Добрым словом и пистолетом

— Да.

— Вот и слушай! С должности я тебя снял. Приказ об увольнении подписан на обоих лично мною, официально — по состоянию здоровья. Ну тут не поспоришь… Расскажешь… На деле, кто поумнее, всё понимает. С довольствия, понятно, снимаетесь, квартиру найдете. Зато пересчитали жалование — выслуга, награды, коэффициенты всякие — кое-что подправили. Короче, ты меня понял. Считай это показательной трепкой — другим будет неповадно.

— Принято.

— Вот спасибо за милость!.. — Тингол снова сел, потер ладони, сцепил пальцы в замок. — Теперь насчет Турина… На границу его возвращать нельзя. Уж пока — точно. Согласен?

— Согласен.

— Без присмотра оставлять тоже опасно. Пока он притих, но вряд ли надолго.

— Вряд ли.

— Поэтому я хотел бы оставить в силе свое прежнее поручение.

— Хотел бы?

Тингол крайне редко использовал в речи такие конструкции.

— Приму, если ты откажешься.

— Почему я должен отказаться?

Наигранная гримаса разом сошла: Тингол сделался непроницаем и взглянул совсем иначе — жестко, пристально. Такие взгляды Белега не пугали, но недовольство, по-хорошему, было законным. Он вздохнул и, смягчив тон, добавил:

— Это была случайность. Из-за моей собственной ошибки.

— Да что ты? А я уже сказал: ошибка в самом корне дурацкой затеи.

— Нет. Ошибка в потере контроля над личным оружием.

— Ты еще пункт Устава назови… Послушать Турина…

— Неважно, что говорит Турин.

— Неважно? Белег, он всадил в тебя пол-обоймы. Ты его сейчас видел? А тогда? Да понятно, что тогда ты не видел — это, считай, тоже повезло: парень едва рассудком не повредился, его вязать пришлось. А сам? Ты вот не будешь теперь от него шарахаться?

— Нет.

— Нет… Вот что «нет»? Нет — и все?

— Нет. И все.

— Ну хорошо.

Теперь уже Тингол стал устраиваться удобнее, опять тереть пальцы, обшлага, выравнивать на столе пустые стопки. Наконец подался вперед, лбом уткнулся в сцепленные руки. Заговорил глухо и медленно.

— Ты же знаешь, что я люблю этого парня… Клянусь тебе, по-настоящему люблю, что бы там ни говорили. Если не как сына, то как непутевого племянника точно.

— Я знаю.

— Но… ты же сам знаешь, дело не только в этом. Не мне — Дориату не нужно, чтобы героический наследник Дор-Ломина утек на сторону… Это сейчас он был под присмотром. А если бы отправился в Нарготронд? А если его приберут к рукам на юго-востоке? Там такой запал ох как поддержат — и найдут чем подпитать… И тогда?

— Люди потянутся не к Амон-Руд, а к Амон-Эреб.

— То-то и оно… А мы не затем впускали их в королевство… Проклятье, да мы сколько раз все это обсуждали! В общем, если ты согласен, то присматривай за Турином и дальше. Сейчас вам предстоит показательно-воспитательная головомойка, а дальше я, пожалуй, озадачу тебя порученьицем. Занятно, но может, это даже большая удача, если ты будешь под рукой, как частное лицо… Ну, там съездить кое-куда без огласки, поговорить кое с кем… Не сейчас, позже, — он рывком откинулся в кресле, застучал пальцами по подлокотникам, принялся размышлять вслух: — Пока лечись, обживайся, занимайся делами. Сильно не отсвечивай. Сюда не шастай, сам вызову. Для всех ты в большой немилости. В очень большой немилости! Ясно? Вот и хорошо, — договаривая, снял с новенького телефонного аппарата трубку, свободной рукой стал расстегивать тяжелый мундир. — Алорон, родной, организуй чаю на двоих с пожевать. Ну что там есть… Да… Нет… Нет, не носи, я сам выйду.

