Кто же вы, Северус Снейп?

— Пол, милый, этот свиток очень важен для меня. Для нас, — она обхватила ладонями его лицо и, помедлив несколько секунд, наконец ответила: — Хорошо. Но прошу тебя…

— Обещаю, — Пол приложил два пальца к груди, и взгляд его стал таким возвышенно-патетическим, что Нат невольно засмеялась.

— Прости. Просто пока это единственная ниточка.

Она протянула ему пергамент. Пол взял его поверх ее ладони и, перевернув тыльной стороной вверх, прижался к ней губами: — Я жизни не пожалею…

— Какой ты все-таки обормот. Хотя бы просто не потеряй, — снисходительно сказала она.

И Пол поднявшись на ноги, взял под козырек.

— Слушаюсь, товарищ генерал — отчеканил он.

— Дай мне руку.

Она протянула ему свою. Пол, слегка смутившись, вложил в нее свою ладонь. Нат коснулась его запястья и на нем тут же появилась тонкая красная нить.

— Что решила сигнализацию на меня поставить? — ехидно усмехнулся он, глядя на свой новый браслет.

Нат подняла на него упреждающий взгляд, и парень вскинул руки вверх, показывая, что спектакль окончен.

— Ты прав, это действительно сигнализация. Если тебе что-то будет угрожать, станет хуже, просто соскучишься, нужно просто потянуть за вот этот конец, и я услышу тебя, где бы я не находился.

Она подняла свою руку на запястье которой была точно такая же красная нить.

— Малыш, все будет хорошо. Но все слишком усложнилось, и я не могу позволить тебе находиться здесь без возможности связаться со мной. Только не в два часа ночи, ты знаешь, как опасно для здоровья меня будить.

Она упреждающе наставила на него указательный палец, как пистолет, подчеркнуто строго глядя на него.

— Иди уже, командирша. Я еще тут посижу, а то все бока уже на кровати отлежал.

Нат поцеловала его в губы:

— Я люблю тебя. Спокойной ночи, — сказала она уже мягко.

— Спокойной ночи, — Пол махнул ей рукой и погрузился в чтение свитка.

***

Нат осторожно проскользнула внутрь, тихонько прикрыв за собой дверь. Сердце напуганным зайцем дрожало в груди. В гостиной было абсолютно темно и тихо. Было слышно только тиканье часов над дверью. Она осторожно сняла обувь и, нашарив рукой вешалку, накинула на нее сверху свою мокрую мантию. Она отчетливо чувствовала на себе взгляд Северуса, но не подавая вида, беззвучно направилась в спальню.

— Час ночи, — услышала она его ледяной голос у себя за спиной.

И несмотря на то, что она ждала, что Северус вот-вот обнаружит себя, все равно оказалась не готовой и от неожиданности выронила из рук юбку, которую только что сняла.

Нат повернулась к нему и увидела в тусклом свете луны, проникающем через крошечное окошко под самым потолком, его строгое лицо. Он выглядел таким неприступным в своём чёрном официальном костюме, казавшимся броней. Застегнутый на это неимоверное количество пуговиц, завёрнутый в свою чёртову мантию, от чего казался черным гранитным обелиском, воздвигнутым собственному тщеславию. От этих мыслей по ее телу прокатилась тугая горячая волна, которая стала собираться внизу живота нестерпимы безудержным желанием. Она вдруг почувствовала, как соскучилась по нему. Как до какой-то звериной жажды захотелось прижаться к его неприступным холодным губам, напряженным нервным рукам, даже если он сейчас не ответит на ее прикосновения. Ей не хотелось сейчас условностей. Никаких признаний, его нежности, как неотъемлемой часть этой вечной игры. Она просто хотела получить его; со всем его дерьмом, страхами, скверным характером, с его непостижимой душой, с его нежностью… Хотела испытать эту эйфорию, что чувствует хищник, вонзив клыки в только что пойманную жертву, ощущая вкус ее теплой крови. Просто заявить: «МОЁ».

