Моя дурацкая гордость

Конечно, все херня. Особенно если учесть, что Ветроградов не совсем соврал. Совсем не соврал.

— Что, Ветроградов, — протянул я, ни к кому конкретно не обращаясь, откинулся на спинку стула и почесал палочкой висок, — не перепадает дополнительных занятий, пока не напоишь Истомным эликсиром? — Я старался оставаться спокойным, но чувствовал, как по спине стекает капля холодного пота. — Быва-а-а-ет. Что ж поделаешь, коль рожей не вышел.

И тут влезла Елизарова со своим писклявым голосом:

— Я не занимаюсь с отсталыми. Ой, в смысле, с отстающими.

Меня тряхануло. Девчачье стадо тупо захихикало, как одно большое пористое облако, ссавшее моросью сверху уже которую неделю.

— Ну-ну, Ева, не будь так жестока, — добродушно отозвался Залесский, не заподозривший никакого подвоха и не заметивший сальных взглядов Ветроградова и Меркулова. — Уверен, Марк при желании достигнет успехов.

— Вряд ли, профессор, — прочирикала Елизарова. — Он слишком часто падал с пегаса, пока играл в крылатлон. Последствия уже необратимы.

Елизарова нынче сидела с подружками — с тех пор, как расплевалась с Харей. Они все, как одна, были с милыми мордашками, хорошими сиськами и приличными мозгами, и разведка донесла, что как минимум двое из них были не прочь замутить со мной. Особенно настроения эти были сильны после первого в году матча. Рубербосх просто размазал Виредалис по полю, и взгляды однокурсниц, не говоря уже о новеньких, стали однозначно жадными.

Мне мигом стало жарко, я обернулся и взглянул на оскалившуюся Елизарову, мысленно помахав ручкой поощрительному сексу с Аришей.

— Судя по твоему блестящему выступлению на трансформагии, ты падала не меньше, — процедил я и передразнил ее голос: — «Ну-у, трехэтапная трансформация… это когда превращение происходит… в три этапа». Спасибо, мисс Очевидность, без вас мы бы не догадались.

Теперь покатились парни. Лающий хохот Псаря и визгливый смех Прогноза пощекотали Ромчику переносицу и заставили улыбнуться.

Если я чем и гордился по-настоящему, то это своими успехами в трансформагии. Нифига не мастерством игрока или, скажем, повязкой капитана команды. Разумовская, хоть и грозилась уже который год отчислить нас с Псарем из Виридара, никогда бы так не поступила: на парах я всегда демонстрировал что-нибудь эдакое, за что полагалось баллов тридцать, а то и сорок. Разумовская благосклонно кивала, сдержанно хвалила, Ветроградов с дружками кривились, девки восхищенно вздыхали, и даже Елизарова завистливо хмыкала. Елизарова вообще разумно оценивала чужие способности и, вполне ожидаемо, кусала локти, что у нее этих способностей нет. Гордей, предпочитавший демонстрировать свои таланты на занятиях Селиверстова, театрально аплодировал, а я поглядывал на Елизарову. Она шептала что-то на ухо Чумаковой, и та сдавленно хихикала.

Меня обсуждали, как пить дать.

На долю секунды наши с Елизаровой взгляды встречались, но секунда проходила, и она возвращалась к скучному заданию профессора.

— Никогда не думала, что тебе нечем больше похвастать, кроме как успехами в трансформагии, — улыбнулась Елизарова. — Становишься заучкой, Исаев.

— У тебя и этого нет, — я, как дурак, попался на дешевую приманку.

— Да, — небрежно отозвалась она, — вчера были дела поважнее, чем домашнее задание по трансформагии.

Колокол заглушил смешки и присвисты.

— Ита-ак, — Богдан взмахнул руками, — кыш-кыш, все свободны, домашнее задание — реферат о свойствах Истомного эликсира. Вы отлично поработали. И да, двадцать баллов Еве и Захару. И Марку десять, да-да, конечно… До свидания, до свидания.

— Чем это ты была так занята вчера, а, Елизарова? — переорал толпу Пашков, распихивая локтями студентов Флавальеха, чтобы оказаться рядом с ней. — Неужели у тебя появился парень?

Пашков специализировался на флороведении и считал свое умение заставлять цветы распускаться в сотни раз быстрее, чем положено, огромным преимуществом, если речь шла о девушках.

— Главное, что не ты, Дим, — серьезно ответила она.

Я знал, что Елизарова встречалась с каким-то на первом курсе. И еще с каким-то — другим — в конце второго. А еще я знал, что Пашков давно хочет залезть Елизаровой в трусы. И еще какой-то с пятого курса — тоже хочет.

— Трахалась где-то, — каркнул Ветроградов. — С кем-то.

— Со мной! — выкрикнул я, как мне показалось, дружелюбно-шутливым голосом. — Она только притворяется, что я ей противен, правда, сладкая?.. — я протянул руку и схватил Елизарову за краешек рыжих волос. — На самом деле, хочется…

И сам я еще как хотел, ничем не отличаясь от каких-то там.

— Хотелка не выросла, — издевательски отбила Елизарова. И пошла вперед.

Тоже мне, цаца. У меня-то выросла. И от привычки рисовать, как болван, ее инициалы на всем, что под руку попадет, я почти избавился.

