Полуночные тени 2. Ветер полнолуния

— У нас бабку взяли, — тихо сказал мальчишка. — Старая потому что и работать не может. А у Гаськи-посудомойки жениха, потому что господина кровососом назвал. А Гаська теперь голоса слышит, говорит, жених к ней прилетит и с собой заберет. И окно по ночам открывает, а тетка ее боится, вдруг и правда прилетит. Ругает Гаську, а та как не в себе.

— Весело, — едва сдерживая накатившее бешенство, процедил Марти. — И давно так живете?

— Да не очень, — мальчишка почесал в затылке. — С весны где-то. Раньше господин тоже, бывало, вызверивался, но чтоб так — нет.

— С весны? — переспросил Анегард. Игмарту почудилась в его голосе странная растерянность, как будто Лотару пришла в голову неожиданная, ему самому крайне неприятная мысль. Но переспрашивать при челяди не хотелось, и Марти отложил в памяти поговорить после, без лишних ушей.

Пока же он отпустил мальчишку и отдал должное мясу с овощами, паштетам и пирогам. И вину, само собой — вина у дядюшки собраны были отменные. Любил пожить покойничек.

— Надо деревни объехать, — сказал после обеда Лотар.

— Завтра, — кивнул Марти. — С утра двинем. А лучше давай сам, вдруг ты прав и мне лучше вовсе пока из замка не соваться. Что у тебя с разговорами, кстати, есть что полезней жалоб?

— Нет пока. Но я продолжу, если ты не против.

— Продолжай, — пожал плечами Марти. — Если вдруг что, я в кабинете.

— Хорошо.

И они снова разошлись.

Марти поднялся на башню, прежде чем вернуться в кабинет. Огляделся. Тучи разошлись, и свежий снег сверкал под солнцем ослепительной, нетронутой белизной. Белизну пересекали сероватая лента дороги и черные полосы леса между лоскутьями полей. Где-то в том лесу ждала крови дядюшкина нелюдь. Прикормил, сволочь… Игмарт скрипнул зубами, глухо выругался. Радостный солнечный денек показался злой насмешкой.

— Вы там, да? — крикнул Марти в сторону далекого леса. Тишина отозвалась в висках тревожным ожиданием. — Ждите, — процедил королевский пес, — ждите. Я приду, и тогда поглядим.

Развернулся и сбежал вниз, в тепло, за закрытые двери, к треску огня, за которым не слышно этой тревожной голодной тишины.

Раскрыл дядюшкин дневник. Настала пора изучить его более тщательно.

Первую страницу Игмарт пролистнул: ее украшало генеалогическое древо Герейнов, и видеть на его вершине имя мерзавца и братоубийцы было противно. Но какая-то неправильность успела царапнуть сознание, Марти перелистнул страницу обратно и принялся разглядывать мелкий рисунок, прослеживая хитросплетения семейных связей ниже и ниже, от поколения к поколению. Улыбался знакомым именам, вспоминая голос отца — тот любил рассказывать сыну истории о благородных предках.

Вот Талассан Герейн, двоюродный дед, капитан дворцовой стражи. Погиб, заслонив короля от стрел мятежников. Прадед, Коллен, единственный в роду маг — мог бы стать главой столичной гильдии, а то и личным магом короля, а вместо этого всю жизнь путешествовал, по крохам собирая мудрость и тайные знания чужих народов. Эстаден, пра-пра, бессменный королевский посол, первый, кому удалось заключить мир с ишарами. Привезенные им с юга дымчатые опалы украшают церемониальный королевский меч и корону, а записи хранятся в королевский библиотеке — и еще неизвестно, что более ценно.

Лайенорд, еще один королевский капитан. Этому не повезло с господином, король тогдашний был трус, тряпка и мерзавец, единственное, что мог — наживать себе врагов и ненавистников. Бесславное царствование закономерно закончилось переворотом, на престол сел Озельм Гассонский, племянник свергнутого и пра-пра-прадед нынешнего короля, а Лайенорд, верный вассальной клятве, отказался принять его милости и был казнен.

