Дом между небом и землёй

— Они на батарейках?..

— Нет, почему же?..

— Ну, как же — почему? Ведь она у Вас горит… значит…

— Так здесь не нужно электричества!.. Я же уже Вам сказала! Смотрите, вот здесь — можно увидеть в лампочке… есть маленькая дверь. А вот здесь — другая. И почти во всех по одной. И если вынести её туда, где я живу и работаю, то при определенных условиях, в каждую из этих дверок тоже можно пройти. И там будут чудесные места!.. Ещё много комнат. Комнаты, которые были под Рождество украшены в мои три, а здесь — комнаты, которые я помню в мои семь… Ну и так далее. Ну это мы с Вами, если захотите, после ещё попутешествовуем.

— А… Там что у Вас?.. Вон, лестница ведёт ещё к подвалу… что-ли?.. Хотя что я? Какой подвал на втором этаже?

— Ну, это — вроде того. Там то, что имеет дверки в не очень приятные места. Но это тоже нужно. Иногда я добавляю в поделки и капельку из тех мест. В основном, когда поделки посвящены пути или дороге. Ведь если дорога у меня приходит к чему-то хорошему… а у меня, вообще-то, всегда так… то нужно иногда добавить и то место, откуда она идёт — из ге такого приятного. И тогда, в сравнении, можно оценить то, как же хорошо то, куда ты придёшь!.. Ну, вот… Я думаю Вы поняли суть этой комнаты… Вернее чердака. Здесь хранится то, чего я давно не доставала. Ведь не могу же я каждый день доставать всё, всё, что только у меня есть?.. А вот эту гирлянду я, как раз, заберу теперь с собой. Мне, думаю, после Вашего ухода стоит развлечь себя и прогуляться по какой-нибудь из старых комнаток. И взять там что-нибудь для поделок. Я вообще часто сюда бегаю и беру что-нибудь… Ведь иногда делаешь поделку, делаешь, и вдруг понимаешь, что здесь нужно как раз что-нибудь с чердака! И идёшь сюда, рыться…

— Да уж…

— Я думаю — Вам уже наверное страшно хочется спать!.. Пойдёмте Вы выберете себе комнату… Вы какую бы себе хотели?.. Может Вам лучше отдохнуть в летних полях или в весенней роще?.. Ну или…

— Я… честно говоря, не знаю. Давайте на Ваш выбор?..

— Ну… Хорошо. Мне надо подумать, где Вам лучше будет… Это… Так, что бы Вам пока ещё показать?.. Ох!. Библиотека! Я совсем и забыла про библиотеку! Пойдёмте — это пока на сегодня последнее место и я уже больше не буду Вас так мучить! Вот — это сюда. Вот!.. Нравится?..

— Ну да… Масштабно, надо сказать. Вот тут-то у Вас, кажется, больше всего дверей! Больше, чем я у Вас где-либо видел. Они у вас просто по всем стенам!..

— Да, да. Да ещё в каждой книге. Здесь сотни дверей — они все ведут и в мои комнаты, и в совсем неведомые мне дальние страны… А бывает так, что в дальних и незнакомых мне раньше странах встречаются точно такие комнатки, как мои!. Вы представляете?!.

— Да… Наверное…

— Ну, Вы уже трете глаза. Всё!.. Пора мне Вас отпускать в мир снов. Нельзя так издеваться над человеком! Ведь уже почти ночь… Пойдёмте, я придумала куда мне Вас… Давайте Вы ляжете в детской!.. Нет, нет, Вы не подумайте, что это та комната, которой мне, единственной, для Вас не жалко. Наоборот — это самая ценная комната!.. Да и здесь недалеко. Она как раз рядом с библиотекой. Я и сама очень люблю иногда здесь отдыхать… Вы ложитесь, а завтра, наверное часам к… Хотя — когда проснетесь, тогда вот, наверное и жду Вас к чаю! Вы можете позвать меня если проснетесь и я Вас доведу до кухни, а то ещё, чего доброго заблудитесь тут без меня!.. Ну, да ладно. Спите!.. Вы зовите, не обязательно сильно громко — я всё равно услышу. До завтра!..

Я спал уже минуты через две. Не больше. Не знаю, от чего мне так хотелось спать? Обычно я такого не испытываю. Обычно у меня бывает непонятная бессонница, с которой ничего нельзя сделать. А вот теперь — наоборот. Непонятная сонливость.