И он брякнул трубку на место, неловко, не вставая, стянул с себя мундир и облегченно, с хрустом потянулся.

— Ну, теперь рассказывай. Герой…

15 часов 11 минут

Белег поставил фоторамку с карточкой Диора на стол, на место, где она стояла прежде. Поднял с пола вторую — королева и принцесса смеялись на качелях в дворцовом парке. Стекла в обеих рамках треснули, но не разбились. Белег еще раз перебрал оставшиеся на полу бумаги и вещи, поднял на стол телефонный аппарат. Трубка молчала, но после пары нажатий на рычаг гудок пошел, а после поворотов диска зазвонил другой аппарат — в приемной. Отвечать не спешили.

— Господин полковник? — окликнул кто-то. Окружающие пока не могли определиться: обращаться к нему по прежнему званию, добавлять «в отставке» или ограничиться простым «господин Куталион».

Белег обернулся.

— Там… Нам ответить? — в кабинет заглядывал лейтенант в форме комендатуры.

— Не беспокойтесь. Хотя постойте! — трубка вернулась на место. — Там такой же аппарат?

— Нет, — лейтенант вытянул шею. — Это спецзаказ, только для членов семьи и для Малого кабинета. Новейшая модель, очень дорог…

Не договорил, потому что новейшая модель грохнулась со стола, раскололась и раскатила в стороны свои механические потроха.

— А…

— Спасибо. Вы можете идти.

В кабинете работала полиция: возились военврачи, два розыскных офицера продолжали осмотр, и старший периодически щелкал ручной фотокамерой. По-хорошему, следовало провести съемку вместе с телами, но никто не стал настаивать — короля заменил его белый силуэт. На террасе тоже звучали голоса; полиция, гвардия и Турин с ними прочесывали парк.

— Нет здесь ничего, − подытожил старший военврач, выпрямился и показал салфетку. Младший продолжал звенеть реагентами.

Белег приблизился.

— Периметр стола, ножки, кресло. Следов крови нет, видите — никакой цветовой реакции.

— И ошибки быть не может?

— Пятно было бы совсем свежее, — пояснил, не став обижаться, военврач. — И реагенты сработали бы сразу, и контрольную пробу я сделал.

Ранка у Тингола на затылке была небольшая, но крови, как из любого рассечения на скальпе, натекло изрядно. И доктор Игливин, и полковник Вальвэн согласились, что падение на ковер причиной ее быть не могло совершенно точно, а вот что причиной является — удар обо что-то или удар чем-то, — выяснить можно только по итогам анатомического исследования. Его нужно было ждать, а пока Белег мог лишь просить военврачей сразу проверить подходящие поверхности.

— Не знаю, озвучили господа врачи-начальники или нет… Или вы сами понимаете: этот удар — спереди который — мог быть нанесен только кем-то одного роста с королем. Ну или с одного уровня.

Белег кивнул и внимательнее посмотрел на военврача: среднего роста, светловолосый, щуплый, по виду непримечательный, он выдержал взгляд, не моргнув.

— Дортонион?

— Эхор-Корн, западный Ладрос{?}[Ладрос — местность на северо-востоке Дортониона. Эхор-Корн* — небольшой укрепленный город, административный центр области. (Здесь и далее неканоничные топонимы выделены в примечаниях (*)).]. Медицинская служба при Сыске, — и, опомнившись, представился, — уже-не-капитан Айвир Халрас.

— Куталион, — ответил Белег и протянул руку. — Есть что сказать с высоты опыта Ладросской полиции?

— В рамках печатного слова? — резко отозвался старший розыскной офицер. — Майор Сибраллан. Действующий. ТолСирион.

— Как вам будет удобнее.

