Я - тот, кто тебя уничтожит. Сердце феникса. Книга 3

– Ну же! Ну! – рычала я сквозь зубы, сжимая и разжимая кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу, в надежде, что «это» появится снова.

Даже не смотря в ту сторону, я поняла, что не успела… на первый взгляд ничего не произошло, ребенок и без того практически не дышал, а сердце билось так редко, что отсчитывать удары было бессмысленно.

Я просто ощутила, что жизнь ушла… передо мной лежал уже мертвый трупик того, чью смерть я не хотела допускать, жертвуя своей жизнью и свободой, хоть и призрачной. Но все это оказалось бессмысленно.

– Нет! – завизжала я и кинулась на тело ребенка, открыв его рот и делая искусственное дыхание, а после нажимала на грудную клетку в надежде вновь запустить маленькое сердечко. – Нет! – остервенело нажимала я на грудку, рискуя сломать маленькие ребра, а после вновь дышала, внутренне понимая, что уже ничего не поможет. – Нет, нет, нет, не-е-ет! – невнятно бормотала переходя на крик.

В отчаянной попытке надрезала собственное запястье о нож, который у меня никто не отобрал, и приложила рану ко рту мальчика, но реакции, закономерно, не было.

Слезы текли по лицу, а я понимала, что надежда ускользает, как и силы, вместе с густой кровью, которая сейчас казалась горячей. Очень горячей. Перед глазами пролетели события последний дней: страх, злость, отчаяние, ярость, обида и боль. То, чем были пропитаны эти дни… месяцы… вероятно, годы…

Я лгала, изворачивалась, терпела, нападала и убивала лишь бы не оказаться здесь, в этом месте, рядом с тем, кого ненавидела всем своим разумом… Того, кто меня однажды уничтожил.

И все же заключила сделку, цена которой оказалась неимоверно велика, особенно, когда выяснилось, что взамен я не получу ничего.

И все напрасно. Передо мной труп ребенка, а я вновь в клетке у зверя, для кого не более, чем игрушка. Забавная и поразительно живучая, отчего меня можно было ломать из раза в раз, но так и не дать уйти навсегда. Пусть даже этот уход будет означать – смерть.

От злости и клокочущей ярости хотелось кричать, срывая голос. Что-то внутри ломалось, зудело и приносило невыносимую боль, отчего пришлось обхватить голову руками, впиваясь ногтями в кожу, в надежде прекратить этот рев, что оглушающее звучал в сознании.

Болезненный ком сжал горло, перекрывая поток воздуха, и я, раздирая глотку ногтями, повалилась на пол, в секунды, то проваливаясь в небытие, то резко возвращаясь к реальности, сквозь агонию боли наблюдая, как мир меняется…

Мгновение – и зрение, хоть и мутное, но родное, человеческое, а через секунду я вижу лишь силуэты и окутывающую их энергию, такую живую, теплую, тягучую. На этом фоне отчетливо выделялся совершенно безжизненный трупик маленького существа, которого не сумела спасти, и чего-то большого, массивного, страшного и опасного, что пряталось в тени, там, где люди не могли видеть. И оно надвинулось на меня, отчего я попыталась шарахнуться в сторону, но новый приступ обжигающей боли сковал тело, а меня уже трясло в судорогах от нехватки воздуха.

Я не увидела уже ничего, а то, что видела, приняла за галлюцинации, прежде чем решить, что это и есть конец.

Не успев подумать, хорошо это или плохо, меня что-то словно ударило в ребра, и глотку обожгло долгожданным кислородом, а «ком» провалился, но лишь для того, чтобы сдавить грудь, начав распирать ее, словно она вот-вот взорвется. Внутри разжигалось пламя, которое плескалось в легких и животе, как расплавленный металл, который вновь начал растекаться по телу, снижая давление и концентрацию, принося долгожданное и такое желанное облегчение.