Я спал и очень хорошо помню то, что я видел. Как будто бы наяву. Сначала я снова очутился на старом заброшенном заводе — перед зданием с деревцем на крыше. На крыше, рядом с ним появилась та девушка с книгой, которую я встречал днём. Она позвала меня и я, не думая совершенно, что это хоть сколько-нибудь необычно, взлетел туда — на крышу. И только подумал, что это ведь так так просто, и я прекрасно понимаю, как летать. Так почему же я не делал этого раньше?.. Я оказался рядом с девушкой и ясно понимал, почему-то, что это Аля и ни кто иной. Хотя выглядит она совсем иначе — точно та девушка, что была на заброшенном заводе. У них и рост разный и комплекция — Аля немного выше и стройней. Да и вообще более привлекательна, если объективно оценивать. Да и волосы у них разного цвета — у Али намного светлей. Кстати про рост… Так не смотря на то что Аля, наверное, и повыше будет, сейчас я понял, во сне, что рядом с девушкой с завода ты чувствуешь себя как рядом с какой-то… Громилой немножко. Она какая-то слишком большая и неуклюжая, кажется. И кажется она во сне меня очень стеснялась. Почти как и при встрече в реальности. А вот Аля — она говорит открыто и радостно в основном — так, словно мы много лет знакомы. И что странно — хотя она и выше, но кажется гораздо более миниатюрной и… грациозной даже что-ли?.. чем та незнакомая девушка. Это я уже обдумал после. Просто теперь сразу делюсь своими мыслями. А во сне я был полностью уверен в том, что та девушка на крыше это Аля и никакого диссонанса у меня не возникало. Мы с ней прошлись по крыше и она указала мне на несколько дверей, которые ведут в дом, спрашивая, куда я хочу пойти. Странно, но хотя сам дом и был под нами, здесь было немало дверей, которые вели вбок и даже вверх. Но во сне это мне тоже не показалось странным. И я выбрал зачем-то ту дверь, что вела вниз — в какой-то подвал. Хотя подвалом это не может быть, ведь это была крыша. А с крыши никогда нельзя попасть прямо в подвал. Я зашёл… Вернее спустился. Здесь было темно-сине и очень холодно. Я весь сжался и не решился идти дальше в темноту. Аля-девушка спустилась за мной с той гирляндой в руках, которую я видел на чердаке. Гирлянда ответила пространство. И вдали, уже у самой стены я увидел коробку, тщательно, тщательно замотанную скотчем и бумагой, коробку которая, вообще-то, лежала за кучей других коробок, но я её почему-то ясно видел. И ясно видел, что у неё внутри. Там была Таня — моя Таня. Она посмотрела на меня и от этого взгляда мне почему-то стало больно… Невыносимо больно. Я чуть не закричал и хотел выбежать обратно, в дверь, но здесь была гирлянда в руках у Али-девушки и мне показалось, что она с чем-то перекликается там, в коробке. Мне почудилось, что будто гирлянда у Али и что-то то, там где Таня, словно играют между собою в мяч — перекидывая свет друг другу. Мне сильно захотелось посмотреть и я не стал выбегать. Моя Таня холодно ухмыльнулась и я увидел у неё в руках дверь — маленькую дверь, которая светилась ярким светом. И я ощутил невероятную радость, глядя на эту дверь. Моя Таня ухмыльнулась ещё чуть сильнее и начала сжимать в руке дверцу, так, как будто бы это была жестяная банка из-под сладкой воды… Мне стало опять очень больно. Дико больно. Как будто внутри меня что-то сжимали точно также. Я бросился к ней, к моей Тане, разбросал все коробки, что были на пути, кричал ей, чтобы она прекратила, но она всё сминала и сминала мою маленькую дверь… Пока наконец я не добежал до неё и не стал втискиваться в эту крошечную дверь, которая была уже меньше ладони, да ещё и с заострёнными краями-складками, которые залазили в дверной проем от того что Таня его уж почти смяла совсем. И это было ещё в сто раз больнее. Так больно, что мне показалось даже, что я скоро умру. Но я продолжал лезть в дверь и расталкивать складки руками… А они впивались мне в плечи и локти как раскаленное острое железо и… И вдруг всё заполнил свет, который шёл из двери. И я услышал голос:

— Всё хорошо!.. Просыпайтесь!

Тогда я открыл глаза и увидел около дверей "детской" испуганную Алю с большими круглыми глазами в ночном колпачке и пижаме.

— Вы просто так кричали, что я уж решила зайти — вдруг что случилось? У Вас всё хорошо?..

— Да, да. Это просто кошмары навалились… Видимо. Простите что разбудил.

— Да ничего. Я ещё и не спала — у меня так всегда: ляжешь спать и сразу тебе хочется думать обо всём, обо всём!.. Даже и о чём давно не думалось. Ну и помолиться иногда в это время хорошо. В основном об остальных. Не знаю, почему я так часто вспоминаю об этом именно ночью… Но возможно это нужно. Возможно что когда ты в тёмную ночь усиленно просить свете, так света для людей, и правда, хоть где-то станет больше. Вы как раз вырвали меня из дела, когда я запускала голубей домой. Я их отпускаю полетать иногда по ночному воздуху… Так что ничего, Вы меня не разбудили. Вот, выпейте немножко теплого молока, чтобы спокойнее уснуть. И я Вам оставлю ночник. Хотя тут и без него светло… Но лишний свет никогда не помешает. Возможно будете спать спокойнее.

Тёплое молоко было очень вкусным и от него моментально стали слипаться глаза…

— А что у Вас тут в шкафу микроволновка?.. Вы так сразу тёплое молоко достали из шкафа и… Как это вообще?

— Здесь всегда есть тёплое молоко. Это же детская!..

"Ну конечно — теперь всё понятно. Чего же тут непонятного" — подумал я и улыбка чуть-чуть поползла в бок.

