Хозяин Севера

Мама едва ли не боготворила своего приемного отца — и потому, изо всех сил пыталась сдерживать порывы родной матери. Но чем больше давили на Ульяну дома, тем больше ей хотелось вырваться из него.

И однажды это случилось — бабка собрала чемодан, и пока Василий был в отъезде, сбежала с каким-то дальнобойщиком.

Как правило, мама долго молчала в этом месте.

Она тоже, как и бабушка Наташа, не любила вспоминать прошлое, но когда вспоминала — в этом месте всегда плакала.

— Я только знаю, что дед Василий помчался за беглецами в погоню, пытаясь вернуть мать, но попал на шоссе в аварию. Хранили его в закрытом гробу.

На вопросы, а кто именно занимался похоронами деда, мама пожимала плечами, и говорила, что у деда нашлись какие-то очень богатые друзья.

Впрочем, эти друзья и пальцем не пошевелили в тот момент, когда вернувшаяся уже после похорон деда Ульяна, с помощью какой-то невероятной хитрости заполучила все деньги, которые дед Василий оставил на случай своей смерти — по завещанию, всё, чем он владел, распределялось между его первой женой — Наташей, второй женой — Ульяной и её дочерью, то есть моей мамой.

Заполучив целое состояние, Ульяна тут же … сдала мою мать в детский дом по причине «сложного семейного положения». Надо ли говорить, что она так за ней никогда больше и не вернулась?

Зато про неё каким-то образом прознала первая жена деда... моя бабушка Наташа. Не знаю, как бабуле это удалось, но она буквально за пару месяцев официально удочерила маму, несмотря на все мамины пререкания.

— Я была злобной маленькой стервой, — призналась мне однажды мама. — Вместо того, чтобы быть благодарной маме Наташе за всё то тепло, которым она меня окружила, я злилась на неё на то, что она привезла меня в настоящий дом моего приемного отца. Он прожил здесь с ней много лет, он был здесь счастлив... А теперь она привела в его родной дом меня — его неродную дочь, подделку, которая только носила его имя, но не была ему родной по крови.

Мама заплакала и продолжила:

— Я обвиняла маму Наташу в том, что она не женщина — не настоящая женщина — раз отпустила своего мужа к такой швали, как моя мать. Я винила маму Наташу в его смерти, в том, что лишилась единственного человека, которому была дорога...

В эти моменты мама уже рыдала.

— А однажды я увидела, как Наташа стоит с фотографией отца в руках и обещает ему, что его дочка в надёжных руках — она позаботится о его девочке.

И мама с улыбкой, которая проглядывала сквозь мокрое от слез лицо, посмотрела на меня.

—Понимаешь, дочка? Наташа считала меня настоящей дочерью своего мужа. Не обузой, не нежеланным подкидышем, оставленным матерью-кукушкой в детдоме — нет. Наташа почему-то посчитала, что я — это подарок, который её муж оставил ей в утешение... Я была так себе подарком, если честно. Но с того самого момента я решила, что стану самой примерной дочерью для своей настоящей мамы.

И мамуля сдержала своё слово. Я знаю, они были с бабушкой очень близки — ближе, чем иной раз бывают кровные родственники. Да и меня родители не просто так назвали в честь маминой мамы — Наташей. Единственное, что мамочка ушла слишком рано — но в том была не её вина. Авария отца спровоцировала детские болячки, затем она ещё и простудилась сильно. И как осложнение — я осталась круглой сиротой.

Впрочем, я оставалась в надёжных руках лучшей бабушки в мире.

Только вот...

Всхлипнув, я уже зарыдала в голос.

Бабушка Наташа была по-настоящему сильной женщиной. А я — нет.

Я очнулась, когда на кухне стояло уже пять пустых бутылок из под вина — по бутылке на каждый прожитый в новой квартире день.

