Цена жизни

Проезжая мимо грушевидных домов, колдун поморщился от запаха. Пётр Иванович не любил пахнущий человеческой жизнедеятельностью и нечистотами Захне, называя его «каменным страшилищем» и «каменным уродцем».

Словно нечто почувствовавший, толстый и большой работорговец вышел встречать деревенского колдуна на пороге своего магазина.

- Я старею, а ты смотрю, всё молодеешь и молодеешь! – добродушно воскликнул Вотор, поправив широкополую шляпу на лысой голове.

- Я за долгом, Вотор, – спрыгнул на землю Пётр, чтобы привязать ящера.

- О, проходи-проходи, мой старый друг. Тебе как? Деньгами возвращать? Или может, желаешь по хозяйству чего подобрать? Есть поварихи, прачки…

Они вошли в большой магазин, где вдоль стены стояли клетки с невольниками. Вотор расплывался в любезностях, расспрашивал, как поживают деревенские жители, какой предвидится урожай. Пётр Иванович сдержанно отвечал, дожидаясь, когда Вотор прекратит играть вежливого хозяина и перейдёт к делу.

- Скажи мне, Вотор, – перебил работорговца Пётр Иванович, когда через полчаса болтологии у него кончилось терпение, – разве Захне в военном положении? Откуда на нашей земле взялись саласцы?

- Да это залетные оборванцы! – довольно улыбнулся работорговец. – Я рад, что их духи порвали. Поделом.

Пётр Иванович не разделял веселость Вотор и проклинал односельчан за чрезмерную болтливость. Раз Вотор знал о том, что случилось с разбойниками, значит, знал весь Захне.

- И кто же такой умный к нам их послал?

- Мой господин, – охотно поделился торговец, ненавидящий всеми фибрами души своего начальника, – он нарочно пустил слух, что вы сидите на несметных богатствах и прикрываетесь проклятием, которого на самом деле не существует.

Пётр Иванович грубо выругался на родном языке, обещая господину Вотора устроить «тёплую» встречу с хранителем Эфо.

- Вы говорите по-русски?! Помогите мне, пожалуйста! – внезапно взмолилась одна из подготовленных на продажу девушек. – Позвоните моей маме! Пожалуйста! Моя семья богата! Вам заплатят!

У колдуна едва глаза из орбит не выскочили. Ему показалось, что он ослышался, но девушка повторила мольбу на его родном языке. Она назвалась Катей. Да и выглядела она для здешних мест непривычно: рыжая, зеленоглазая и бледная…

- Не хочешь взять её? – оживился работорговец, услышав мольбу пленницы.

- Иностранка? – стараясь скрыть интерес, спросил Пётр Иванович.

- Дикарка, – ответил Вотор и едва заметно поморщился, когда вздорная девчонка попыталась лягнуть его через прутья.

Пётр Иванович усмехнулся, заметив на лице работорговца свежие царапины, которые последний непроизвольно почесал. В Захне непокорные женщины не в почете – их мало кто хотел покупать. Будь девушка местной, то её купили бы по низкой цене в бардель. Но рыжую не взял бы даже самый смелый сутенер, если он не хотел потерять клиентов. Любые внешние отличия от кареглазых, загорелых и светловолосых жителей в Захне считали проклятием или болезнью.

- Берёшь её? – напомнил о себе Вотор.

- Что-то много синяков, вы над ней не надругались?

- Обижаешь, Пётр, парой синяков товар не испортишь, а вот насилием мы не грешим. Да бери её, не думай. Других отдам только с доплатой.

«Жадная скотина, знает, что мне платить нечем», – подумал Пётр Иванович, с болью осознавая, что землячка умрет из-за глупого невезения. Эфо не будет ждать, пока Пётр Иванович найдет ей замену.

- Уговорил, беру, – после небольшой паузы ответил колдун.

- Чтоб ваш лес ею подавился! – пожелал Вотор с ухмылкой.

