Завоевание фейри

Глава вторая

В Фейвальде был день.

И славно. Я не могла сейчас разбираться с Кровавыми лунами или Дикой Охотой.

Мы прошли в белый свет Фейвальда, и я пошатнулась от ужаса, ударившего по груди. Я не могла дышать.

Я забыла опустить повязку. И Фейвальд как-то казался хуже обычного.

Он запутывался, будто двигался, как жук под тканью. Земля извивалась, сплеталась под моими ногами, и все перед глазами дрожало, от этого меня тошнило. Я подавила желчь, шагнула вперед. Я не могла опустить носилки, пока отец не вышел в брешь. Я пыталась задеть щекой плечо, чтобы опустить повязку, но удалось только усилить головокружение.

Мы вышли к Двери Жути — так я думала. Отсюда двери казались сплетенными из извивающихся змей. Ослепительный свет вырывался из трещин и вокруг краев.

Мое сердце сжалось. Я ненавидела дверь всем в себе. Если бы не Дверь Жути, половина тех, кого я знала, не пытались бы убить меня.

Отец прошел в брешь с криком ужаса, и я выдавила:

— Помоги опустить ее.

Мы опустили носилки на гладкий камень, и я подавила воспоминание о Скувреле, сидящем на коленях тут дни назад, глядя на меня широкими глазами, полными тоски. Если бы я встала тут и вонзила нож себе в горло, они стали бы счастливы, да? От этой мысли меня мутило.

Я покачала головой, мама лежала на камне, стонала, а я смогла сорвать повязку с глаз.

Я глубоко вдохнула с облегчением, а отец опустился у камня, обвил руками голову и рыдал.

— Это место! Это ужасное место! Зачем ты привела нас сюда?

— Это ее единственная надежда, — пробормотала я.

— Генда, моя Генда, — его шепот было сложно слышать из-за всхлипов. — Я не хотел брать тебя сюда. Прости. Прошу, не умирай. Я люблю тебя.

Он был разбитым, сжимал умирающую жену костлявыми руками, его разум не справлялся.

Теперь и я плакала. Это было тратой времени. Я вытерла слезы с глаз.

— Вы дураки, — заявила сестра. — Позор нашей семьи. И ты думаешь, почему я ушла? Почему хотела больше? Поэтому. Вы все — жалкие существа.

Я сбила ее клетку, зло фыркнув. Пусть горят об те прутья! Анабета завизжала, но моя сестра решительно молчала. Я сорвала клетку с пояса и бросила в сторону. Я разберусь с ними позже.

Я подползла к матери по окровавленному камню перед дверями. Он был поразительно гладким — не пострадавшим от резьбы на двери.

Моя мама задыхалась, ее ладони дрожали. Ее лицо стало ужасно бледным, на лбу выступил пот.

— Эластра, — выдохнула она при виде меня.

— Я делаю, что могу, — напряженно сказала я, ладони замерли над ней.

Где была моя магия? Где была сила Равновесия? Я должна была ощущать ее. Так я исцелю ее и сбалансирую чем-то еще. Может, сила захочет, чтобы я убила кого-то за жизнь матери. Плевать, если цена была такой. У меня были две возможные жертвы в клетке.

Отец рядом со мной раскачивался, вскрикивая от ужаса при этом. Это место было для него смертью.

— Не давай убийству пятнать тебя, — выдавила мама. Ее ладонь дотянулась до моей талии, словно она пыталась обнять меня, но ее ладонь скользнула по мне и упала.

— Мама, держись, — сказала напряженно я. — Я ищу способ тебя исцелить.

— Генда, моя милая любовь, — простонал отец, его руки еще сжимали его голову. — Я не могу выбраться. Корни запутают меня.

Я сглотнула ком в горле.

— Приведи отца к Ручью слез, — выдавила мама сквозь зубы. — Пообещай.