Глядя на скопившуюся под столом стеклотару, я вздрогнула и поморщилась — мне почему-то показалось, что хозяин этого жилища пришёл бы в ярость, если бы увидел столько бутылок... выпитых одной женщиной за такой короткий срок.

Ему бы совершенно точно не понравились мои дешевые пельмени, которые я щедро сдабривала майонезом; не понравились бы мои вечные булки с маком и жареные макароны по флотски, которых я могла съесть целую сковородку.

Почему только могла? — Я и съедала целую сковородку. Сколько сготовила — столько и съедала.

«Провела неделю с пользой», — брезгливо подумала я... чувствуя себя отвратительно от того, что не смогла.

Вот тебе и новая счастливая жизнь.

— Наташа, у тебя остается ещё целый день, — пробурчала я своему одутловатому отражению в зеркале. Я только что приняла душ, но всё равно выглядела отвратительно. — Начать новую жизнь с первой попытки удаётся не каждому... Поэтому почисти зубы, красиво уложи волосы — и отправляйся куда-нибудь погулять.

Вытирая тело душистым полотенцем, я не сразу сообразила, что моё полотенце так пахнуть не может. Я прислонила полотенце к своему лицу — точно, пахнет чем-то экзотическим... каким-то дорогим порошком.

Конечно, вместо того, чтобы нюхать, можно было просто «раскрыть глаза» — и увидеть, что это не моё старое, уже давно застиранное зеленое полотенчико, а совершенно другое — синее, с золотой вышивкой, дорогое полотенце.

— Упс. — Отстранившись, я покосилась на чужую собственность. Неудобно вышло. — Как ты здесь оказалось?

Логично, что полотенце мне не ответило, да и я, честно говоря, этого и не ожидала. Я решила, что наверное случайно взяла хозяйскую вещь, когда была «под шафе», вот и не помню... Бывает.

Ладно, постираю и положу на место.

А пока...

Пока мне хотелось сделать чего-то большого. Важного — для меня важного, конечно.

Хотелось раскрыть объятия этому миру, объять необъятное... хотелось со всей мощи запрыгнуть в эту свою новую, счастливую жизнь — и уцепиться за неё во что бы то ни стало.

Выйдя из ванной, я открыла компьютер и начала искать, куда бы мне поехать.

И ведь нашла.

Лапландский лес. Природный заповедник, с непередаваемыми видами... Самый большой в Европе природный парк— по площади больше, чем Мальта, Андорра и Мальдивы вместе взятые.

Конечно, туда надо было ехать с компанией, и сразу на несколько дней — но у меня не было ни одного, ни второго, а мне очень хотелось там побывать. Хотя бы с краюшку пройтись, по опушке леса — и полюбоваться местными видами.

Я посмотрела в интернете несколько сайтов, но так и не обнаружила маршрутов автобусов или электричек, но это меня не остановило.

«Я хочу туда!»

Прямо сегодня, прямо сейчас.

В общем, я так загорелась этой мыслью, что решила — плевать на экономию. Мне и так с арендой квартиры сказочно повезло, а значит, могу кутнуть и заказать такси до заповедника. В конце концов, это первый день моей новой жизни — и это следует отпраздновать!

С этой мыслью я быстро оделась, приготовила себе бутерброды, пару мытых яблок — и положив всё это богатство вместе с бутылкой воды в рюкзак из-под ноутбука, отправилась на улицу заказывать такси.

А вот у подъезда...

У подъезда, загорая прямо на лавочке, сидела Василиса Игнатьевна... которая, тем не менее, не пропустила моего появления. Приоткрыв один глаз, она с любопытством наблюдала за тем, как я выхожу из дома.

— Здравствуйте, — поравнявшись со старушкой, поздоровалась я.

— Здравствуй, дочка, здравствуй, — кивнула Василиса Игнатьевна. — Что, обживаешься?

— Обживаюсь помаленьку, — кивнула я.

