Марийон, Зима в Венесшале

— Да все умею, рыбу чищу идеально, умею с гадами морскими обращаться, печь топить, убирать, работы не боюсь, в общем.

— Ну что ж. Посмотрим. Документы покажи.

Мари замешкалась, но делать было нечего, достала паспорт, та мельком посмотрела.

— Марийон, значит? Что за имя такое непонятное.

— Марийон. Но привыкла, чтоб вторым именем по крещению называли, Леонор, мадам. Если можно.

— Да мне вообще неважно. Вон у меня есть одна ленивая коровушка. — Она показала на девушку, убирающую стол после очередных гостей. — Все жалуется, что не успевает одна работать. Платить буду по одному «венику» в день. За лень, неаккуратность, прожорливость или другие провинности — штраф на мое усмотрение. Спать будешь с Элькой в одной комнате, матрас найдешь в подсобке. Леонор! Скажите-ка какие барышни выискались. Ленкой будешь. С постояльцами шашни не водить — вылетишь пробкой. Все поняла?

У Мари во время этой речи все нутро уже закипело и возмутилось, но обстоятельства были таковы, что это был ее единственный шанс не оказаться на улице, поэтому она согласно кивнула.

— Эээльк, поди-ка сюда! — крикнула хозяюшка. — Смотри-ка, привалило тебе счастье, помощницу тебе нашла. И не говори теперь, что я к тебе плохо отношусь. А то вечно ноешь каждому встречному-поперечному. Обучай, на. А у меня дела. Чаю мне занеси в кабинет.

Девушка покорно присела:

— Очень благодарна вам, матушка, за заботу. Пойдем знакомиться. — она взяла Мари за рукав. — Я как раз тут закончила. — Да снимай ты уже свои меха. — Она потащила Мари на кухню, попутно снимая с нее плащ. — Эллой меня зовут. Ты, конечно, выглядишь странно для девушки, которая согласна на работу за еду и ночлег. Уж больно одежда на тебе красивая. Как зовут?

— Леонор, хозяйка ваша сказала, что Ленкой будет звать. Условия работы, конечно, не то, чтобы щедрые, но и обстоятельства у меня очень стесненные. Скажи мне только, вашу мадам мне обязательно матушкой звать? Или у вас тут так принято?

Элла расхохоталась.

— Ну ты забавная. Нет, конечно. Это ж просто мачеха моя. Батюшка мой имел несчастье жениться на ней после смерти матушки. Материнскую заботу мне дать хотел. Да сам почти сразу после женитьбы помер. Вот так позаботился. Это все — она провела рукой вокруг себя — мой фамильный дом, да только унаследовала его Кримхильда. А от нее такая материнская забота, что хоть в петлю лезь. Каждый день орет, поучает, дерется иногда. Весь сюда плащ. Да и тапки на, обуй, попроще. Что ты в чунях своих возле печки стоишь. Я сейчас чайник поставлю на огонь пока. А ты руки помой. Лимончик порежь. Только аккуратно, тоненько, больно дорогой фрукт.

— Эээээльк! — послышался крик откуда-то сверху. — Эээээльк, тащи шоколад!

— О, Брюнхильда проснулась.

На вопросительный взгляд Мари, Элла пояснила:

— Сестрица моя сродная. Час дня, она проснулась. Сейчас какао испьет и начнет свой трудовой день: наряды примерять, по лавкам с тканями ездить, у зеркала крутиться, локоны вить, а потом распрямлять.

— Тяжелая жизнь у человека. — заметила с улыбкой Марийон.

— А то! У нас тут бездельников нет. — грустно улыбнулась Элла. — Какао варить умеешь?

— Обижаешь.

До вечера Мари неотступно следовала за Эллой, смотрела и запоминала, как и что она готовит, помогала убирать со столов и на кухне. Работы оказалось предостаточно и кухней она не ограничивалась. Мадам Кримхильда периодически заглядывала к ним и давала новые и новые распоряжения, которые росли как снежный ком.

— Ну вас же двое теперь, дармоедок. Отрабатывайте проживание. А то сидите тут и продукты мои небось сжираете. — ворчливо поясняла она. — На кухне и для одной-то работы маловато. Так что давайте-ка еще выбейте ковры из пятого полулюкса, и третьего люкса. Остальное — завтра.

Несмотря на постоянную занятость и нелюбезное обращение, на душе у Марийон было спокойно: у нее была крыша над головой, Забияка втайне от хозяйки был пристроен в их с Эллой комнатенке и накормлен обрезками с кухни, да и Элла была настолько смешливой и приветливой, что с такой компанией можно было справиться с любыми трудностями.