А вот Игмарт, любимый герой детства — не зря, наверное, отец назвал Марти в его честь. Бабник, шалопай, лихой рубака. Его героизм спас войско в битве под Старухиной Грядой, а о его любовных приключениях до сих пор распевают менестрели. Те же, к слову, «Трактирщиковы дочки»…

Черный кружок, закрашенное имя, а над ним короткое: «Проклятый». О нем обещал рассказать отец, когда Игмарт вырастет. Не успел.

Поколение за поколением — воины и полководцы, королевские посланники и советники, интриганы и тихие домоседы…

Игмарт нашел зацепившую его взгляд неправильность, почти дойдя до корней древа — до Астарга, основателя рода. Игрейма, старшая внучка Астарга. От Игреймы тянулась линия, которую Марти не помнил.

Лингард, официально признанный бастард короля Тиргарда. И их с Игреймой сын. Единственный на тот момент законный наследник престола. Королем так и не стал, однако…

Марти перевернул страницу. Смутная догадка подтверждалась сделанной дядиным почерком записью: «Поскольку права Лингарда на престол были признаны и до сих пор неоспоримы, права эти сохраняются и за его потомками. Таким образом, у Герейнов не меньше прав на корону, чем у Гассонов, а, возможно, и больше, учитывая древность рода. Первый из Гассонов сел на трон лишь потому, что нашел повод казнить Лайенорда Герейна, своего прямого соперника».

Та-ак.

Интересные мысли дядюшка думал. Вот, значит, до каких высот простиралось его честолюбие. Замахиваться, так сразу на корону, меньшее не привлекает? Силен, покойничек.

«Это и твои права», — шепнул в голове вкрадчивый голос. Марти захлопнул книжицу, швырнул на стол. Обернулся к окну.

Уже сгустились сумерки, и снова шел снег — легкий, невесомый, в лунном свете похожий на пелену тумана. И там, за снегом, кто-то ждал нового Герейна, звал, искал голодным взглядом, манил силой и властью. Шептал: «Возьми свое».

— Идите к бесам, — буркнул Марти. Задвинул оконный проем тяжелым ставнем, подкинул толстое полено в камин. Поколебавшись несколько мгновений, зажег свечу и снова взялся за дядюшкины записи. Любопытно было, какие еще сюрпризы ждут на этих страницах.

Анегард спал беспокойно и поднялся поутру с тяжелой головой. Что снилось, не помнил, но от сна осталось тягостное чувство неустроенности и ожидания.

За окном белел свежевыпавший снег, и везде — и в мире, и над миром — стояла такая полная, глубокая тишина, будто сгинули в одночасье и люди со зверьем, и нелюди с нечистью, и даже боги крепко уснули. Анегард представил на мгновение, как было бы, останься он и впрямь один на всем свете, передернулся и поспешил вниз — убедиться, что безмерное это одиночество ему лишь почудилось, и выкинуть его из головы.

Убедиться получилось, а прогнать тягостное чувство — нет. Анегарда накормили завтраком, заседлали для него коня, открыли калитку рядом с конюшней и даже предложили стражников в сопровождение, а все казалось, что вокруг — лишь тени.

— Куда желаете, господин? — спросил стражник, которого Анегард все же взял с собой. Пожилой, неторопливо-степенный, хмурый, он смотрел на молодого барона Лотарского с непонятным вопросом в глубине темных глаз, словно не мог понять, стоит ли относиться всерьез к присланному королем юнцу.

— Покажи мне округу, — попросил Анегард. — Хочу послушать лес вокруг замка. Если деревни какие поблизости, тоже можно.

— Господин барон приказали, чтобы к полудню все в замке были, — глядя куда-то в сторону, сообщил стражник.

Анегард подавил вспыхнувшее раздражение: сам виноват, что не заскочил к Игмарту, с другой стороны, тот в курсе насчет поездки по деревням.

— Значит, подгадай так, чтобы успеть вернуться. Мне не нужно за день все баронство оглядеть, сколько успеем, столько и ладно. Звать тебя как?