Этого момента хватило, чтобы найти в себе силы подняться на руках и осмотреться. Руки вновь сияли, и свечение усиливалось с каждой секундой. Толком еще не зная, что хочу сделать, приблизилась к телу мальчика и положила ладони на его грудь. От моего прикосновение все еще безжизненное тело вздрогнуло, и я вместе с ним.

Стоило отнять руки, увидела, как место, к которому я прикасалось – нагрелось, а новое, немного рассеянное зрение уловило слабые потоки «тепла», что стали стремительно испаряться без моего контакта.

Приложила ладони вновь, на этот раз одна на другую, мысленно надеясь, что одного моего волевого желания хватит, чтобы вернуть жизненные силы на место, раз уж они каким-то невероятным образом все же стали образовываться над трупом вновь.

Тело под моими ладонями задрожало, а затем стало нагреваться. В какой-то момент тельце мальчика выгнулось, зеленые глаза с налившимися кровью белками раскрылись, а из распахнутого ротика с отросшими клыками вырвался сиплый хрип.

Не успела обрадоваться или поразиться, как мальчишка передо мной стал биться в судорогах и кричать, извиваться, словно пытался вырваться.

Но это перестало иметь значение. Мой собственный жар перестал чувствоваться так остро, напротив, мне стало холодно и хотелось согреться. Я просто не отдавала себе отчета, что происходит, где нахожусь, мне хотелось… тепла…

И единственным его источником оказался мальчик.

Отстраненно замечала, как сияние на моих ладонях начало искрить, а рубашка на груди ребенка тлеть. Я заворожено наблюдала, как тонкие ручейки «тепла», стали подниматься по моим пальцам, ладоням, пока я совершенно не обращала внимания на крик мальчика, по чьему лицу текли уже только слезы, смывая кровавые потеки.

Азатем я встретилась с зелеными глазами, полные боли, ужаса и паники, так походившими на мои в свое время, когда разочаровалась в ком-то, кому так наивно доверилась.

Я отшатнулась резко, отрывисто, перекатилась по полу подальше и только после этого увидела, как обожженного малыша с уродливыми волдырями по всей груди, по форме напоминающими мои ладони, невидимая сила поднимает вверх, прежде чем материализоваться тем странным беловолосым Демьяном, который все же ослушался Доминикака и вернулся. Он прижал к себе плачущего мальчика, посмотрел на меня тяжелым взглядом, а после молча растворился в воздухе вместе с ребенком.

Тем временем я опустила взгляд, чувствуя что-то неладное: мои руки горели, и языки пламени поднимались от ладоней, к локтям, перекидывались на туловище. Сколько я ни пыталась его сбить, он разгорался лишь сильнее. Оперлась на каменный пол и с ужасом поняла, что и он начинает гореть! Огненными ручейками пламя распространялось по всему помещению, пока я сама даже не ощущала боли.

В какой-то момент я поняла, что нежусь, купаясь в этом пожаре, более не боясь, что сгорю.

Разум вновь начал предавать меня, принося вместо себя желание тепла. Того, что давало мне пламя – было недостаточно. Оно пожирало одежду, ревело в каменном помещении, но не приносило облегчения, заставляя меня желать, чтобы огонь поглотил больше пространства и более не затухал.

В какой-то момент я поднялась на ноги, не обращая внимания на полностью сгоревшую одежду на мне и счастливо, пьяно засмеялась, чувствуя себя.. живой, целостной и более не одинокой.

Лишь что-то навязчивое, но невнятное не давало предаться полному восторгу.

Я слишком поздно ощутила опасность и не сумела среагировать.

Широкая, когтистая и страшная ладонь с чудовищной силой сомкнулась на моей шее, не боясь окутывающего меня пламени.

Кислород вновь перестал поступать в легкие, а я с изумлением распахнула глаза, чтобы встретиться взглядом с моим персональным кошмаром, что мучит и не отпускает, а теперь, наконец, решил, что наигрался.

