Марийон, Зима в Венесшале

— Рад приветствовать! — сказал он, разливая красную жидкость по стаканам почти до краев, пока Мари оглядывалась и ставила Забияку.

— Можно? — спросила она, кивая на переноску.

— Конечно. И сама раздевайся. Я про одеяло. У меня не замерзнешь.

Обычно недоверчивый Забияка повел себя здесь свободно и тут же увалился перед печью, подставляя жару пушистый живот.

— Смотри-ка! А мы с ним похоже! Тоже рыжий. И шрамов у меня предостаточно! — Шогель посмотрел на кота с одобрением.

Мари скинула одеяло и тут же решила внести ясность в свое положение.

— Иеремия, я думаю, что вы рассудительный человек, уважающий личность другого человека. Так?

— Так. — серьезно подтвердил Шогель, который был не в привычном кителе, а в простых штанах и свободной белой рубахе с расстегнутым воротом.

— Тогда я хочу у вас спросить. Как вам не стыдно играть в карты на людей?

— Вопрос задан неверно. Во-первых, вот. — он протянул ей стакан с вином. — Это нужно выпить сейчас и желательно залпом.

Мари сделала большой глоток, по телу пошло разливаться приятное тепло.

— А во-вторых, сказал капитан, перспективы у вас были незавидные. Ваш друг, человек сомнительных мужских качеств, буквально предложил вашу персону господину Блевоуту, ну очень богатому промышленнику, за то, что тот добавит ему наличных на ставку. Так что то, что мы с товарищем рыцарем вмешались в дело и чуть исправили его, точно не навредило. А с принцем я бы вам не рекомендовал более знаться, добра из этого не выйдет.

Мари чуть полегчало:

— Значит на меня у вас видов нет никаких?

— Ну как же нет. Виды у меня на вас самые очевидные. — с таким же серьезным видом сказал капитан. — Присаживатесь.

Мари села в кресло и залпом допила стакан. Из алкоголя в своей жизни она пробовала только легкое фруктовое пиво, которое продавали в Дивске на ярмарках, и то пила его с различной закуской. Поэтому от вина каюта поплыла перед глазами, но голова еще соображала, как казалось Марийон, ситуацию она держала под контролем.

Капитан взял ее руку и стал гладить своей большой ладонью медленно и приятно.

— Вот смотри. Мы, кстати, на ты, если что, да? Я мужчина. Свободный. Постоянной любовницы у меня нет уже давно. А потребности в любви, ласке, заботе есть. А ты женщина. Красивая, редкая и непростая. Как я люблю. Мужчина встретил женщину. Зачем придумывать какие-то сложности? Разве у тебя кто-то есть сейчас?

Мари отрицательно помотала головой.

— Прекрасно.

Он снял с нее ботинки.

— Даже ножки еще не согрелись.

Теплые руки аккуратно стянули сначала один чулок, потом другой и стали греть ладонями холодные стопы Марийон. Мари почувствовала, что краснеет и приложила руки к щекам. Тело ее уже согласилось с руками капитана и не собиралось возражать, а наоборот, желало стать податливым и послушным этим рукам. Голова еще пыталась придумать отговорки, оправдания, соврать самой себе, что у нее не было выхода и так сложились обстоятельства, затем включился еще один занудный голос, который говорил, что именно так и начинают все распутные девки и блудницы, стоящие потом вдоль дороги с задранными юбками. Они-то как раз и позволяют малознакомым мужчинам трогать и целовать себя Единобог знает в каких местах, и делать всякое непозволительное, не будучи с ними не то, что в браке, но и даже в длительных отношениях.

«Какие эти женщины ужасные. Фу такими быть» — пронеслось в голове у Марийон, в то время как перед глазами крутанулась мебель каюты. Тело ее приземлилось на мягкое одеяло.

— Вот это силушка, — восхищенно пробормотала Мари, расстегивая пуговицы платья на груди. — Я хочу сделать заявление. — Капитан, занимавшийся тем, что целовал ее ногу от колена до бедра по внутренней стороне, с удивлением приподнял голову. — Я не такая.

Он согласно кивнул и снова нырнул к ней под юбку. Влажный язык его становился то мягким, то напряженным и продвигался все выше. Пока Мари, покрасневшая от вина, стыда и возбуждения, не выдержала и не направила его голову в единственно верное, по ее мнению, место.

За круглым окошком сыпал снег и в то же мгновение исчезал в мутных волнах. Корабль покачивался, усиливая ощущение нереальности происходящего. В каюте было жарко, и Забияка лежал у печки, лениво ведя ухом за звуками на заднем плане.