Остров
- Автор: Андрей Кокоулин
- Жанр: Фэнтези: прочее
Читать книгу "Остров"
2
Явился.
Натка с брезгливым ожиданием смотрела, как Лаголев, раздеваясь, топчется в прихожей. Уляпал где-то джинсы, глаза виноватые. Что-то опять с ним случилось. Ну как же иначе? По другому же не бывает! Господи, подумала Натка, раздражаясь, когда вместо того, чтобы нормально повесить куртку, муж оборвал петлю, ну откуда руки-то растут? Из задницы растут! Знакомьтесь, мой муж.
— Тут это…
Лаголев повернулся к ней со слабой улыбкой.
— Просто повесь, — сказала Натка.
— Прости, задержался.
Натка бросила взгляд на круглый циферблат «Кварц» на батарейках, посаженный на гвоздь, конечно же, известно чьими руками.
— На час, — сказала она.
— Там ситуация, — шевельнул плечами Лаголев.
Хотел, видимо, что-то прибавить, но сдержался. Это постоянное одергивание самого себя, честно говоря, Натку в муже уже бесило.
— Понятно. Есть будешь?
Лаголев кивнул и зачем-то вытер губы тыльной стороной ладони. Натка, почти шагнувшая в кухню, развернулась.
— Ты уже перекусил где-то что ли?
Лаголев замялся. Глаза сразу в сторону. Ни дать ни взять поймала с поличным. Ох, как ей вдруг захотелось ему врезать! В унылое, осточертевшее до коликов лицо. С трудом вспомнила, что восемнадцать лет вместе прожили.
— Так что?
— Угостили шашлыком.
— И поэтому ты на час опоздал?
Лаголев не ответил, бочком-бочком, виновато улыбаясь, протиснулся в санузел. Эта перманентно виноватая улыбка тоже бесила, просто наизнанку выворачивала. Натка чуть ногу в дверь не вставила, чтобы не запирался. Не следишь за идиотами, сама дура. То кран сорвут, то дорогое мыло себе на клешни пустят.
— То есть, хлеб ты не купил? — спросила Натка.
Лаголев вынырнул из санузла.
— Пусть Игорь…
— Игорь уже! Игорю напоминать не надо! — сказала Натка. — Сын, правда, весь в тебя, вместо черного хлеба батон принес!
— Другого не было! — крикнул из комнаты Игорь.
Когда не надо, со слухом у него было все в порядке. А когда надо, например, те же шторы поменять, не дозовешься. Яблоко от яблоньки в ванной недалеко падает.
— Я тебе так тапки куплю! — крикнула в ответ Натка. — И скажу, что кроссовок не было!
— Ну, ма-ам!
Горестный вопль сына сопроводил стук опрокинутого стула. Тоже нервы. Все тут на нервах. У всех — особенности! Все, видите ли, показывают, какие они ранимые, как им непросто живется, требуют понимания, участия и, вообще, чтобы не мешали. Хоть раз у них в головенках промелькнуло, что и она тоже нуждается хотя бы в покое? Что, нет желающих об этом подумать? Милая, милая семья!
— Натусь, ну, ты чего? — встрял, снова высунувшись, Лаголев.
— Ничего, Лаголев. Ничего! — в конец разозлилась Натка. — Джинсы снимай, треники твои там висят.
— Я сам застираю.
— Ага, застираешь! Застиратель нашелся!
— Нат, — Лаголев смочил физиономию и стал похож на побитого пса. — Хватит, а?
— Не хватит!
Чувствуя, что срывается, Натка переместилась на кухню, больно стукнулась об угол стола и встала у окна. На подоконнике некуда было пальцы положить — все теснились, жались к стеклу какие-то блюдечки, формочки, фаянсовые плошки, из которых тянулись на свет былинки, стебельки, листья, крохотные бочкообразные кактусы. По идее (Лаголева, чьей же еще?) все это зеленое богатство предназначалось радовать взгляд, но что-то не радовало.
Время от времени Натку так доставал заставленный подоконник, что она находилась в секунде-другой от того, чтобы сгрести посуду вместе с землей и ростками в помойное ведро.
Останавливало всегда одно: растения ни в чем не были виноваты. Кого уж признавать виновным и судить, так это существо, в трениках и майке босиком несмело вышедшее на кухню из санузла. Что-то Лаголев даже сесть уже боится.