***

Класс уже тошнило от любви. Истомным эликсиром Залесский не ограничился и на следующем занятии велел разделиться по трое, чтобы приготовить антидот. Пока Псарь ходил за водой и кромсал ингредиенты, а я листал учебник и жевал веточку мяты, Злата растрепала, что Елизарова и Корсаков живут недалеко друг от друга, вот и снюхались летом.

Елизарова за соседним столом хихикала громче приличного и шепталась с Челси. Залесский смотрел на безобразие сквозь пальцы. Елизарову он любил.

Я вернулся к вареву и перечитал инструкцию.

— Тут сказано, что э-э-э… «для эффекта наилучшего добавить в снадобье кипящее слюну того, кто силою к себе привязал…»

— Эй, Елизарова! — заорал Псарь на весь кабинет. — По инструкции ты должна харкнуть в наш котел!

— Ты читаешь задницей, Чернорецкий, — покачала головой Елизарова, словно сожалела о скудных умственных способностях Гордея. — Нужна слюна человека, который использовал Истомный эликсир. Я ничем таким не поила ни тебя, ни Исаева, ни тем более Челси, — она хмыкнула и улыбнулась подружке, — и никого в себя не влюбляла.

— Почему, Марк очень даже не прочь полюбить тебя. Разок-другой, — Псарь затрясся от беззвучного смеха.

— Зачем Еве Истомный эликсир? Она и так красивая, — не отрываясь от работы, оценил Свиззаровский. Друг, с которым он переглянулся, кивнул.

Самым скверным во всем этом было то, что Свиззаровский встречался с девушкой, он ее любил и бросать не собирался. Стало быть, комплимент отвесил искренне и без задней мысли, посадив меня в лужу дерьма.

Ветроградов громко хмыкнул.

— Ну-ну, — замахал руками Залесский, как курица-наседка, — и без слов ясно, что Ева у нас красавица. Думаю, молодые люди меня поддержат, — он подмигнул им, и я подавил желание надеть Залесскому на башку котел с полуготовым антидотом.

Елизарова промолчала. Как отмороженная молчит, когда хвалят. Привыкла, поди, к собственной красоте.

— А теперь, — возвестил Залесский, будто собрался раздать всем по мешку конфет или Авось-настойки, — мы проверим, увенчались ли наши труды успехом. Нам нужен доб-ро-волец! — он игриво покачал указательным пальцем.

Авось-настойка готовилась четыре месяца, но она того стоила: приняв ее, можно было участвовать в любых спорах, делать ставки, подбрасывать монетку, и всегда судьба была на твоей стороне — пока не закончилось действие настойки, конечно.

— Можно мне? — я вызвался скорее по привычке. Подтянул штаны и поперся к столу.

— Я рассчитывал на вас, Исаев, — обрадовался Богдан. — Сейчас мы напоим Исаева Истомным эликсиром, — он ухватил меня за плечо и развернул лицом к курсу, как пуделька на собачьей выставке, — а после дадим ему противоядие.

— После того, как насладимся эффектом, — вставила Елизарова, и девчачье стадо, как водится, захихикало.

— Это что, получается, я полезу целоваться к какому-нибудь Меркулову? — я пришел в ужас. — Нет, спасибо, я пас.

— Ну что вы, — старина Богдан сложил руки на пузе и уставился на меня, — Истомный эликсир Владимира вызывает у меня сомнения, а все потому, — обернулся к зассавшему Меркулову, — что он недостаточно усерден в подготовке к практическим работам. Посему, — Залесский вновь расцвел, — мы снимем пробу с зелья, которое получило бы на Высочайшем Чародейском Экзамене высший балл.

— Хари, — прыснул Псарь, за что получил от меня сушеным скарабеем в глаз.

— Думаю, логичнее будет, если… — Залесский сиял.

— Профессор, нет, — застонала Елизарова, сползая на стуле.

— Да, Ева!

— Не-ет, — захныкала она, зная, что нагоняя от Богдана не получит. — Можно я спрячусь в шкаф?

— Ты там не поместишься, — влезла Катя Моран.

— Это ты там не поместишься, корова жирная, — взъерепенилась Челси.

— Ита-ак, — Богдан достал из кармана крохотный пузырек. — Пейте, Исаев, и пусть вам повезет с антидотом.

— А Елизаровой все же придется харкнуть в наш котел, — почесал затылок Гордей.

Я откупорил флакон и принюхался. Пахло очень вкусно. Желудок заурчал. Сейчас я окосею и буду грязно приставать к Елизаровой при всем курсе. Огребу по морде и нахлебаюсь бурды из собственного котла.

— Наслаждайся, Елизарова, — я смотрел ей прямо в глаза, делая глоток.

— Заметь, Елизарова, три четверти девчонок в этой гребаной усадьбе отдали бы мочку уха, чтобы оказаться на твоем месте…

— Почему мочку?..

— А туда сережки вставляются.

— Я сейчас описаюсь от счастья, Чернорецкий…

Весь этот словесный мусор я пропустил. Зелье сползло по пищеводу и ударило в голову. Я пошел на запах: от Елизаровой несло за милю, и я приблизился к ней, ткнулся носом в шею, коснулся губами кожи. Сердце колотилось о ребра, как будто хотело переломать их. Руки не слушались, шарили по телу Елизаровой, в рот лезли волосы, выбившиеся из кос. Я задыхался от раскаленного добела желания орать во весь голос признания в любви.

— По-моему, он ведет себя как обычно, — протянула Злата.

Я почувствовать жжение в щеке, в горло потекла ледяная слизь, и в тяжелой голове прояснилось.