Аламут

Они прошли к входу в башню. Под ее сводами внук Тахира понял, насколько мощными были крепостные стены. Целые пласты породы лежали один на другом. Темная, сырая лестница привела их наверх. Они прошли через длинный коридор, а оттуда попали в просторную комнату, пол которой был покрыт простым ковром. В углу было разбросано несколько подушек, и на них полусидел-полулежал мужчина лет пятидесяти. Он был хорошо упитан, с короткой завитой бородой, в которой то тут, то там пробивались серебристые нити. Он носил большой белый тюрбан, а его халат был расшит серебром и золотом. Сержант Абуна поклонился и подождал, пока человек на подушках заговорит.

"Что это ты принесла мне, Абуна?"

"Мы поймали этого парня во время разведки, капитан Манучехр. Он говорит, что идет в Аламут".

При этих словах капитан медленно поднялся, и внук Тахира увидел, что перед ним возвышается человек величиной с гору. Он уперся кулаками в бока, устремил взгляд на мальчика и грозно закричал: "Кто ты, негодяй?"

Внук Тахира вздрогнул, но быстро вспомнил слова отца и вспомнил, что пришел в замок по собственной воле, чтобы предложить себя в услужение. Вновь обретя самообладание, он спокойно ответил: "Меня зовут Авани, и я внук Тахира Савского, которого великий визирь приказал обезглавить много лет назад".

Капитан посмотрел на него наполовину с удивлением, наполовину с недоверием.

"Вы говорите правду?"

"Почему я должен лгать, сэр?"

"Если это так, то знай, что имя твоего деда золотыми буквами вписано в сердца всех исмаилитов. Наш господин будет рад причислить тебя к своим воинам. Так вот зачем ты пришел в замок?"

"Да, чтобы служить верховному главнокомандующему исмаилитов и отомстить за своего деда".

"Хорошо. Что вы узнали?"

"Чтение и письмо, сэр. А также грамматика и стихосложение. Я знаю наизусть почти половину Корана".

Капитан улыбнулся.

"Неплохо. Как насчет военных искусств?"

Внук Тахира чувствовал себя растерянным.

"Я умею ездить верхом, стрелять из лука, управляться с мечом и копьем".

"У вас есть жена?"

Молодой человек густо покраснел.

"Нет, сэр".

"Вы предавались разврату?"

"Нет, сэр".

"Хорошо".

Капитан Манучехр повернулся к сержанту.

"Абуна! Отведи ибн Тахира к дай Абу Сораке. Скажи ему, что я послал его. Если я не ошибаюсь, он будет рад его принять".

Поклонившись, они покинули покои капитана и вскоре снова оказались во дворе. Столб, к которому был привязан выпоротый человек, теперь был свободен. Лишь несколько капель крови свидетельствовали о том, что там произошло. Ибн Тахир все еще ощущал слабую дрожь, но теперь его переполняло чувство собственной безопасности, поскольку внук мученика Тахира явно что-то значил.

Они поднялись по ступеням, ведущим на центральную террасу. Справа от них стояло низкое здание, возможно, казарма. Сержант остановился перед ним и огляделся, словно ища кого-то.

Мимо торопливо прошел темнокожий юноша в белом плаще, белых штанах и белой феске. Сержант остановил его и вежливо сказал: "Капитан послал меня с этим молодым человеком к его поклонению даи Абу Сорака".

"Пойдем со мной, - широко улыбнулся темнокожий юноша. "Его светлость дай как раз сейчас учит нас поэзии. Мы на крыше". И, повернувшись к ибн Тахиру, он сказал: "Ты здесь, чтобы стать федаем? Тебя ждет немало сюрпризов. Я послушник Обейда".

Ибн Тахир последовал за ним и сержантом, так ничего и не поняв.

Они вышли на крышу, пол которой был устлан грубыми коврами. Около двадцати юношей, каждый из которых был одет в белое, как и Обейда, сидели на коврах, упираясь коленями и ступнями в пол. На коленях у каждого из них лежала дощечка, на которой они записывали все, что диктовал им старик в белом плаще, сидевший перед ними с книгой в руках.