Лаголев!
Не Саша, не Сашка, не Александр и даже не Шурик. Боже упаси! Только по фамилии, и вслух, и мысленно, чтобы не ассоциировать себя с этим неприспособленным рохлей. Чтобы лишний раз не задавать себе вопрос: как, как она могла прожить восемнадцать лет с ним в одной квартире? Не вспомнить уже, чем завлек дурочку девятнадцатилетнюю. Может, как раз своей мягкотелостью и завлек. Ай, ой, Наточка, Натусенька… Много ли надо дурочке? Слово шепнуть, по головке погладить.
Игоря как-то еще родили! Тоже удивительно. Собственно, Лаголев даже старался, какой-то запал что ли у него был. И коляску приобрел, и поддерживал, и ухаживал, но, скорее всего, из-за страха, как бы чего не случилось. Вроде же и любили друг друга когда-то.
Натка смахнула злую слезу. За окном было темно. Цепочка фонарей перебегала через улицу и пряталась за тополя.
— Натка, ты как?
Засюсюкал!
Сколько же в нем отвратительного, гадкого, раздражающего дерьма! Ничего не может, только сюсюкает. Тут бьешься, как рыба об лед, еле сводишь концы с концами, себе — ничего, все ему и сыну. А в ответ?
— Никак я, все нормально, — сказала Натка. — На ужин — гречка с курицей.
— Класс! — сказал Лаголев.
Натка чуть не фыркнула на показной энтузиазм.
— Ты деньги принес? — спросила она, повернувшись. — Надо, знаешь ли, за кредит платить. Уже день просрочки.
Физиономия Лаголева сразу погасла.
— У меня — вот.
Он выложил на стол скомканные купюры. Подвинул их от себя, будто они были грязные или заражены.
— Сколько? — спросила Натка.
— Двести девяносто.
— И все?
Лаголев побледнел. Имел бы панцирь, весь в него и спрятался. И физиономия стала — как у попрошайки на улице, которому никто не подает. Шлепнуть бы по ней и раз, и другой! Чтобы слиплись глазки эти прищуренные.
— На рынке завтра… послезавтра…
Натку передернуло, но она замаскировала это движение тем, что отвернулась к плите.
— Что?
— Ну, выдадут. Должны.
— Ты потребовать можешь? — Натка взяла тарелку с посудной полки. — За два месяца, там, кажется, у тебя уже накопилось.
— Понимаешь, — замямлил Лаголев, — Кярим Ахметович…
— Носатый этот?
Натка плюхнула пластиковой лопаткой захолодевшую гречу в тарелку. Не разогревать же Лаголеву второй раз? Обойдется, и так сожрет. Тем более, что не заслужил.
— Ну, да, ты его видела. Я просто не поймал его сегодня.
— А он не знал, да?
— Знал.
— Ясно, ты не смог настоять.
Натка выбрала со сковороды кусок курицы, водрузила его на гречку и поставила перед мужем его поздний ужин.
— Ешь.
— Еще хлеба, если можно, — попросил Лаголев.
Каким-то чудом Натка смогла спокойно открыть хлебницу, достать оставшуюся треть батона и положить на стол.
— Вилку тоже дать? — выразительно посмотрела она на мужа.
Сморщился. Понял.
— Я сам.
Сутулое ничтожество! Господи, скривилась про себя Натка, с души воротит. Похоже, пора разводиться. Квартиру только делить не хочется. Все вкладывались, и его родители, и ее, сами лет пять только на нее и впахивали.
Но ведь невозможно жить дальше!
— Нат, — подал голос Лаголев.
— Да?
— Сядешь рядом?
Был у них такой ритуал. Жена влюбленными глазами должна смотреть на то, как ее избранник употребляет ее стряпню. Вроде как общность. Вроде как возможность показать друг другу свои чувства. Поговорить. Только о чем говорить с Лаголевым? Был бы Шурик, еще можно было бы найти какие-то точки соприкосновения. С Лаголевым точки у каждого свои.
— Хорошо, — словно назло себе согласилась Натка и опустилась на стул напротив. — От меня не убудет.
— Сейчас.
Лаголев вскочил, поставил чайник на плиту, включил газ и снова сел.
— Сидим? — спросила его Натка.
— Сидим.
— Ешь.