— Что ж ты из дома носу-то не кажешь... — Василиса Игнатьевна осуждающе покачала головой, как будто точно знала, как именно я провела последние дни. — Пошла бы по городу погуляла, полюбовалась бы нашими красотами... Эта северная красота теперь твоя родина.

— Да я как раз собиралась...

— Вот и молодец! — кивнула бабушка. — Не зачем дома бледной поганкой сидеть, когда лето на дворе. Смотри, Наталья, лето у нас короткое — не успеешь оглянуться, зима уже настанет. Ведь в такое место удивительное попала — и дома зачем-то заперлась!

— А вы где-то рядом живёте, да? — спросила я, подумав, что старушка определенно точно живёт где-то по соседству... наверное, здесь ей лавочка нравится или ещё что. В любом случае, она точно в курсе, что я всю неделю провела в квартире — наблюдала, поди, откуда-нибудь.

Мой вопрос вызвал у старушки приступ смеха.

— Далеко, — ответила она невпопад. — Но подружке обещала, да и родне надо помочь... Пока смена моя в силу войдет, много воды утечёт, а нам этого не надо.

Василиса Игнатьевна игриво мне подмигнула.

— Да, Наталья?

— Ага...

— Ну, и умница! А я смотрю, рюкзак на тебе. Далеко собралась?

— В заповедник, — ответила я, одновременно с этим доставая телефон из кармана, чтобы вызвать такси.

— Это в какой же?

— В Лапландский лес.

— С ума сошла! — всплеснула руками старушка. — Это же далеко!

— Я такси возьму.

— И чего ты там наделаешь-то за пару тройку часов?

— Полюбуюсь красотами.

— Дура-девка, — покачала головой старушка. — В Лапландский лес в Новолуние собралась! Иди-ка ты, милая, лучше по городу погуляй. Красивый у нас город. Гордый, сильный — но теплый и отзывчивый, если ты сперва душу ему обогреешь.

— Но...

— Иди-иди, — не спорь со мной, — кивнула старушка. — Рано тебе ещё в Лапландский лес. Вот через месяцок, когда попривыкнишь, понапитаешься нашим запахом …

— Воздухом, — сощурившись, поправила я старушку.

Василиса Игнатьевна сверкнула искусственными — слишком длинными клыками. — … воздухом, конечно же. В общем, через месяцок можно и в лес. Я Марьянку попрошу — она сама тебя туда свезёт. Она там грибы собирать любит — и где хорошие места знает. В общем, всё тебе покажет.

Я кивнула из вежливости... а потом, здраво рассудив, кивнула ещё раз.

Василиса Игнатьевна, конечно же, была права.

Хотя... если признаться, то мне просто не хватило куража настоять на своём: это как на поздравительных открытках желают, «чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями».

Ну вот.

Желание у меня было — ещё какое желание! Находясь в квартире, я просто-таки загорелась идеей побывать в Лапландском лесу. Сейчас же. Незамедлительно. Во что бы то ни стало добраться до заповедника.

И, вполне возможно, что это у меня даже бы получилось...

...если бы не Василиса Игнатьевна возле подъезда.

После короткого разговора с этой милой бабушкой я почувствовала себя жалкой толстухой-мечтательницей, которая прячется от жизни в навязчивых бредовых идеях.

Ну, правда, какой заповедник в воскресенье днём — когда я ещё толком-то даже города не знаю, чего уж говорить про его окрестности и достопримечательности, находящиеся на удалении.

К тому же, Лапландский лес — это не благоустроенный Петергоф, где все туристы гуляют по ровным, удобным для ходьбы, дорожкам; эта почти нетронутая человеком природа. Как много я сумею пройти? Как быстро вспотею? Устану? Как буду добираться назад?

В общем, хозяйка квартиры во всем была права, и не стоило мне даже заикаться об этом.

Но странное дело: несмотря на все эти не слишком приятные мысли, моё желание побывать в заповеднике не ослабло — наоборот, это даже превратилось в какую-то заветную мечту, которая запав мне в душу, медленно там зрела.