Учитель поднялся, увидев новоприбывших. На его лице появились недовольные морщины, и он спросил сержанта: "Что вам нужно от нас в такой час? Разве вы не видите, что идет урок?"

Сержант нервно кашлянул, а послушник Обейда незаметно смешался со своими товарищами, которые с любопытством разглядывали незнакомца.

Абуна сказал: "Простите, что побеспокоил вас во время обучения, преподобный дай. Капитан послал меня с этим юношей, которого он хочет видеть у себя".

Старый миссионер и учитель изучил ибн Тахира с ног до головы.

"Кто ты и что тебе нужно, мальчик?"

Ибн Тахир почтительно поклонился.

"Меня зовут Авани, я внук Тахира, которого великий визирь обезглавил в Саве. Мой отец отправил меня в Аламут, чтобы я служил делу исмаилитов и отомстил за смерть деда".

Лицо старика просветлело. Он подбежал к ибн Тахиру с распростертыми руками и сердечно обнял его.

"Счастливые глаза видят тебя в этом замке, внук Тахира! Твой дед был хорошим другом мне и нашему господину. Абуна, пойди и поблагодари капитана за меня. А вы, молодые люди, присмотритесь к своему новому спутнику. Когда я буду рассказывать вам об истории и борьбе исмаилитов, я не смогу обойти стороной знаменитого деда этого юноши, исмаилита Тахира, который стал первым мучеником за наше дело в Иране".

Сержант подмигнул ибн Тахиру, как бы говоря, что работа сделана хорошо, а затем исчез через отверстие, ведущее вниз. Даи Абу Сорака сжал руку юноши, расспросил его об отце и о том, как обстоят дела в доме , и пообещал сообщить о его прибытии верховному главнокомандующему. Наконец он приказал одному из послушников, сидящих на полу. "Сулейман, отведи ибн Тахира в спальню и покажи ему место того молодчика, которого сослали в пехоту. Проследи, чтобы он смыл с себя пыль и переоделся, чтобы быть готовым к вечерней молитве".

Сулейман вскочил на ноги, поклонился старику и сказал: "Я позабочусь об этом, преподобный дай".

Он пригласил ибн Тахира следовать за ним, и они вдвоем спустились на нижний уровень. На полпути по узкому коридору Сулейман приподнял занавеску, закрывающую дверной проем, и пропустил ибн Тахира вперед.

Они вошли в просторную спальню. Вдоль одной стены стояло около двадцати низких кроватей. Они состояли из больших льняных клещей, набитых сушеной травой и покрытых одеялами из конского волоса. Подушкой для каждой служило лошадиное седло. Над ними располагался ряд деревянных полок, прикрепленных к стене. На них в строгом порядке располагались различные предметы первой необходимости: глиняная посуда, молитвенные коврики, орудия для мытья и чистки. У подножия каждой кровати стоял деревянный каркас, на котором лежали лук, колчан со стрелами, копье и копьеметалка. Из стены напротив торчали три бронзовых канделябра с множеством ветвей, в каждый из которых была воткнута восковая свеча. В углу стоял постамент с кувшином для масла. Под свечами на колышках висели двадцать тяжелых изогнутых сабель. Рядом с ними лежало столько же круглых плетеных щитов с боссами из бронзы. В комнате было десять небольших окон с решетками. Все в ней было чисто и содержалось в идеальном порядке.

"Вот эта свободна, - сказал Сулейман, указывая на одну из кроватей. "Ее прежний обитатель несколько дней назад ушел в пехоту. Здесь сплю я, рядом с тобой, а с другой стороны - Юсуф из Дамагана. Он самый большой и сильный новичок в нашей группе".

"Вы говорите, что моему предшественнику пришлось вступить в пехоту?" - спросил ибн Тахир.

"Верно. Он не был достоин стать федаем".

