Полуночные тени 2. Ветер полнолуния

Чего Марти точно не ожидал — что драка едва не приключится в первый же день, как отряд выберется из заповедного леса. Расслабился. Но таинственное средство, обеспечившее им спокойный проезд по самым опасным чащобам королевства, прекрасно, как оказалось, действует и на обычных селянских разбойников.

Ощущение близкой опасности дернуло внезапно и резко. Марти выпрямился, оглянулся. Наткнулся на сосредоточенный взгляд Лотара, спросил:

— Тоже чуешь?

Анегард слегка пожал плечами:

— Люди впереди, в лесу. Птиц распугали. Больше ничего. А ты?

— Опасность, — коротко ответил Марти.

Анегард поднял руку: привал.

— Схожу, разведаю? — предложил Марти.

— Свой разведчик есть. Эй, Рихар! Слышал?

— Ага, — отозвался рыжий нахал, — гляну.

У Игмарта и слов не нашлось. Предпочесть королевскому псу, сотни раз в разведку ходившему, деревенского мальчишку?! Ладно, Лотар. Раз так, сам и отдувайся. Командир, чтоб тебя. Щ-щенок.

— Зря обижаешься, — тихо бросил Мано, когда рыжий скрылся за соснами. — Мальчишка в лесу свой.

Марти не ответил. Вытряхнул из мешка доспех-стеганку, проверил самострел. Подумал: мне бы пару-тройку наших ребят вместо упрямого щенка Лотара с его десятком боевой по деревенским меркам стражи. Но с королевскими приказами не спорят.

Рыжий вернулся слишком быстро для хорошей разведки. Бросил, сияя довольной рожей:

— Можно ехать. Была там, похоже, засада, да вот беда, с какой-то нечистью столкнулась, еле ноги унесли мужички.

— Едем, — кивнул Анегард.

До постоялого двора добрались без приключений. Пару раз Игмарт ловил на себе внимательный взгляд Анегарда. Думал: за дурака меня держит, или наоборот, не сомневается, что пойму? Да уж трудно было бы не понять. Летом Лотар жалуется на неизвестную нечисть, отправляет отряд в лес, и что-то там с тем отрядом точно происходит. Очень крепкое что-то, если вспомнить, как подбросило тогда среди ночи от отраженных амулетом Сьюз чар. Если бы не дернуло тогда подарить ей тот амулет, точно бы девчонку размазало.

А осенью выясняется, что все живы-здоровы, в землях Лотаров тишь да гладь, а среди лотаровой стражи появляются новые люди. Странные люди, которым ничего не стоит отбить ночной штурм, подкрепленный сильнейшей магией. Предводитель которых, бесы б его драли через три колена, шутя отражает чары, насланные именем и силой темной богини. Тут и до бабки ходить не надо, дураку ясно, что дело нечисто. Даже если не вспоминать те слухи, от которых бывалые вояки из баронских отрядов зайцами тряслись.

Вроде бы летом этого рыжего в лотаровом замке не было. Что, конечно, ничего не доказывает, но повод задуматься и последить дает.

И, конечно, если у Лотаров завелась прирученная нелюдь, вполне умно взять ее в поход против нечисти. Заодно и хищников с разбойниками в пути отпугнет.

Остается только один вопрос: уверен ли ты, королевский пес Игмарт, что с тобой рядом едет сейчас хотя бы один человек?

И уверен ли, что осталась человеком девушка, к которой все-таки хочешь вернуться?

Многое дал бы младший барон Лотар, чтобы читать мысли людей так же ясно, как читает звериные. Может, тогда разобрался бы, что творится за непроницаемой физиономией королевского наблюдателя. Игмарт еще в заповедном лесу заподозрил неладное; а когда Рихар разогнал засаду — явно обо всем догадался. Вот только виду не показал. Едет, молчит, думает. Зыркнет искоса на Рихара, на Анегарда, отведет взгляд, нахмурится чуть заметно. Лучше бы о том подумал, какие бесы понесли разбойничков на дорогу, которой почти никто не ездит, а кто ездит — того голыми руками не возьмешь. И это, когда самое время на столичном тракте купцов караулить!