Беженцев и переселенцев, служивших раньше по полицейской линии, на аналогичную службу Дориата брали охотно — более того, рвали с руками, заманивали льготами, щедрыми окладами и, главное, упрощенным получением подданства (и даже на наличие голодримской крови смотрели тогда сквозь пальцы). В Дориате времен до Нирнаэт малочисленная полиция занималась дежурной охраной порядка, мелкими нарушениями, драками, пьяными выходками, несчастными случаями и тому подобными делами. Иногда случались неприятности с гномами, а штучные убийства были событиями исключительными, чрезвычайными, но и с ними все всегда было понятно — роковая неосторожность, помутнение рассудка или осознанная месть. Следствию практически всегда требовалось собрать данные для оценки меры вины и вынесения приговора, а не для установления личности преступника. В новой же дориатской реальности такой опыт оказался недостаточен.

— Подгадили нам на славу, — майор подошел ближе, с раздражением сунул камеру в нагрудный карман. — Не боюсь показаться грубым, господин полковник Куталион, но мы так не работаем. Не ждем под дверью, когда следы затопчут паркетные шаркуны.

— Ильмор, ну что ты… — вмешался военврач Халрас, взглянул укоризненно. — Вы не подумайте, господин полковник, мы… Нам не все равно.

— Можете не объясняться, — оборвал Белег. — Давайте по делу.

— По делу так по делу, — не моргнув на упрек, легко согласился майор и решительно подтянул рукава рубашки.

Пиджак он заранее скинул на банкетку, и теперь был весь на виду — ростом выше среднего, жилистый, угловатый; резкий, но спокойный, не дерганый. Вытянутое лицо, широко посаженные серые глаза; черные волосы отросли ниже, чем на той вымученной фотографии, которую Белег рассматривал в анкете тридцать лет назад, когда визировал разрешения на работу. Тогда, после Бреголлах, на всех участках Границы прибивались разрозненные и изрядно побитые отряды голодрим. Химладцам и иже с ними вручали паек, санпакет и выпроваживали на юг, а с ардгаленцами, толсирионцами и прочими подданными внуков Олу обходились по обоюдному желанию. Тогда их в Дориате осело немало.

— …и по порядку, — продолжал майор. — Смотрите: установлен факт убийства, личность одного убитого, временной промежуток и место преступления. Это важно, но это самое простое. Способ тоже установлен, но орудие однозначно не определено — этим занимаются «мясники», все детали за ними после вскрытия. Личность второго выясняется сейчас — это уже за нами, разберемся. Дальше. Положение тел, исходное положение предметов нарушено безвозвратно. Посторонних следов навалом — тут безнадежно. Картину преступления я вам нафантазирую хоть сейчас, но можете позвать кого-то с улицы — результат будет такой же. Я молчу, что осмотреть тело и одежду нам толком не дали, и господа хирурги высокого чина сейчас окончательно спускают улики в нужник. Это если тут, по месту. Дальше нужны показания ближайшего окружения, отдельно — всей семьи, и, естественно, обыск в личных вещах. И что-то мне подсказывает, половина наших биографиями не вышла для такого дела. Так что осматривать будут одни, расспрашивать другие, а расследовать третьи. И вся королевская рать cestuva haccárya rancunten{?}[Будет искать задницу двумя руками (квен.)], извините меня за квенья, господин полковник Куталион. Такой вот расклад. С высоты опыта.

Под конец тирады он все же разгорячился и на попытки военврача себя остановить лишь досадливо отмахивался, а замолчав, уставился на Белега с вызовом и с явным ожиданием какой-то реакции — то ли по сути сказанного, то ли по его однозначно провокационной форме. Белег отвечать не собирался; отвернулся, снова запустил под пиджак руку и костяшками тер бок. Энергичные шаги в приемной возможные прения прервали.

— Готов поделиться! — без прелюдий начал раскрасневшийся Марондир, махнул выхваченной из-под локтя папкой и тут же осекся: — Так, а что это мы тут встали? Кто-то рвался в бой — вперед! Обнюхать все досконально, вернусь — послушаю! Стоят они… Выйдем-ка на улицу, — и ухватил Белега за плечо.