Часть меня была рада этому, но другая, более сильная и волевая, как само пламя, пришла в бешенство и негодование.

И все же измененный Доминик в своем истинном виде был сильнее. Беловолосое чудовище, выше двух метров ростом, с синей кожей, черными клыками в фиолетовой пасти и совершенно черными белками, в которых светились неправдоподобно желтые радужки. У этого существа была грубая, непробиваемая никаким оружием бронированная кожа, а смертоносные когти, заменяли верхние фаланги, отчего и без того ненормально длинные пальцы казались просто кинжалами.

Сейчас, раня кожу и рискуя просто перерезать мне глотку, это чудовище, скалясь на меня, сжимало мое горло, предпочтя задушить.

Я рефлекторно вцепилась собственными пальцами в его ладонь, в судорожной и бессмысленной попытке вырваться, но силы начали оставлять, сколько бы я ни вырывалась. Уже темнеющим сознанием я отметила, как огонь на моем теле затухает, бессмысленно царапающие пальцы не слушаются и ладони безвольно падают, а глаза у меня наливаются кровью и начинают невыносимо болеть, как и уши.

– Ненавижу...– смогла я произнести одними губами, а после потеряла сознание, принимая свою участь.

***

Один из старейших, а оттого сильнейших представителей расы Высших тяжело дышал и смотрел на бессознательную девушку, что сломанной куклой лежала на полу перед его ногами. Такая маленькая, хрупкая, юная… Но такая смертоносная. О чем она даже не подозревала.

А должна была бы уже к этому времени. Но не пожелала думать…

Это напоминание заставило мужчину раздраженно нахмуриться, отчего и без того страшная морда стала казаться более угрожающей. Затем Высший, как и много раз до этого, поборол собственные, не к месту возникающие эмоции и вздохнул. Переход в свою привычную и человеческую форму прошел быстро и легко. Всего за несколько мгновений. Быстрее, чем у кого-либо из его расы. Учитывая, что он, вопреки всем законам, предпочитал именно этот вид и был в нем все возможное время, Доминик овладел мастерством перевоплощения в совершенстве. На то были свои причины, о которых он вряд ли когда-нибудь признается. Он уже и без того выказал непозволительно много слабостей. Угрожающе много. И те, кому это было нужно, не пропустили все возможные варианты, как испортить ему жизнь. Как итог, девчонка снова здесь. В его доме. Там, где, как он надеялся, она больше никогда не появится…

Он надеялся. Но она все испортила. Опять.

Желание убивать поднялось было, но Высший подавил этот порыв, понимая, что все без толку. Но, по крайней мере, польза от нее была. Пусть она, да и все, считает его уроки жестокими, они – действенны. И тот, кто с этим не согласится – просто глупец, которого легче убить, чем спорить и переубеждать. Убеждать в чем-то эту девчонку – он не собирается. Если она набралась хоть немного ума за их вынужденную разлуку, поймет сама. Нет, он найдет способ, как от нее избавится, когда со всем разберется.

Доминик обвел горящее помещение взглядом, хмыкнул, оценив пробудившуюся, наконец-то, силу. А после поднял ладонь и сжал кулак, отчего ревущее пламя мгновенно затухло, оставляя после себя лишь раскаленный воздух, копоть и удушающий едкий дым.

Внимание мужчины привлекла его ладонь, а именно жестоко расцарапанное предплечье и кисть, откуда быстрыми ручейками бежала очень темная, практически черная кровь. Мужчина удивленно моргнул, только сейчас начиная осознавать произошедшее, как и запоздалую боль, чувство которой умудрился позабыть.

Увиденное заставило его неуверенно улыбнуться, а после тихо захихикать, сотрясаясь всем телом, настолько увиденное его поразило, заставляя внимательно и с едва ли ни детским восторгом разглядывать глубокие порезы, которые даже не собирались затягиваться.