Деревянную клетку вместе с Катей погрузили на телегу Петра Ивановича, крепко привязывая, чтобы при тряске не свалилась. Во время путешествия в деревню рабыня удивлённо смотрела по сторонам, словно не могла понять, где оказалась.

- Что это за страна? Где мы находимся? – громко спросила пленница. – Ответьте мне, пожалуйста! Я же слышала, как вы говорили на русском! Куда вы меня везёте?!

Пётр молчал. Он не хотел общаться с пленницей, особенно зная, что её принесут в жертву. Нельзя привязываться. Нельзя тешиться надеждой…

Примерно в получасе от деревни, Пётр заметил, как за телегой весело клубился синий туман.

- Жахо? – спросил колдун, обращаясь к туману.

На козлах рядом с человеком материализовался улыбающийся хранитель. От людского племени его отличало наличие огромных крыльев, похожих на торчащие острые ветви, полностью сапфировые глаза с белым зрачком, синие губы и волосы.

- Тепло сегодня, хорошо, цветами пахнет, – произнёс Жахо и, подставляя солнечным лучам бледное красивое лицо, задорно насплетничал: – Эфо в ярости. Он тебя проклинает, друг леса.

- За что? – едва не выронил прут колдун. Меньше всего, ему хотелось разгневать мстительного Эфо.

- Не знаю, – продолжал веселиться Жахо.

- Что за маскарад вы устроили?! – воскликнула Катя. – Объясните мне, наконец, что здесь происходит?! Куда вы меня везёте?! – она стукнула кулаком по прутьям клетки, отломав пару щепок.

Жахо повернулся на голос и улыбнулся ещё шире:

- Красивая. Необычная. Эфо зря лютует.

- Чем она ему не нравится?! – возмутился колдун.

- Её волосы похожи на пламя, – тихо ответил Жахо и снова превратился в туман, скрываясь в высокой траве.

Пётр Иванович изумленно обернулся на пленницу. Он как-то и подумать не мог, что Эфо разозлится из-за цвета её волос. По каким-то причинам дух ненавидел огонь и всё, что его напоминало.

Обычно чёрный Эфо – нелюдимый хранитель – он следил за полями, отгонял вредителей и хищников от деревни, оберегал от нападений. Подобно другим хранителям по окончанию года принимал в дар часть урожая или домашних животных. Но безвредным он был в мирное время.

Впервые обнажил жестокую суть Эфо сорок шесть лет назад, когда группа горожан из Захне решила поджечь лес. Люди хотели с помощью огня и катапульты избавиться от тёмных сил, не позволяющих безнаказанно браконьерствовать. Поджигателям не повезло – они разъярили Эфо. Он подвесил их над катапультой и поджарил живьём, а затем оставил людей мучительно умирать от страшных ожогов. Несчастных из милосердия добил другой хранитель. После ужасной демонстрации силы, больше никто не пытался воевать с лесом, а об Эфо заговорили со страхом.

- Колдун вернулся! Колдун вернулся с дурной! – отвлёк от раздумий Петра Ивановича крик подростка.

Вскоре телегу окружили деревенские жители во главе со старостой. Люди рассматривали Катю как чудо невиданное.

- Девку в храм к остальным! – распорядился довольный Екимир.

Глядя на пленницу, никто не усомнился, что она подходит. Селяне искренне верили, что рыжих волос у здорового человека не бывало.

Пётр Иванович грустно провожал взглядом уводимую под конвоем Катю. Но ничего не предпринял, чтобы помочь ей, даже когда обнаружил на дне клетки накарябанный номер телефона и мольбу о помощи. В другой мир не позвонишь… одна надежда на то, что смерть девушки будет быстрой и безболезненной…

По дороге домой Пётр Иванович наткнулся на белокрылую Лафо – она возилась с целебными травами в его саду. Длинные белые волосы и платье без помощи ветра вились в воздухе, словно не имели веса.

- Я поражаюсь твоей жестокости, колдун, – произнесла хранительница, кончиками пальцев оживляя засохшие бутоны и листья. – Неужели ты готов принести в жертву Эфо своё дитя?