Она молча расстегивала пуговицы на его сюртуке, сняв его, бросила на пол вместе с мантией, совершенно не обращая внимание на то замешательство, в которое повергла его своим неожиданным напором. Одним нетерпеливым движением стянула шелковый черный шарф с его шеи. И наконец расстегнула рубашку, рывком вытащив ее из брюк, провела ладонями по его груди, снимая ее с плеч. Поднялась на цыпочки и прижалась к его губам. Они были напряженными, все еще подрагивая от возмущения. Нат не выходила за рамки той гордой неприступности, которую он сейчас изображал. Она провела языком по его все еще упрямо сомкнутым губам, прижавшись своими она раздвинула их языком, но он не впустил ее. Если бы она была более настойчивой у нее бы без проблем получилось, но она не хотела настаивать. Его немое сопротивление ей нравилось. Он имел на него право, так же, как и она — право заполучить его. Натали покрывала легкими поцелуями его лицо: щеки, скулы, нос, линию подбородка, ощущая, как он слегка колется, видимо он не брился утром. Его шея, она прижалась губами к пульсирующей венке, предвкушая вкус крови, что с такой скоростью несется по ней. Но не стала задерживаться надолго, рассудив, что оставит ее на «сладкое». Она чувствовала, как напряглись и заиграли его мышцы под ее губами и ладонями. Она знала, гордость не позволит ему перейти в наступление, ведь это будет означать, что он принял правила ее игры и сдался. Нет, он будет играть роль «мистера ледышки» до конца. Она ощутимо толкнула его к кровати, и чтобы движение было более эффективным тут же, сделав шаг вперед, навалилась всем телом, чтобы он не смог устоять на ногах. Он действительно не удержался, но не лег, а сел на кровати. Выражение недоумения сменилось предостережением на его непроницаемом лице. Это несколько диссонировало с его эрекцией, но он продолжал играть по своим правилам. Наверное, только Снейп мог сидеть с широко разведенными ногами, с колом стоящим членом и настолько правдоподобно изображать недотрогу. Это мгновенно подбросило дров в топку ее страсти и она, рванувшись к его шее, низко зарычала. Северус почувствовал, как от этого звука сотня болезненных мурашек волной прокатилась по его коже словно в него разом впились тысячи мелких, острых осколков. Соски до боли напряглись, но ни один мускул не дрогнул на его лице, только руки, которыми он упирался в матрас, онемели от напряжения. Она словно не обратила на это внимание, положив теплые ладони ему на грудь и дотронувшись острым языком до его, ставшего темно-бордовым соска, очертила круг. Он с трудом сдержал сбивающееся дыхание, но когда она положила ладонь ему на пах и сжала напряженную плоть, он все же прикрыл на мгновенье глаза. Таким нестерпимым желанием прошило его тело. Нат без тени стеснения расстегнула пуговицы на его брюках и запустила руку в узкий плен штанов. Он снова прикрыл глаза теперь уже совершенно произвольно. Толкнув его на спину, она быстро управилась со штанами. Почему-то он вдруг почувствовал мучительное смущение: не страх, а именно смущение. На коже будто жглись и царапались искорки бенгальского огня, с новой силой распаляя все внутри. Его непротивление словно обостряло чувства до предела, болезненно покалывало соски и заставляло все гореть между широко разведенных ног. Он ощутил тяжесть у себя на бедрах, которая быстро переместилась вперед и, упершись на руки, она наклонилась к его лицу. И снова прикосновение ее настойчивых губ. Такого сильного желания сдаться он не испытывал никогда. Оно спазмом сводило горло, поэтому, когда ее юркий язычок прошелся между чуть приоткрытых губ, он сам удивился, как запросто он проник внутрь. Северус шумно выдохнул и мгновенно, будто после пощечины, пришел в себя. Нат снова не обратила на это внимание, но он знал, она уже поставила себе галочку. Он стиснул зубы так, что напряглись мышцы челюсти. Натали провела языком от уха по шее до плеча. Влажные участки кожи, которых касалось ее нетерпеливое дыхание охлаждались, заставляя напрягаться мышцы над коленями, которые он непроизвольно сжимал, словно все еще наивно пытался контролировать уже безраздельно овладевшее им возбуждение. Она пощекотала кончиком языка его напряженный сосок и тут же довольно больно прикусила зубами. Он не выдержал и простонал.