— Конечно, — сказала я, глядя на стрелу в ее груди. Равновесие. Если я заберу стрелу и исцелю ее, может, магия сработает, если я соглашусь вонзить стрелу в другую грудь.

— Нет, Элли, — она сжала мою рубашку с удивительной силой. Я смотрела в ее глаза, удивляясь вспышкой жизни в них. — Ты должна пообещать, что отведешь отца к Ручью Слез.

— Обещаю, — потрясенно сказала я. — Отдыхай. Я найду способ исцелить тебя.

Она проигнорировала это.

— Если не отведешь его туда, все было зря. Остались мы двое. Я любила его так сильно.

Его безумие тоже беспокоило ее. Может, сильнее. Конечно, это было ее последнее желание. Я хотела помочь ей жить, чтобы у нее сбылись сотни желаний. Я вытерла ее потный лоб ладонью.

— Конечно, мама. И я люблю тебя. И я люблю его.

Она кивнула, на ее лице была боль, но ее выражение лица было удовлетворённым.

— Хорошо. Хорошо. Ты однажды будешь родителем. Ты поймешь.

Я уже понимала ответственность. Мне не нужно было для этого становиться родителем.

— Я люблю тебя и твою сестру очень сильно, — слабым голосом сказала моя мама. — Прости, что не сказала тебе раньше. Я забыла это. Подавила это. И когда воспоминания вернулись, было слишком поздно. Слишком поздно помогать тебе.

Я рискнула взглянуть на сестру. Ее лицо было холодным и нечитаемым.

— И я тебя люблю, — я шмыгнула, пытаясь сдерживать слезы. Слеза покатилась по моей щеке, упала на платье матери, оставив темный след. — Плевать, если ты забыла.

— Помни это. Просто помни, что я люблю тебя, — ее глаза стали рассеянными. Она потянулась к моему отцу. — Хантер?

— Генда, моя Генда, — сказал отец, все еще раскачиваясь, ужас сделал его лицо маской.

Мама коснулась его рукой.

— Люблю тебя навеки, мой Хантер. Мой смелый и милый мужчина, — она прощалась.

— Прошу, не умирай, — шепнула я, смущенная своей слабостью в этой ситуации. Я хотела, чтобы она была в порядке. Я просто хотела войти в наш дом и увидеть ее, улыбающуюся и с большой кастрюлей горячего супа, а в доме было чисто.

— Некоторое должно быть.

Я думала, что она закроет глаза и ускользнет. Я прикусила губу, готовясь к худшему.

Она удивила меня.

Ее ладонь сжала мою руку в последний раз, а потом с боевым кличем она оттолкнула меня, повернулась на четвереньки. Кровь полилась из ее раны. Она заставила себя встать на ноги так быстро, что я еще пыталась подняться, а она уже сделала шаг вперед. Она поцеловала моего отца в лоб на пути, а потом, истекая кровью, она шагнула к Двери Жути.

Что-то сияло в ее ладони.

Ключ.

Она забрала его из моего кармана, когда я думала, что она пыталась меня обнять.

Я открыла рот, шагнула вперед, но ключ был уже в спутанном замке, и со скрипом мертвеца, поднявшегося из могилы, она открыла дверь, посмотрела тепло на меня поверх плеча и распахнула дверь шире.

Яркий свет опалил мои глаза щупальцами. Он обжигал мои глаза болью. Он ощущался почти живым, словно многорукое существо лежало за той дверью, сделанное из света. И свет был голоден, хотел схватить нас. Я упала на колени, моргая от лилового отсвета за веками.

Когда лиловое сияние пропало, дверь была закрыта, свет угас, и моя мать пропала.

Позже в Фейвальде…

Пой о смелой и храброй Охотнице!

Пой о ее чудесной матери!

Пой, пой, она заслужила!

Пой о великой жертве матери и верности дочери!

Пой о Фейвальде, который был и будет!

— Истории Фейвальда