Аномалия Шарли

Блейз нахмурился.

— Что такое АВА?

— Что значит…?

По выражению лица Мэтта было видно, что он не верил в это. Все знали про АВА. Ею пользовались все. Она была в их домах, в машинах, в школах, в армии — пациенты доверяли ей свою жизнь в больницах. Даже люди, которые жили на островах посреди океана, имели доступ к АВА.

Она была везде.

Так что мысль о том, что кто-то о ней не слышал… была невозможной.

— Откуда вы? — спросил Мэтт через мгновение.

— Мы не можем обсуждать это с гражданскими, — рявкнул мужчина в шлеме.

И на этот раз Блейз, похоже, согласился.

— Да, он прав. Мы не можем.

Но Мэтт не унимался.

— Почему вы не можете мне сказать?

— Потому что это против протокола, — просто сказал Блейз.

— Протокол…? — что-то озарило лицо Мэтта — осознание, которое заставило его вскочить на ноги. Он обошел Блейза и повернулся спиной к солнцу. И впервые Мэтт ясно увидел лицо шерифа.

Он был поразительно красив. Это была не просто игра света. Блейз был мускулистый, его черты лица были высечены властными линиями. Его кожа была бледной, совершенно не тронутой солнцем. И на его лбу не было ни капли пота.

Его единственным недостатком и, возможно, единственным, что делало Блейза реальным, было облако веснушек на его лице. Они тянулись от макушки до основания шеи. Они были у него даже на руках. Они были достаточно темные, чтобы резко выделяться на его бледной коже. Некоторые люди могли бы даже сказать, что такое количество веснушек было неприглядно или отвлекало. Но Мэтт почти не смотрел на них.

Он смотрел в глаза Блейзу — в четкие белые линии, которые вырываются из его зрачков и растворялись в глубинах глубокого неестественного синего цвета.

Через секунду Мэтт начал дрожать.

— Ты… ты…

Он не смог закончить это предложение. Он был так потрясен, что не мог закончить его. Мэтт схватил с земли бутылки с водой и бросился бежать. Он убегал от двух странных мужчин на мотоциклах, от ужасных тайн, скрывающихся на западе. Изношенные подошвы его ботинок шлепали по асфальту, когда он бежал, и он не оглядывался.

Блейз наблюдал, как он убегал, его темные брови приподнялись с любопытством.

— Необычный парень, да?

— Вот почему вам не следует разговаривать с гражданскими, — сказал мужчина в шлеме. — Вот почему у нас есть протокол. Не следовало говорить с ним.

— Да, возможно, — Блейз выключил свой куб и спрятал его. Он покрутил Куб Тревора в ладони, хмурясь. — Как думаешь, что такое Интернет?

— Я не знаю, и не наша работа — знать. Шериф… — человек в шлеме на мгновение замолк, — могу я сказать кое-что личное?

— Конечно, давай.

Еще одна пауза.

— Вы знаете, что я вас уважаю.

— И я ценю это.

— Вы — честный лидер и сделали много хорошего для Далласа. Но вряд ли вы остались прежним после аварии.

Оба мужчины стояли в тишине еще более продолжительной паузы. Блейз крутил куб в руках, а мужчина в шлеме неподвижно сидел на мотоцикле.

— Вы знаете, что мэрия попросила меня присматривать за вами, — продолжил человек в шлеме. — И как ваш заместитель, я хочу, чтобы вы выздоровели. Я уделил вам много внимания — я никогда не сообщал об инциденте, который произошел у нас на выходе.

— Инцидент, который ты начал…

— Но как офицер полиции я должен выполнять свою работу.

Блейз медленно обернулся. Глубокие части его глаз стали ядовито-синими.

— Что ты хочешь сказать, О’Брайен?

Человек в шлеме не дрогнул и ответил:

— Сначала мэрия решила не обращать внимания на ваши нарушения, потому что считала, что это временно. Но недавние события показали, что они постоянны. Вы продолжаете демонстрировать тревожный уровень безрассудства и полное презрение к протоколу. У меня нет другого выбора, кроме как подать отчет.

— Презрение? За то, что напоил жаждущего человека? Давай, — Блейз улыбнулся, пряча куб в карман. — Не думаю, что все так серьезно.

— Это нарушение протокола, — настаивал О’Брайен.

— Нет. У него была нелегальная техника, которую нужно было сдать…

— Но гражданский должен подойти к офицеру в такой ситуации. Никогда не бывает наоборот.

Блейз покачал головой.

— Глупости, — он взмахивал ногами сильнее, чем нужно было, когда возвращался к своему мотоциклу.

— И это не все, — сказал О’Брайен, махнув ему рукой. — Не нужно и ненормально так ходить. Вы никогда не вели себя так раньше.

— Ну, если это самое худшее, что есть, думаю, со мной все будет в порядке, — Блейз сунул руки в длинную сумку, пристегнутую к боку его мотоцикла. Из ранца донесся слабейший щелчок, но он перекрыл шум громкой жалобой. — Со мной все будет хорошо, — обещаю. Меня не должны ударить во второй раз.

— Простите, шериф, — твердо сказал О’Брайен. — Но это последний раз, когда вы будете ездить с полицией. Когда мы вернемся в штаб-квартиру, я собираюсь предложить вам досрочно выйти на пенсию.

Блейз смотрел вдаль, на стайку канюков, которые жадно кружили вокруг очередного свежего трупа.

— Да, видишь ли… Меня это не устраивает. Что-то случилось со мной, когда меня ударили. Я не знаю точно, что это было, но я знаю, что с тех пор я не был в порядке с этим.

— С чем?

— Даллас, — тихо сказал Блейз. — Что такое Даллас, чем он занимается. Я не знаю… это просто больше не кажется правильным.

Он вздохнул, но это не совсем перекрыло пронзительный стон, доносящийся из ранца.

— Шериф? Нет…!

О'Брайен выхватил револьвер из-за пояса и дернул рычаг. Блейз вытащил из сумки заряженный дробовик и обернулся.

О'Брайен выстрелил три раза.

Блейзу нужно было выстрелить только один раз.

— Ах… ах… — О'Брайен растянулся за своим мотоциклом, пальцы слабо сжали рану.

Перезаряженный луч вырвался из конца дробовика и пробил в его груди дыру размером с голову. Он пробил его броню и вырвался из спины. Тепло от луча, возможно, прижгло его кровеносные сосуды… но большая часть его органов была обуглена и разбросана по асфальту позади него, и он не проживет долго.

Блейз получил три луча в грудь своего плаща, вокруг его сердца. Это были хорошие выстрелы, но О'Брайен не зарядил их достаточно, чтобы пробить броню класса полиции. У него не было времени.

Дым поднимался от обугленных колец над его сердцем, но Блейз, похоже, этого не замечал. Он смотрел на О'Брайена и сказал:

— Прости. Я знаю, что ты просто пытался делать свою работу. Ты не умеешь делать что-то еще… но, клянусь, что исправлю это, — его челюсти сжались, когда он добавил. — В следующий раз жизнь будет лучше.