Теперь Анегард жалел, что тогда, в лесу, отбрил королевского пса с его попытками разобраться. Может, стоило сразу поговорить откровенно, объяснить? Ведь тогда Игмарт настроен был решить возможные разногласия миром. Теперь же, когда его ткнули носом в коврик и рявкнули «место», обратно уже не отшагнешь. У отряда, идущего в бой, может быть только один командир.

Постоялый двор встретил теплом, запахом свежего хлеба и жареной поросятины, гвалтом и суетой. Купеческие возы загромождали огромный двор, охрана устраивалась ночевать по-походному, под возами, а сами купцы, их приказчики, телохранители и вникающие в дело сыновья заняли все столы в просторной трапезной, приткнуться негде.

Деревня стояла на тракте из столицы в Азельдор, и народу сейчас в обе стороны ехало преизрядно. Причем народу в основном торгового. Кто с одних ярмарок, кто на другие. В столицу за льном и зерном, в Азельдор за знаменитой сталью, в приграничье за степными конями-полукровками и наговоренными зельями варварок-травниц. А кто еще дальше — закупив на столичной ярмарке задешево северный мед, меха, белый пчелиный воск, медвежий, бобровый и волколачий жир, везет продать втридорога, а то и сам-десять за варварские степи, в земли смуглых воителей-ишаров. О тех странах Анегард только в байках менестрельских слыхал. Будто бы охотятся там с копьями на злых гривастых рысей, в ручьях среди гальки находят сияющие опалы, а у каждого благородного мужчины — по три жены.

Анегард едва протиснулся к хозяину, подвигая стулья с купцами, наступая на ноги и отвечая на пьяную ругань свирепыми взглядами. Правда, убедительности этим взглядам наверняка прибавлял маячивший за плечом королевский пес.

Хозяин поклонился благородному гостю, суетливо вытер ладони о замызганный фартук:

— Нету комнат, уж извиняйте. Великим Отцом клянусь, ни единой души пристроить не сумею. Сами видите, что у нас тут нынче творится.

— А что творится? — тут же влез Игмарт. — Не первый раз этой дорогой еду, но такого не припомню.

— А, — трактирщик досадливо махнул рукой. — Дожди тут давеча прошли, а то, может, попросту мельник наш, жмотище, с речным хозяином о чем-то не сговорился. У него на мельнице запруду прорвало, а ниже по реке берег подмыло, обрушило. И надо ж было, чтоб аккурат до моста дошло! На том берегу стоит мост, как стоял, а на нашем — унесло, аккурат до стремнины только опоры теперь торчат. Вот и застряли, кому на юг.

— Так чинить надо, — буркнул растерянный Анегард.

— Надо! — зло согласился трактирщик. — А кому чинить? Господин барон, вишь, в поход отбыть изволили, короля от мятежа защищать, дай боги им здоровьичка. А без него… — Трактирщик снова махнул рукой. — Это ж лес нужен, да не абы какой! Кто ж без господского дозволения рубить станет! Так что ужином я вас накормлю, для коней овес и сено найдется, а спать, уж извиняйте, негде.

— Сеновал? — деловито спросил Марти.

— Занят! И сеновал, и над конюшней чердак, и даже баня! И в деревне ни одного дома без постояльцев не осталось. Сами, поди, понимаете, время-то — аккурат к ярмаркам. Эх… вот ударит распутица…

— Ладно, давай ужин, в поле переночуем, — решил Анегард. А что оставалось? В дороге все равны, кто первый сел, того и место. Спасибо, хоть дождя нет.

Трактирщик объяснил, где можно стать и коней пустить пастись, чтоб без обид и без потравы. Развели костер, натаскали из ближней скирды сена — плащ сверху кинуть, чем не постель. Поле полем, а близость деревни все равно успокаивала. Здесь давно прошла осенняя зачистка, да и места людные, а значит, от нечисти безопасные. Так что, хоть охрану и выставили, неприятностей никто не ждал. Королевский пес ушел шататься по деревне, вернулся пьяный, с лютней в обнимку. Похвастал:

— Не лютня, чудо! Южная работа, не бродяге вроде меня, королевскому менестрелю впору! А хозяин у нее был дурак.

