от этого я не сильно стал, – он рассмеялся и вдруг резко смолк. – Но вот пожары и взрывы…

– У вас тоже они происходят? – удивилась я о новости про взрывы, так как думала, что это происходило только в Колдстрейне и ближайших ему городах.

– Да, как и во всём мире, к сожалению, – вздохнул Мэйт. – «Пламенные» стали слишком опасны, они используют огонь как оружие и поэтому стали вне закона, то есть их надо убивать, если они угрожали и тем более сжигали кого-то. И раньше болезни были опасные, но сейчас эту болезнь люди стали использовать в своё благо, во зло, хотя всё равно рано или поздно это их убьёт: сама болезнь или полиция. Кто-то видит в этом плюсы, потому что и образом можно хоть как-то прекратить распространение неведомой нам болезни и понизить и без того слишком высокую криминальность, но другие лишь возмущаются этому, типа раньше заболевших старались не убивать, а тут…