Завоевание фейри

Глава шестая

Рожки Дикой Охоты звучали вдали. Я повернулась по кругу, искала хижину. Любую. Дикая Охота скоро будет тут.

— Ты слепая? — спросила Анабета, ругаясь. Я повернулась по кругу во второй раз. — Ручей там! Мы добрались!

— Охота! — выдавила я.

— Они не пойдут за тобой к дереву. Никто в здравом уме туда не ходит, даже Охота. У дерева нужно будет решить загадку.

— Загадку?

Она закатила глаза.

— Кому-то нужно тебя убить. Быстрее. Ты слишком глупая, чтобы быть одной из четырех.

Я зарычала под нос и посмотрела на отца.

— Ты умеешь плавать, Хантер?

— Да, — просто сказал он, но смотрел вдаль.

Я кивнула и повела его к воде, но когда посмотрела туда, охнула. На меня смотрела мама. Я прикусила губу до крови. Отец упал на колени.

— Генда. Моя Генда.

Королева фейри смотрела вверх, словно не осмеливалась смотреть на поверхность воды.

Это было не настоящим. Это была еще одна пытка Фейвальда. Моя мама улыбнулась мне, словно соглашалась. Но эта иллюзия была слишком точной. Дрожащая улыбка матери ощущалась настоящей, как моя хмурая гримаса. Я не дышала, видя это.

На глазах выступили слезы. Нет, не сейчас. Я вытерла глаза рукавом. Будет время на горе, когда угрозы будут в прошлом, когда все закончится. Позже.

— Идем, — сказала я отцу, потянув его за руку, но он покачал головой. — Тебе нужно идти со мной, Хантер.

Он смотрел на поверхность воды.

— Хантер?

Он не смотрел на меня. Он просто качал головой.

— Тебе нужно идти со мной.

Вдали я слышала вой охоты. Страх пронзил меня, все внутри будто стало из воды.

У них был Скуврель. Они шли за мной. Времени не хватало.

Я шагнула в воду, и это будто разрушило чары. Отец завизжал, прыгнул ко мне, вытянув руки. Мы упали в воду вместе, и я с трудом развернулась и убрала его руки от своей шеи.

Я всплыла, попыталась вдохнуть воздух, но не успела — ладонь сжала мои волосы, потянула меня под поверхность.

Пузырьки вырвались из моего рта к поверхности.

Нет! Не так! Не так я умру!

Мой отец сошел с ума. Он не хотел этого. Это было ошибкой.

Мое сердце колотилось, я билась с ним, но он был больше и сильнее меня.

Я упустила клетку.

Сумка тянула ко дну.

Что еще у меня было?

Я вытащила нож из-за пояса и вонзила в его руку. Его хватка ослабла, и я смогла уклониться, отыскала под собой ноги и встала. Моя левая нога покачнулась, вонзаясь в ил на дне. Я старалась удержать равновесие.

Вот! Моя голова вырвалась на поверхность, и я глубоко вдохнула.

— Отец! — крикнула я, едва смогла увернуться от неловкой атаки, он нападал на меня. — Стой!

В этот раз его рука пролетела так близко, что я лишилась равновесия. Я попала под воду.

Я не могла так победить. Он был крупнее меня. Он не слушался. Мне нужно было дать отпор, или я умру от его руки, и ему придется жить обезумевшим вечно на земле, которая ужасала его.

Я скрипнула зубами с решимостью, убрала нож за пояс и вытащила рукоять топора из-за пояса. Я взмахнула ею, и мне повезло.

Рукоять попала по голове отца, удар отразился в мои руки и плечи. Он схватился за голову со стоном.

Его боль обожгла меня, но я подавила эмоции и схватила его за воротник, потянула его к дереву. Он следовал за мной, оглушенный. Я уже сделала шаг, а потом вспомнила.

Клетка!

Я искала ее в воде обеими руками. Вот!

Я подняла клетку в воздух, смотрела, как вода лилась из прутьев, мокрая Анабета рухнула на пол.

Будь живой! У меня не было времени проверять, была ли она жива.

Я схватила отца за воротник и потащила его по пояс в воде Ручья Слез. Я пошла туда, где ветки с красными листьями склонялись к воде.

Мы пробрались мимо них в воду в тени. Темная вода на другой стороне казалась другой — холодной, печальной, живой так, как не была вода за вуалью красных листьев.

У основания дерева было достаточно клочков травы, чтобы найти сухую землю. Я подняла отца и Анабету на траву, оставила их и переводила дыхание. Отец лежал на траве, держась за голову, слабо дыша.

Я убила его? Он умирал?

Я подняла рукоять топора, взмахнула ею, и духовный свет озарил странное темное место. Дерево было очень старым, ствол был шириной с небольшой дом. Кора была гладкой, белой, странные ветви извивались, свисая со всех сторон, как шторы. Зловещий красный свет Кровавой луны едва проникал под ветви, и я была рада свету своего духовного факела.