— Был? — с нажимом переспросил Анегард. Еще не хватало смертоубийство разбирать!

— Был дурак с лютней, остался без, — хохотнул Марти. — Не думай плохого, Лотар, выиграл я ее. Честно выиграл, метал на спор ножи с купеческим сынком.

Мано ухмыльнулся:

— Играл волк с овечкой.

— Да он первый предложил, — Марти любовно тронул струны. — Если щенку охота перед девчонкой хвост распушить, так думать надо, на чем удаль показывать. Спеть вам, парни?

Лютня Игмарта слушалась — куда там королевским менестрелям. Анегарда аж зависть взяла — хоть и знал, что королевские псы не только в бою мастера, но чтоб настолько… И выбрал он на этот раз не похабень наемничью, не разудалое походное, даже не баллады, а что-то совсем Анегарду незнакомое. Длинное, печальное, вроде бы незатейливое, а заслушаешься. О Звездной деве и земном ее воплощении, о погибшем в дальнем походе воине, об ожидании и вере. Девчонки такое любят, но чтоб у мужиков слезы наворачивались… Никогда больше, понял вдруг Анегард, не назовет он Игмарта менестерелем подначки ради. Так не каждому дано.

Опомнились, когда костер прогорел. Луна перевалила уже за половину ночного пути, и вокруг стояла та особенная тишина, какая бывает, когда ночь поворачивает к рассвету. Бесы бы побрали этого певуна!

— Спать, — скомандовал Анегард, — немедленно. — Покосился на Игмарта, убиравшего лютню в кожаный футляр. — Тебе бы на ярмарках зарабатывать.

— Приходилось, — тихо ответил королевский пес. Лег, закинув руки за голову, глядя в небо. Добавил глухо: — Звезды яркие. Не люблю такие ночи, тревожат. Чутье отказывает.

— Спи, — неловко повторил Анегард. — Зачем тебе здесь чутье, все спокойно.

Марти буркнул что-то невнятное, отвернулся. Анегард пожал плечами и тоже лег. Подумал, проваливаясь в сон: звезды как звезды. Вот луна…

Луна слепила глаза, обжигала расплавленным свинцом в крови. Но пуще ненавистного полнолуния жгла ненависть. За что?! Не хотели плохого, жили, как жилось, как все живут, перед богами не грешили, людям зла не делали. Почему же — сначала волчья шкура, потом баронская сталь и огонь, за что?!

Уцелевший волколак шел по следу убийцы. Он не умел убивать, ни разу ему не приходилось вонзать зубы в глотку живому существу — зайцу ли, человеку. Но когда жить больше незачем, что еще остается, кроме мести. Сомкнуть клыки, а там — пусть примет к себе немилосердная звериная богиня.

Анегард рванулся из цепких лап сна, как утопающий из глубины, из жадной вязкой тины к далекому свету над головой. Обожгла разум вспышка звериной ярости — во сне ли, наяву, не понять. Глухой, горловой рык ударил в уши. Анегард вскочил, схватился за меч. Рядом — руку протяни — волк рвал судорожно дергавшееся тело. Рвал неумело, как щенок тряпку, мотал головой, скреб когтями по присыпанной сеном земле, а разум его застилал огонь ненависти — не достучаться. Встал рядом Мано, выругался, опуская клинок: в зыбком свете луны поди разбери, где зверь, где человек. Сплелись, мелькают руки, лапы, то сахарная белизна клыков взблеснет, то льдистая сталь боевого ножа.

В едва тлеющий костер подбросили сена, пламя вспыхнуло, взвилось и опало, но следом уже летели смолистые еловые ветки. Мано снова поднял меч и снова опустил, хрипло выругавшись — человек вдруг оказался сверху, подмяв волка под себя. Ударил в основание черепа, между прижатыми ушами и странно тощей для волка шеей — раз, другой, третий. Зверь задергался в агонии. Последний раз взлетел и опустился длинный нож.

Игмарт откатился в сторону и сел, опираясь ладонями о взрытую дракой землю.