Полуночные тени 2. Ветер полнолуния

— Эк заплутал ты, Вилье, — фыркнул третий. — Что там, на выселках, стряслось чего?

— А то! — всплеснул руками Вилье. — Я ж и рассказую-то! Все, значь, как малой мой принес, а он туды пришел аккурат, значь, как его милость с охоты вернулись, о как!

— Так рассказуй ужо быстрей, замордовал совсем! Что его милость-то?

— Ну-к то… его милость, значь, лес-то прочесал больше порядку ради, сами поди знаете, давненько там нелюдь не шалила, спокойнешенько народ жил-то. И как ужо возвращалися, у самой, значь, опушки, за малинником, на логовище-то и наткнулись. Попервах-то решили, брошено. Пустое, значь, и духу поганого нету. А потом-то, значь, из бароновой сторожи малый один отлить захотел… ну-к, видать…

— Тьфу ты, завел волыну! — сплюнул третий. — По делу-то можешь сказать? Отлить захотел, пошел в кусты, и не успел, значь, заголиться, как из тех кустов выскочил волколак да все хозяйство-то ему и оттяпал! Так, что ль?

От грянувшего хохота посыпалась с потолочных балок труха.

— Ну-к, смейтесь, — Вилье на подначку, похоже, не обиделся. — Нам туточки чего не смеяться.

— Так че было-то, дядь? — спросил доселе молчавший долговязый паренек. — Пошел тот стражник в кусты, и че?

— Пошел, значь, отлить, — вернулся наконец к рассказу Вилье, — а увидал такое, что враз медвежья болезнь бедолагу прихватила. Волколак-то, значь, умен, своих не трогал, а проезжих-то кто считает?

Подробности волколачьего житья-бытья, а также, несомненно, поимки и заслуженной смерти, Марти уже не услышал: хозяин принес ужин, и Анегард не нашел времени лучше, чтоб договориться с ним о фураже для коней и припасах в дорогу. С другой стороны, главное было ясно: барон Ордисский занят осенней зачисткой. Не потому ли чутье все ноет и ноет о непонятной опасности? Растревоженная большой охотой нечисть резко меняет повадки, а уж если на подранка наткнешься…

Ночь прошла спокойно. Разве что — выл где-то далеко не то пес, не то волколак, тоскливо выл, страшно, да светила в окно тревожная полная луна. Но Марти от того и другого накрылся плащом с головой и продрых себе до утра, до анегардового «Подъем, засони!», до мычания коров под окном, лязга колодезной цепи и заполошных воплей назначенных на сегодня в ощип кур.