Отец занимал почти весь участок травы, и я поняла, что это были спутанные корни дерева. Рядом с ним хватило места для клетки. В клетке мокрая Анабета поднималась на ноги, кашляя и отплевываясь. Ее громко стошнило, и она вытерла рот рукой.

— Ты за это заплатишь, смертная. Ты чуть не убила меня, — прохрипела она, но я была занята, смотрела на ствол дерева и не переживала за нее.

Там было что-то написано, вырезано в коре так глубоко, что даже время не стерло слова. Я прищурилась, глядя туда, и слова, как по магии, стали понятными для меня:

Слезы любви, слезы отчаяния кормят древо, питают ручей.

Они связывают и исцеляют, меняют то, что время несет.

Но если заплатишь и примешь в грудь боль.

Ничего не даётся из ничего, ни исцеление, ни покой.

Произнеси имя в сердце, его раскрой,

Рискни любовью жизни и будущим.

Или сиди пять лет в тишине под этим древом.

Или мы примем боль за то, чем ты хочешь быть.

Но есть лишь один шанс, чтобы решить.

Сделай выбор и путем насладись.

— Это не загадка, — сухо сказала я. — Тут четко говорится, что тут можно получить, а что нужно отдать.

— Там просят отдать корону? — королева Анабета выжимала мокрое платье. Оно свисало вокруг нее, как старая штора.

— У меня нет короны, — едко сказала я. У меня не было и пяти лет. У меня едва были пять минут.

— Там предлагают свободу? — спросила она, ее голос был почти слабым.

— Едва ли, — я взглянула на отца.

Мама сказала, что его разум был ключом. Обе цены были высокими. Я не могла отдать пять лет жизни. Скуврель был в беде, моя армия слепо шла по миру смертных, и сестра была где-то там, скорее всего, искала свою армию. С другой стороны, если я произнесу имя Скувреля вслух, я рисковала им, его волей и жизнью. Потому что королева Анабета услышит это. И кто-то еще мог услышать.

— Тогда, — сказала Анабета, — это очевидно. У дерева разное послание для каждого, и загадка пытается найти лазейку.

— Там нет лазейки, — я снова прочла слова. Только одно имя было в моем сердце.

Я сглотнула. Я могла лишь надеяться, что освобожу королеву Анабету раньше, чем она услышит имя. Но она могла напасть на меня раньше, чем я исцелю разум отца.

Я потянулась к клетке, она сказала:

— Ты не можешь ничего делать, пока не ответишь на загадку. Иначе упустишь шанс. Нужно действовать прямо.

— Что? — сказала я.

Она звучала отчаянно:

— Если хочешь утопить меня, не надо. Если куда-то уйдешь или что-то сделаешь, потеряешь шанс. А он лишь один. Ты же прочла ту часть? У нас не будет другого шанса, если ты что-нибудь сделаешь.

— Я собиралась тебя освободить, — сказала я.

Она закрыла глаза, словно принимала решение. Это был и ее шанс.

Я сглотнула и посмотрела на дерево. Мне нужно было вернуть разум отца. Я обещала матери. И я любила его. Мне не нравилось, что он был таким. Но осмелюсь ли я произнести имя Скувреля вслух? При враге?

— Скуврель, — сказала я, надеясь, что этого хватит.

Анабета рассмеялась в клетке.

Холодный пот выступил на мне. Отец застонал, поднялся на четвереньки.

— Генда, — взмолился он. — Прошу, не уходи.

Глаза жгло, я перевела взгляд с фейри в клетке на дерево, потом на отца.

Нужно было рискнуть, — прошептала я.

— Финмарк Торн, — прошептала я.

Анабета засмеялась, а потом сказала быстро, будто ударила хлыстом:

— Хуланна Хантер.

Свет засверкал лиловой вспышкой.

Я моргнула, потерла глаза, сердце сжалось.

Я не должна была делать этого. Не должна была.

Когда я смогла видеть, Анабета пропала.

Нет! Нет! Нет!

Время было на исходе. Если Анабета пропала, она отправилась к своей армии. И если Хуланна не была мертва, то она шла к своей армии. Это означало, что мне нужно было в мир смертных, чтобы остановить их, пока не поздно.

И если она найдет Скувреля по пути, то она сможет управлять им, заставить его делать все, что она хочет.

Холодный пот выступил на лбу, желудок сжимался до боли. Я не должна была произносить его имя вслух. Это была не моя тайна.

Я взяла пустую клетку дрожащими руками, привязала к поясу и подняла голову. Отец посмотрел мне в глаза с ужасом.

— Элли? — спросил он. — Это правда ты?