Сулейман взял с полки аккуратно сложенный белый плащ, белые брюки и белую феску.

"Подойди к умывальнику, - сказал он ибн Тахиру.

Они прошли в соседнюю комнату, где стояла каменная ванна с проточной водой. Ибн Тахир быстро принял ванну. Сулейман передал ему одежду, и ибн Тахир облачился в нее.

Они вернулись в спальню, и ибн Тахир сказал: "Мой отец передал привет верховному главнокомандующему. Как ты думаешь, когда я смогу его увидеть?"

Сулейман рассмеялся.

"Ты можешь забыть об этой идее, друг. Я здесь уже целый год и до сих пор не знаю, как он выглядит. Никто из нас, послушников, никогда его не видел".

"Значит, его нет в замке?"

"О, он здесь. Но он никогда не покидает свою башню. Со временем вы узнаете о нем больше. Вещи, от которых у вас отпадет челюсть. Вы сказали, что вы из Савы. Я из Казвина".

Пока он говорил, у Ибн Тахира была возможность внимательно изучить его. Он едва ли мог представить себе более красивого юношу. Он был стройным, как кипарис, с резко очерченным, но привлекательным лицом. Его щеки были румяными от солнца и ветра, а смуглую кожу пронизывал здоровый румянец. Его бархатистые карие глаза смотрели на мир с гордостью орла. На верхней губе и подбородке виднелась легкая бородка. Все его выражение лица излучало смелость и дерзость. Когда он улыбался, то демонстрировал ряд крепких белых зубов. Его улыбка была искренней, с легким оттенком презрения, но ничуть не оскорбительной. Как у какого-нибудь пехлевана из Книги царей, подумал ибн Тахир.

"Я заметил, что у вас у всех резкие, жесткие лица, как будто вам тридцать. Но, судя по вашим бородам, вам не больше двадцати".

Сулейман рассмеялся и ответил: "Подождите две недели, и вы ничем не будете отличаться от нас. Мы не проводим время, собирая цветы или гоняясь за бабочками".

"Я хотел бы спросить тебя кое о чем, - продолжил ибн Тахир. "Некоторое время назад внизу я видел, как они били плетьми человека, привязанного к столбу. Я хотел бы знать, чем он заслужил такое наказание".

"Он совершил тяжкое преступление, мой друг. Ему поручили сопровождать караван, идущий в Туркестан. Водители не были исмаилитами и пили вино в пути. Они предложили ему немного, и он принял его, хотя Сайидуна строго запретил это делать".

"Сайидуна запрещает это?" - изумленно спросил ибн Тахир. "Это предписание касается всех верующих и исходит непосредственно от Пророка!"

"Ты еще не понимаешь. Сайидуна может запретить или разрешить все, что захочет. Мы, исмаилиты, обязаны подчиняться только ему".

Ибн Тахира охватило недоумение, и он начал испытывать смутное беспокойство. Он стал допытываться дальше.

"Ранее вы говорили, что моего предшественника отправили в пехоту. Что он сделал не так?"

"Он говорил о женщинах, причем очень непристойно".

"Это запрещено?"

"Безусловно. Мы - элитный корпус, и когда нас примут в него, мы будем служить только Саидуне".

"Во что нас втягивают?"

"Я уже говорил тебе - федаины. Как только мы закончим школу и пройдем все тесты, мы перейдем на этот уровень".

"Что такое федаины?"

"Федай - это исмаилит, готовый без колебаний пожертвовать собой по приказу верховного главнокомандующего. Если он при этом погибает, то становится мучеником. Если он выполнит задание и останется жив, его повысят до даи и даже выше".

"Все это для меня совершенно ново. Как вы думаете, тест будет очень сложным?"

"Без сомнения. Иначе зачем бы мы готовились к нему от рассвета до заката каждый день? Шестеро уже не выдержали нагрузки. Один из них умер на месте. Остальные пятеро попросили перевести их в пехоту".

"Почему они просто не уехали из Аламута, а не позволили так себя унизить?"