Стать Медузой

— А другой вариант? — буркнул он.

— Пойти домой со мной, — Персей отпустил его и отошел, глаза сияли искренне. — Я хочу, чтобы ты встретил мою семью. Ты уже мне как брат, а я знаю тебя лишь пару месяцев. Я знаю, рыбалка тебе не близка, но ты можешь делать нам крючки, чинить лодку, делать все, что можешь, а мы примем тебя с распростертыми объятиями.

Он не хотел и этого. Алексиосу нравилась эта деревня. Даже если они бросили его в этот момент, они хотя бы давали ему работу, чего могло не быть в других поселениях.

И вдруг Медуза вернется? Он хотел дождаться ее тут.

Мысль о ее возвращении без него тут была невыносимой. Он говорил себе, что будет верным, храбрым, хоть надежда не имела оснований. Но он не мог оставаться в тени тех воспоминаний.

Наконец, он кивнул. Онемение снова охватило его разум, и он услышал, как буркнул:

— Я пойду с тобой.

Алексиос смутно осознавал, как попал из своего дома к Персею. Он помнил корабль, и как он сидел у борта и смотрел на горизонт, ждал, что морской монстр приплывет и проглотит его целиком. Он помнил, что остров назывался Серифос, и почти все на нем были рыбаками.

Когда он пришел в себя, он не помнил даже, сложил ли свои вещи. Наверное, ведь на его спине был тяжелый мешок. Персей был слева от него, поднимался на небольшой холм, направляясь к рыбацкой хижине у края океана.

— Только не говори с Диктисом о моем отце, — сказал Персей. — Понятно?

Алексиос не помнил, о чем они говорили.

— Разве Диктис не твой отец?

Персей подмигнул и указал на него.

— Именно. Вот так и веди себя.

Алексиосу было все равно, что за семейная драма у них была, или насколько странными были их отношения. Он просто хотел место, чтобы опустить голову, стать тем, кем он был всегда.

Дверь хижины открылась, и вышла женщина. Ее волосы были прямыми, расчесанными так гладко, что сияли на солнце, как только вскопанная почва. Хоть на ее висках была седина, на ее блестящей коже не было морщин. Она была в простом хитоне и гиматии, но одежда была хорошо сделанной и ухоженной.

Она протянула руки и закричала:

— Персей! Сынок, ты дома!

И юноша бросил сумку и побежал в объятия матери.

Значит, это была Даная.

Алексиос вспомнил, как Персей говорил о ней весь путь. Он не переставал говорить о своей матери и ее красоте. Как даже Зевс не смог устоять перед ней. И от этого родился Персей.

Он вспомнил, что золотой дождь пролился на Данаю, и она забеременела сыном Зевса. Звучало глупо, по мнению Алексиоса. Такую историю мать рассказывала бы ребенку, когда не хотела, чтобы он знал, что она изменила его отцу.

Хотя Персей говорил, что она была замужем за королем, а не Диктисом. Рыбак принял Данаю, когда нашел их в море, дал им дом.

Диктис хотел, чтобы его звали отцом Персея, но он не был мужем Данаи.

Алексиос выждал, пока они встретятся, а потом подошел ближе. Он знал, как выглядел. Огромный мужчина с тяжелыми кулаками и нависающим лбом. Она посмотрит на него и спросит, почему сын привел домой солдата. Или решит, что он был должен денег, и бандит пришел забирать их.

Но Даная отреагировала не так. Она отпустила сына и протянула руки к Алексиосу.

— Друг моего мальчика — мой друг. Ты такой юный, но такой большой.

Он замешкался на миг, а потом дал ей обнять его. Он прильнул к ее теплу, его сердце немного успокоилось. Так ощущалось, когда у тебя была мать? Она должна быть такой хрупкой и нежной?

Потеря отца обжигала сильнее, чем раньше. Он думал о неподвижном теле, не мог прогнать картинку из головы. Он хотел помнить отца как кузнеца, сильного мужчину и доброго родителя. А не то, каким он умер.