— Спите. Не буду Вам мешать. До завтра!

Сказала Аля и вышла. Я тут же снова рухнул в сон. И дальше тоже помню, что было. Почти… Там была детская. Тоже детская. Почти точно такая, как та, в которой я заснул. И это была… Нет, я точно понимал теперь, что это именно моя. Моя и ни чья иная. И что она всегда была моей я тоже понимал. Это как с шарфом. И там ещё была женщина. Очень мне сильно знакомая. Добрая. Но я почему-то не знал её имени. Я подумал: "как её зовут?". Но точно не знал. Я понял что никогда не назвал её по имени. Я допил молоко из стакана, ещё раз допил молоко и разулыбался во весь рот этой женщине, а она в ответ заулыбалась мне, забирая стакан из моих рук. И после поцеловала меня в лоб. Я от радости, улыбаясь, опустил голову и стал рассматривать картинки космолетов на своей пижаме. И я знал, точно и твёрдо, что это моя пижама, и что маленькие пуговицы на ней мне очень хорошо знакомы. Я видел свою руку на постели — совсем маленькую и одутловатую. И мне показалось совсем очевидным то, что это моя рука. Я всё это уже видел, уже знал… Это всё было моё. И от радости, что всё это у меня есть, я побежал по обширному снежному пространству, всё так же, в пижаме, и совершенно не чувствовал холода, и очень хотел это всё отдать кому-нибудь ещё. Я всё искал глазами среди пустоши и мне так казалось, что нужно этого кого-то поскорее найти и отдать, отдать ему всё это — и молоко и теплую комнату, и даже то тепло, что от выпитого стакана молока было во мне и клубилось и вращалось, и улыбку… Всё, всё. Так, как будто бы без того что я всё это кому-нибудь тоже отдам, оно не сможет быть вовсе моим. Я увидел вдали эту женщину, которая давала мне молоко. И теперь я уже точно знал, что это мама. Я вспомнил как я её звал. И я пошёл к ней и сказал: "Мама! Возьми и ты теперь, выпей молока!.." И протянул ей стакан и сильно, сильно улыбнулся, чтобы, кажется, передать ей и улыбку. Но мама, сильно, сильно улыбаясь мне в ответ замахала руками, как бы поблагодарив и стала таять в воздухе и растворилась. А в стороне я увидел Таню. Мою. И я стал звать её и махать ей руками, чтобы она встала сюда, на то место, где была мама. И она, немножко странно, как будто бы недоумевала, что происходит, встала и странно смотрела на меня. А я махнул руками и вокруг неё сразу оказалась моя детская и моя кровать, в которой Таня теперь сидела под одеялом со стаканом в руках и смотрела на меня немного как на сумасшедшего. А я носился вокруг и то смахнул пыль с полочки рядом, то нагнулся к ней и поцеловал в лоб, на что она почти не отреагировала, и продолжала сидеть, глядя прямо перед собой… то нагнулся и поправил ей одеяло. Даже немножечко взбил его, чтобы ей было помягче… потом побежал включать лампу, увидел стакан в её руке. Он был почти полный — едва, может быть, только, отпито, но мне показалось что там слишком мало и мне показалось ещё, что из-за этого всё никак не улыбается, и я рванулся в панике куда-то взять ещё молока, но она сказала сзади ледяным тоном: "Не надо. Я и не хочу." И внутри у меня на секунду стало больно, а потом стало очень, очень холодно и как-то пусто, как и в её тоне только что. И я спокойной, как на должное, стал смотреть, как она разорвала одеяло, встала с кровати и движением руки перевернула её вверх дном, а потом ушла куда-то. И мне даже не показалось всего этого жалко. Мне так казалось теперь, что это и не моё. И молоко, и кровать, и одеяло. Я стал сам себя убеждать, что мне нужно взять и повернуть кровать обратно, и сшить одеяло, и прибрать всё так, чтобы стало всё как прежде. Но руки у меня не двигались, а повисли по бокам, как невесомые полые стебли, к которым были, как мощные гири привешаны кисти. И мне ничего не хотелось здесь сделать. Мне захотелось отвернуться, ведь от одеяла и от кровати шла боль и мне страшно было подходить. Я пошёл побыстрее вперёд, от неё, и захлопнул дверь за собой, и она — вся моя детская осталась в подвале за дверью. Только слегка пробивался свет в щели двери… И я поместил весь подвал в картонную коробку и стал поскорее заматывать её скотчем. Но скотч быстро кончился и мне показалось этого недостаточно. Я стал обкладывать её листами бумаги с кучей, кучей строчек. Этих листов было много, много, очень много… Наконец я остановился на минутку и прочёл строчки на одном из них. Я узнал свою статью, но был полностью уверен, что это — не моя. Это — чья-то чужая. И хотя она была на листе, но лист был какой-то странный — хоть тонкий и плоский, но как будто бы с пустотой внутри. И в него можно было просунуть руку, и там, внутри, я ощутил что рука будто находится… Даже и не сказать, что в невесомости, но как будто бы в таком каком-то пространстве, какого не бывает. Которого нет.