- Что вы сказали? – напрягся Пётр Иванович, ощущая, как немеют ноги.

- Так ты не знал? – повернула к нему красивое мраморное лицо Лафо. –Девушка с огненными волосами – твой потомок.

- Вы лжёте…

- Пришел твой черед лить кровавые слезы, колдун, – жестко произнесла хранительница, исчезая белой дымкой.

Пётр Иванович без сил опустился на скамейку возле своего дома. С момента как он оказался в ловушке чужого мира, прошло семьдесят лет. За это время колдун ожесточился. Он похоронил душу и человечность в то мгновение, когда понял, что никогда не вернется домой и не сможет умереть. Его сердце осталось на родине вместе с семьей: женой, двоими сыновьями и… рыженькой дочерью.

Пётру Ивановичу вспомнилось давно испытанное счастье и радость. Много лет он тешил себя надеждой, что у жены и детей жизнь сложилась хорошо, но прошлое нагнало его беспощадной ядовитой стрелой.

Будучи проклятым бессмертием, Пётр Иванович не завел новой семьи и ни к кому не привязывался, не хотел хоронить друзей и любимых... И появление потомка показалось ему наказанием за принесенных в жертву лесу детей. И своё дитя Пётр Иванович отдать на съедение лесу оказался не готов. Уж лучше самому лечь на жертвенный алтарь…

Недолго думая, Пётр Иванович направился в деревенский храм, чтобы поговорить с рабыней и проверить слова Лафо.

Храм селяне построили одним из первых неподалёку от широкой тропинки, ведущей в лес. Это было самое большое здание в деревне и служило одновременно и тюрьмой, и храмом.

Пётр Иванович слабо интересовался местной религией и никогда не присутствовал на службах, подтверждая славу безбожника. С приходящим из города старым служителем веры колдун обменивался презрительными плевками вместо приветствия.

В храме было тяжело дышать из-за резкого запаха священного цветка. Лично у Петра Ивановича от едкого аромата чесался нос и слезились глаза. Узнай об этом служитель веры, он бы незамедлительно заявил, что священная сила цветка изгоняла из храма нечестивца. А слово «аллергия» однозначно относилось к тёмной магии.

Одна из пленниц залепетала нечто бессмысленное и непонятное. Колдун не прислушивался к речи безумной и запалил один из светильников, освещая желтизной просторное помещение с кривыми идолами в стенных нишах.

Катя поморщилась и прикрылась рукой от света. Неумело она постаралась скрыть попытку побега: шпильки в замке.

Пётр Иванович сел неподалеку от притаившейся пленницы и со вздохом заговорил:

- В тысяча девятьсот сорок первом году меня призвали на войну с фашистами.

Слова давались Пётру Ивановичу с большим трудом, приходилось заново вспоминать родную речь. Он говорил медленно и с большими паузами.

- Я хорошо помню, как попал сюда. Как меня, словно котенка, за шкирку вытянули из одного ада в другой. Я был напуган. Я верил, что нахожусь в концлагере, что не доживу до конца войны и что никогда не увижу лица родных. Я помню, как уничтожили мою темницу. Я помню, когда впервые увидел лесного духа. Я думал, что фашисты свели меня с ума и что я вижу демона. Он сказал мне ужасную вещь, что я никогда не умру… и вот уже прошло семьдесят лет, а я все еще живой.

Пётр Иванович повернулся к рыжей пленнице, смотревшей на него так, словно он сошел с ума.

- Меня звали Пётр Иванович Жук. До войны я жил в небольшой деревне под Минском и работал школьным учителем. Был женат на Лизавете Степановне Жук, с которой у меня было трое детей.

Было заметно, как Катя побледнела после его последних слов. У неё бегал взгляд от одного предмета к другому, словно она продумывала план к побегу.

- Хорошо… эм… - осторожно заговорила Катя, видя, что собеседник не собирается продолжать исповедь и ждёт какой-то реакции от неё, – конечно, неожиданно, что вы… воскресли из мертвых…