Персей подошел и опустил ладонь на его плечо.

— Он потерял отца, единственного члена семьи. Я сказал, что он мог остаться с нами, пока не найдет, чем заняться.

Даная отодвинулась со слезами на глазах.

— Милый, мне так жаль, что ты потерял кого-то такого дорогого для тебя. Тебе тут всегда рады. Теперь мы будем твоей семьей.

Это ему и нужно было услышать. Алексиос не понимал, как ему не хватало цели. Семьи за собой, ради которой он делал бы все, ведь эти люди по доброте душевной приняли его в своем доме.

Он хотел, чтобы эта решимость дала ему сил.

И он сделал это. Алексиос направил все силы в постройку небольшой хижины за их домом. Он работал без устали день и ночь, чтобы построить себе жилье, помогая при этом им со всем, что нужно было сделать. Он чинил лодки, учился у Диктиса, делал крючки и гарпуны. Когда все было сделано, Алексиос построил себе новый дом.

Но не такой хороший, какой он оставил.

Вся семья была высокого мнения о Персее. Алексиос наблюдал за ними у костра по вечерам, хотя не знал, почему продолжал держаться в стороне от них.

Даная смотрела на своего мальчика, словно он поднимал луну. Но такое, насколько Алексиос знал о матерях, сочеталось с поведением заботливого родителя. Но даже Диктис смотрел на юношу, словно его будущее уже было написано на звездах. Они относились к Персею так, словно он уже был легендарным героем.

Алексиос не смог терпеть это долго. Ему нужно было понять причину такого поведения, и лучше бы раньше, чем позже.

Персей был у причала, распутывал поразительно запутавшийся невод, который видел дни лучше. Солнце сияло, сверкало на спокойном море, как бриллианты, сколько хватало взгляда.

Алексиос сел возле нового друга и уперся рукой в колено.

— Твои родители ведут себя с тобой так, словно ты уже герой.

— Так и должно быть, — Персей не отрывался от работы. — Я же сын Зевса.

— Ты это говорил, да. Но мне сложно считать это правдой. Ты не отличаешься поведением от обычного смертного, — Алексиос пристально смотрел на юношу, пытаясь видеть его насквозь.

Если Зевс был отцом Персея, во что Алексиос не верил, то он должен иметь что-то еще. Силу, способность видеть будущее. А не просто быть смертным парнем, который вырос с рыбаком и матерью, которая была когда-то королевой.

Персей пожал плечами.

— Мне нечего доказывать. Я знаю, кто мой отец. Я видел его сам, говорил с королем богов, что удавалось немногим. Мне не нужно, чтобы ты верил мне.

Гнев горел в его груди. Юноша убедил его перебраться за море, бросить все, что он знал и любил, ради сказки, которую он выдумал. Он верил, что в Персее было что-то великое. Теперь? Он сомневался, что юноша не был просто сыном рыбака.

Алексиос придвинулся, грозно хмурясь.

— Послушай меня, мальчик. Тебе нужно доказывать, потому что ты заставил меня приплыть в другую часть мира. Далеко от людей, которых я знал. Далеко от любимой женщины. Ты должен мне правду.

— Любимая женщина? — Персей фыркнул. — Серьезно? Она теперь жрица Афины, а ты знаешь, как редко те женщины выходят. Ты давно ее потерял, ты не смог удержать ее, как ни старался. Если думаешь, что я забрал тебя от нее, то ты просто хочешь кого-то винить в своих ошибках.

Часть его разума понимала, что Персей пытался вывести его из себя. Эти слова распаляли его, хотя он не понимал, почему парень хотел сразиться с тем, кто был вдвое больше него.

Стоило глубоко вдохнуть и уйти. Алексиос сделал бы это, если бы слушался того, чему учил отец. Но он устал. Он злился. И ему надоела ложь.