Единственное, что портило настроение, это Гри, который появился на ужине и занял свободное место. Элла как раз отлучилась в погреб за припасами, и Мари пришлось выносить ему ужин. Завидя Мари в белом фартуке и с тарелкой в руке, рыцарь чуть не поперхнулся вишневым пивом, которое пил из огромной кружки:

— О, святой Иоанн! Уж не мерещится ли мне.

— Не мерещится. — Мари поставила тарелку на стол с размахом, сверху бряцнула вилку.

— А что, капитан наличностью не снабдил? Никак поругались? Или он не предлагал серьезных отношений? — с видимым удовольствием спросил Гри.

Мари злобно посмотрела на него и с угрозой прошептала:

— Я бы не стала злить человека, который имеет доступ к твоей еде.

— Ну ты полегче с угрозами, а то пожалуюсь хозяйке. Вон она за тобой смотрит, как ястреб.

Мари оглянулась: Кримхильда, действительно, пристально наблюдала за их разговором, поджав губы, Мари растянула губы в приторной улыбке и ехидно спросила:

— Что-то еще?

— Да, пивка подлей. — он подвинул ей кружку.

«Какой низкий человек! Еще и рыцарь. Тоже мне сир! Сыр Бри! Чтоб тебя ледяной голем сожрал!» — бормотала Мари, открывая кран у бочки с пивом. Тот внезапно взбесился, зашипел, и залил передник и лицо Мари густой пивной пеной.

— Ой! — прыснула Элла, выходящая из кухни. — Я тебе еще не показала. Тут кран с хитрушкой. Его нужно сначала потихонечку открывать, а потом посильнее.

— Четверть веника — штраф. — Сухо сказала Кримхильда.

— Но это же неисправность оборудования! — возмутилась Мари, утирая лицо от пены.

— Половина веника.

Вечером, обустраивая постель, не чувствуя ног, рук и спины, Марийон поддалась унылым настроениям, представляя, что завтра ни свет ни заря, ей предстоит снова заниматься этой беготней, носить тяжелые кастрюли, выполнять унизительные поручения.

— Элла?

— Чего? — отозвалась та.

— Как думаешь. Сколько стоит билет на корабль?

— Ну это смотря куда.

— Да хоть куда. Хоть к дикарям в Равойскую пустыню.

— Ну до пустыни ты вряд ли доплывешь на корабле, там еще и идти надо с верблюдами или осликами какими, не знаю, что у них там. Ну, к примеру, до Западного можно добраться веников за двести, по-скромному.

— Мда… с щедростью твоей матушки я тут состарюсь прежде, чем накоплю.

— Да ладно тебе, не грусти! Эх, не хотела показывать. Обещай, что никому не скажешь ни слова. Это секрет. Обещаешь?

— Да кому мне рассказывать? Уж не Кримхильде ли. Так мы с ней не подруги, если не заметила. Выкладывай давай секрет.

— В общем, у меня есть план. Я ж тут не просто так «да матушка, нет матушка», какао им ношу… Я понимаю, как они со мной поступили. Я намереваюсь вернуть свое. У нас в Венесшале настоящую справедливость может даровать только король. А лично поговорить с ним почти невозможно. Но я все придумала. Скоро будет новогодний бал, беднякам туда сложно попасть, потому что на входе стоят люди, которые смотрят соответствует ли твой наряд требованиям красоты, изящества, богатства. Ну знаешь, чтобы общую картину не портить, а то король расстроится. Но. — она торжественно открыла сундук в углу и вынула оттуда сверток.

Мари подошла поближе. Элла уже разворачивала прекрасное платье из бледно-розового шелка, расшитое жемчугом.

— Это самое прекрасное платье, что я видела в своей жизни! — восхищенно выдохнула Мари.

— А то! — торжественно улыбнулась Элла. — Это матушкино свадебное, кое-как я его сберегла. И перешила по нынешней моде: спереди укоротила, убавила объемы у юбки, лиф пересобрала складочками..

— Элла, ты талантище.

— Вот на туфли только не успела накопить, чуть не хватает. Но я думаю, еще успею. Я видела одни у кожевенника на пристани. Они чудо! С серо-розовым отливом. — она приложила платье к груди. — Ну как?

— Элла, идеально. Ты не просто убедишь короля, он влюбится безоглядно в тебя! И вышвырнет Кримхильду из этого города к дикарям в пустыню!

— За что ты так дикарей? — захихикала Элла. — Ладно, убираю, пока она нас тут не застукала, иначе несдобровать мне. — Король, кстати, благополучно женат и уже немолод. У него двенадцать детей, если что. Так что мне максимум один из принцев светит. Все, спать.