— Ага.
Говорить было не о чем, играли в гляделки. Лаголев церемонно жевал. Ну ни на грош не было в нем маскулинности, мужского начала. Уставший мужик как ест? Торопливо, жадно, с аппетитом. Дикарь! Добытчик! А этот? Куриное филе — ножичком, будто в ресторане. С хрена ли мы в ресторане? Впрочем, по-мужски у Лаголева есть и не получилось бы, сколько он не старайся. Вот по-свински, это пожалуй.
И, извините, есть разница.
— Завтра идем? — спросил Лаголев.
— Куда? — спросила Натка, глядя через плечо в окно.
Все интересней. Нет этой физиономии, в которой перманентная виноватость мешается с унылостью. Темнота приятней. Через темноту — пятнышки чужих окон.
— По магазинам. Мы же хотели. У меня выходной.
— А деньги?
Лаголев посмотрел на холмик из купюр у Наткиной руки.
— Ну, не все же на кредит. Рублей двести останется.
— И что мы купим? — наклонилась к нему Натка. — Кроссовки, знаешь, сколько стоят? Восемьсот пятьдесят!
— Ну, можно же кроссовки оставить на потом. Я послезавтра…
Натка не стала дожидаться, когда Лаголев обрамит свою мысль в завитушки междометий и прилепит ей крылышки предположений.
— Игорь! Сынок! — крикнула она. — Никаких тебе кроссовок завтра! У нас папа без денег пришел!
— Ну, Нат… — начал Лаголев, но было уже поздно.
Сын с шумом притопал на кухню. Долговязый, в шортах и растянутой футболке с трафаретной надписью «FIFA 96», он встал на пороге, стиснул кулаки и напрягся.
— Эй, вы чего? Вы же обещали!
Тощий, как глист. А не прокормить. Волосы отрастил, пора в косичку заплетать. Лаголев номер два.
— У отца спрашивай, — ядовито сказала Натка.
Сын нервно стукнул костяшками в косяк. Глаза у него сделались стеклянные, с искорками близкого срыва. Губы задрожали.
— Бать, мы же два месяца назад договаривались!
Но Лаголев и перед отпрыском своим показать себя не мог. Голову в плечи втянул, ложку с гречей в рот засунул. Нет, чтоб грохнуть кулаком по столу. Кто хозяин в доме-то? Имел право, тюфяк.
— Па-ап.
Нет, не получится у Лаголева отмолчаться, злорадно подумала Натка.
— Ответь, ответь сыну-то, — сказала она.
Лаголев вынул ложку.
— Игорюшка…
Яблочко пятнадцатилетнее аж передернуло. Уменьшительно-ласкательные от родителя его, видимо, бесили, как и Натку. Хоть что-то от матери перенял.
— Так кроссовок не будет?
— Завтра, нет, послезавтра мне отдадут деньги, — сказал Лаголев, — это точно, и тогда мы, как и планировали…
— Блин, верить вам! — Игорь притопнул ногой. — Да-да! Твои новые кроссовки у нас в приоритете! — передразнил он. — А сами?
— Игорек.
Впустую. Секунда — и нет сына. Без слов усквозил к себе в комнату. Зато дверью там бахнул — любо-дорого. Наверное, обои поотставали.
— Что? — выговорила Натка Лаголеву. — Добился? У парня уже год нормальной обуви нет. Какая девчонка с таким нищебродом на свидание пойдет?
— Не в деньгах же дело, — сказал Лаголев.
— А в чем?
— В голове. В душе.
Натка захохотала.
— Ты себя-то слышишь, Лаголев? На него ж даже не посмотрит никто! Он ботинки твоего брата донашивает!
— Хорошие ботинки.
— Лаголев, ты дурак?
— Нет.
Зашипел чайник. Натка выключила газ. Игорь мелькнул в проеме, одетый в джинсы и в толстовку, потом, уже в куртке, в обуви, заглянул на кухню.
— Ненавижу! — прошипел он и выскочил из квартиры.
— Это он тебе, — сказала Натка.
Лаголев поежился.
— Он же не прав, Нат.
— А кто прав? Ты прав? Надо же! — всплеснула руками Натка. — Ты семью прокормить не можешь! Если бы я не работала, сдохли бы уже вместе с тобой и твоей заботой.
— Нат.
— Что — Нат?