— Лоран, — буркнул тот. — Давайте за мной, господин, раз так. Проедем через лес к ближней деревне, потом полями круг сделаем. Как раз к полудню вернемся.

Послал свою крепкую, коренастую лошадку вперед, а Анегард пристроился следом, немного отстав. Тропа спускалась с холма невероятными зигзагами, на особенно крутых участках казалось, что пешему было бы проще спуститься — напрямик, спрыгивая с одного витка тропы на другой, идущий ниже. Выросшему на равнине Анегарду это было странно, хотя он мог представить, как сложно здесь атаковать и как легко обороняться.

У подножия холма начинался лес. Сначала густой орешник, исчерканный узкими тропками — сразу видно, что сюда ходить за урожаем не боятся. Чуть погодя — тонкие осины вперемешку с ельником, а дальше — густой, мрачный ельник уже безо всяких примесей. По-прежнему слышимая Анегардом неестественная тишина начала вдруг ощутимо давить на сердце.

А кони ничуть не тревожились, и увязавшийся следом пес весело бегал кругами, взрывая рыхлый снег.

— Эй, Лоран! Постой, — окликнул Анегард.

Дождался, пока стражник оглянется — вид у того был не слишком довольный — и спешился, перекинув повод через голову лошади. Сошел с тропы, на первом шаге провалившись в снег по щиколотку, а на втором — по колено. Мелькнула короткая удивленная мысль — надо же, а на открытых местах землю видно, — и тут же ушла, словно тишина эта даже думать мешала.

Анегард закрыл глаза, прислонившись лбом к шершавому тонкому стволу. Отмахнулся, услышав невнятное, словно издалека, напряженное: «Что с вами, господин?». Нужно было бы успокоить, ответить: «Ничего», или «Не мешай», — но почему-то казалось важным не нарушать тишину.

Не было ни слов, ни образов, только чувства. Все те же: голод и ожидание, предвкушение, легкая неуверенность — кого слушать, за кем идти, кто накормит? — и убежденность, что «идти» и «накормят» настанет совсем скоро. И жадное, хищное нетерпение.

Ощущения захлестывали багряной душной волной, перехватывало спазмом горло, скрутило кишки, будто их взялась выжимать слишком усердная прачка. Потом вдруг лицо обожгло холодом, вернулась реальность, и оказалось, что Анегард стоит на коленях в снегу, вцепившись до боли под ногтями в ствол осинки, а Лоран, костеря тройными загибами «не умеющих пить сопляков», растирает его лицо снегом.

Кишки снова скрутило, Анегард оттолкнул стражника, перегнулся пополам. Рвало долго, с желчью и кровью, и чудился на самом краю сознания нетерпеливый голод нелюди, а временами слышался тихий ехидный смех.

Кончилось все дурнотной слабостью, гривой под пальцами — в седле Анегард едва держался, и Лоран вел в поводу. Медленно, с каждым поворотом тропы, с каждым ее витком ближе к замку, становилось легче, и в какое-то мгновение Анегард наконец-то отрешился от слабости в теле и багряной пустоты в голове и смог думать.

Первую мысль — «отравили» — он отбросил сразу, хотя и казалась она самой вероятной. Но кормили его из общего котла, подававшая еду служанка ничего не могла подкинуть в миску за три шага от печи до стола. Зато Анегард отлично помнил, как откликалась дурнотой в горле близость Зиговой стаи — а ведь те были вменяемей этих. Отравиться чувствами нелюди — да уж, не думал, что и так бывает.

Случайно ли это совпало с его намерением проехать по деревням, Анегард не гадал — что толку? Подумал лишь, что правильно отговорил Игмарта ехать в Азельдор.

В замке он сполз с седла, постоял, придерживаясь за гриву, пока не отступила слабость в ногах. Хотел было сказать Лорану, что не пил ни капли, но не стал — пусть думает, что хочет, плевать. Сел у стены, подставив лицо солнцу, закрыл глаза.