«Черт возьми, Северус, ты скулишь, как шлюха», — прорычал он про себя, будто пытаясь сохранять ясность ума. Хотя уже давно хотелось забыться в ее ласках, поверхностно рвано дыша, утопая в ее напоре и нежности. Ее губы снова завладели его соском, но теперь уже без укусов.

«А зря. Было здорово», — подумал он.

Нат прочертила влажную дорожку к животу. Он пытался собрать в кучу поплывшие мозги, проводя статистику ее действий, но, когда она провела языком по его члену, они тут же потерялись на просторах отключившегося сознания. Северус закатил глаза и погрузился словно в теплую ванную в ощущения, которые дарили прикосновения ее языка и губ.

Из его горла вырывался стон, когда в очередной раз его головка уперлась ей в горло, которое упруго сжалось и снова расслабилось, позволяя ему проникнуть еще чуть глубже, а язык извивался по стволу, как змея. Он чувствовал, как поджались яйца, а головка стала такой чувствительной, что ему хотелось только одного, чтобы она ускорилась. Он комкал простыни руками, натягивая их, словно пытаясь управлять ей, глядя через полузакрытые веки, как ее голова плавно опускается и поднимается в районе его паха. Кто там что говорил про льющийся огонь и горящую воду…? Нат вдруг поднялась, оставив в нем чувство странной опустошенности. Сознание резко вернулось, он чуть не задохнулся от моментально нагнавшей его реальности, которая выдернула его из мира ярких красок, что в своем стремительном кружении довели его уже почти до финала. Нат снова наклонилась к его лицу, и Северус почувствовал на ее губах свой запах, который поверг его в какое-то бесконтрольное возбуждение, и он принялся слизывать свои метки с ее губ. Когда Нат попыталась подняться, он по инерции приподнялся за ней, не желая отпускать. Она поддалась ему и снова завоевала его рот, обхватив при этом рукой его член, направив его между своих разведенных ног. Он беспрепятственно, как по маслу, скользнул внутрь.

Нат наклонилась к его уху и прошептала:

— Люблю, когда он внутри. Большой и твердый, хочется тереться о него и скулить, как течная сука, умоляя не кончать еще хотя бы несколько минут, что бы насладиться… — ее слова смешивались со стонами, это буквально срывало тормоза, разливая нестерпимую боль в груди, которая словно светом переполняла его готовое взорваться тело.

Она наконец перестала сдерживаться и прибавила темп, сгорая в этой гонке, задыхаясь от стонов. Северус схватил ее за бедра и стал буквально насаживать на член до упора, задевая что-то у нее внутри, вызывая болезненную пульсацию, которая, как круги по воде, посылала волны удовольствия по ее чувствительному, дрожащему от удовольствия, телу. Он уже не играл, дав волю эмоциям. Его несдержанные стоны смешивались с ее криками, наполняя комнату завораживающей музыкой. Она запрокидывала голову, царапала его грудь…

«Как течная сука…» — стучало у него в висках, пропуская разряд тока по напряженным до предела мышцам.

Он резко сел, схватив ее за задницу, с силой вжимая ее в себя, будто хотел пронзить насквозь.

— Говори, — приказал он, уже не контролируя тот словесный бред, что вперемешку с хриплыми вздохами срывался с его открытых, пересохших губ.