Он сжал ладонью ткань хитона Персея. Он поднял юношу на ноги, встряхнул его и проревел:

— Ты должен мне это, Персей!

Выражение лица юноши было странным. Он должен был дрожать, ведь крупный мужчина поднял его, но Персей лишь поднял кулак.

Алексиос мог выдержать удар обычного кулака, но тут было не так. Кулак Персея попал по его лицу, и он полетел. Он пролетел по воздуху тридцать футов и рухнул спиной на песок.

Оглушенный, он глядел на облака и пытался понять, что произошло.

Персей склонился над ним и сказал:

— Отец дал мне нечеловеческую силу. Я могу убить одним ударом. Или пощадить и просто показать человеку, как ощущают себя птицы. Так я сделал с тобой.

Алексиос выдохнул с хрипом и ответил:

— Зачем ты заставил меня биться с теми парнями за тебя?

Персей протянул руку.

— Потому что не хотел никого убивать в тот день. А ты выглядел так, словно тебе нужно было побить кого-то, чтобы выбраться из мрака.

Он снова признал, что парень был прав. Алексиос верил словам Персея.

Он сжал ладонь друга. Персей поднял его на ноги, словно он весил не больше перышка.

Алексиос не мог привыкнуть к такому.

Потирая шею, он выдохнул:

— Думаю, я должен извиниться.

— Нет, — Персей указал на невод. — Но ты закончишь это, чтобы я мог пообедать с матерью.

Подходящее наказание.

ГЛАВА 10

Она не должна была покидать комнату поздно ночью. Но Медуза не могла уснуть.

Ее жизнь резко изменилась за последние месяцы, и теперь она не знала, что с собой делать. Она была в храме Афины, где всегда хотела жить. Ее подруги были дочерями первобытных богов. А ей все еще казалось, что все было не так, как она хотела.

Почему?

Ее душа не успокоилась, словно она не отдохнула, но дело было не в этом. Она старалась, чтобы попасть сюда, чтобы заниматься тем, что было теперь.

Почему она не могла быть счастливой?

Она слезла с койки и вышла из комнат жриц в храм посреди ночи. Может, если она помолится Афине, все станет ощущаться лучше.

Богиня еще не обманывала ее. Медуза поклонялась ей годами, хоть Афина не была покровительницей их семьи. Ее мать разозлилась, когда Медуза сказала, что больше не будет поклоняться Деметре.

Но она не хотела, чтобы какая-то женщина указывала ей, как жить. Она хотела, чтобы воинственная богиня вела ее в бой, дала ей шанс быть не просто дочерью ткача.

Афина привела ее сюда. Это должно было что-то означать.

Она шла по белым мраморным коридорам, озаренным факелами с каждой колонны, ее разум блуждал. Это место теперь было ее домом. Она не понимала, почему не ощущала его таким. Все было, как она хотела.

Люди каждый день приходили поговорить с богиней, которую она так любила. Они шептали просьбы, которые согревали ее сердце.

— Прошу, пусть мой сын вернется домой невредимым.

— Прошу, даруй моему сыну честь, которую он заслуживает. Пусть бьется с лучшими героями.

— Моего сына ранили в бою. Исцели его, ведь у него сердце воина, и он хочет дальше биться от твоего имени.

Может, в этом и была проблема. Все молились за сыновей, редкие шептали слова о дочерях. Многие шли в храм Афродиты или Геры, если их дочь была несчастна в браке.

Медуза никогда не понимала восхищение Афродитой. Она была не слабее мужчин. Могла биться, если бы родители позволили, но женщин не пускали на поле боя. Только спартанки могли так жить, но даже это считалось странным.

Вздохнув, она прислонилась к колонне и скрестила руки под грудью. Что-то все еще не унималось в ее сердце. Не должно быть важным, что многие женщины жили не так, как хотели. Она получила жизнь, какую хотела.

И все же…

Голоса проникли в ее мысли. Они были тихими, но сильными, звучали из сада, словно только появились там.