Волчья ягода
- Автор: Ольга Ружникова
- Жанр: Любовные романы
Читать книгу "Волчья ягода"
Глава седьмая
Тишина. Легкий, неприязненный гул — не в счет.
Первый ряд означает, что за твоей спиной — весь зал. И с обеих сторон — по два свободных кресла. Было бы больше, но тогда в зал суда не поместятся все желающие. А их — много. «Третьих лиц». Косвенных свидетелей.
Мать где-то там, на заднем ряду — полуживая от лекарств. Предательница… Но дать показания у нее сил хватило. Самые нелицеприятные. И, кажется, после этого на нее здесь стали смотреть чуть менее недружелюбно. Поверили, что она — несчастная обманутая жертва.
Все зашевелились. Ах да, «суд вернулся с совещания». Сердце бешено летит вниз… глубже Австралии… в черный, бездонный космос! В ледяную бездну без света и воздуха.
Господи, пожалуйста!.. Ради всего…
Тишина. И гул уже — только в ушах.
— …Антонова Никиту Анатольевича… года рождения, виновным…
Нет! Нет, нет!! Не-ет!!!..
Почему в зале вырубили свет? Потому что в темноте убивать — удобнее?
Нет, просто пелена вновь заволокла зал, голоса, весь мир…
НЕТ!!!
Пожалуйста!..
— …двенадцати годам строгого режима…
Свет вернулся — яркой вспышкой лампы следователя. Смазанными пятнами лиц.
— Он же не виноват! — Зорка вскочила с места. Почему не слышно собственного голоса?!
Только бы не упасть — пол рвется из-под ног! Вокруг — кривляются лица-маски. Злобные маски. Качаются стены, скачет хоровод.
А где-то сзади — печальная маска мамы.
Спектакль Эдгара По…
— Он ни в чём не виноват! Вы же это знаете!.. Вы что?.. Да что же это?!
И столько нельзя по закону! Зорка же читала… Или можно?! Уже всё — можно?!
Вокруг шипят змеи. И тянутся десятки рук… лап, щупалец. С когтями. Полными яда.
— Зорина Светлова, покиньте помещение!.. Немедленно!
— Пожалуйста! Вы же знаете!.. — голос срывается на хрип, а чужие руки привычно-ловко хватают под локти.
— Отпустите!.. Он же не виноват!..
Это — не бакланы с улицы. Не пропитые, потрепанные парни, смачно харкающие на треснутый асфальт. Эти так сцапали, что только ноги волочатся по полу. Тормозят.
— Зора! — лицо Никиты будто перерезано прутьями решетки. С такими ранами не живут…
— Никита! — Удалось вырвать руку… лишь на миг. — Никита, я тебя спасу!..
— А ну успокоилась — а то сама сядешь! Вот стерва!
Смутно знакомый голос. Брат очередной баклана? Или просто дружок? Тут плюнь — попадешь в злейшего врага. Недавно испеченного…
Пляшет черно-зеленоватая тьма. Дверь захлопывается перед носом — с чугунной неотвратимостью тюремных ворот средневековой инквизиции.
— Выход вот там! — орет кто-то в ухо. Кто-то уже другой. — Пошла!
— Он не виноват… — черные круги перед глазами растут, ширятся. Заслоняют всё…
— Конечно, не виноват. У нас в стране только невиновных и сажают… — ухмыляется сквозь туман конвоир. — Идиотка!
— Он не виноват…
— Ты мне не смей тут валиться! Валиться не смей, я сказал!.. Подстилка зэковская!..
Зорка всегда знала, что умрет с его именем на губах. Вот и умерла. Так и отправляются на тот свет — оседая на пол тряпичной куклой. И уже всё равно.
Никита не выйдет из тюрьмы живым. Значит, дальше жить незачем…
— Зорка! Ты что, Зор?!
Кто пустил сюда Женю? Кто заставил ее братишку плакать?!
— Зор…
— Отключилась, — объяснил конвоир. — Ты бы вывел сестрицу отсюда. Сейчас остальные выходить начнут, а вас они не очень любят. Как бы ни было чего…
— Зор, пожалуйста! — детская рука трясет за плечо. А в голосе — всё больше страха. Нет — уже ужаса… — Зор, очнись, а? Поехали домой, Зор…
Домой… Из Светлогорска, куда они так мечтали поехать. И в Питер…
Питер погубил Никиту, в Светлогорске его осудили…
— Зор!.. Зоринская…
Женька… Нельзя, чтобы ему было плохо еще и из-за нее! А сейчас еще и «остальные» здесь будут. А Женя — один.
Надо встать. Придется жить дальше…
Пляшет маскарад дьявола. Будто Маринка всё же напоила Зорку технической дрянью. И теперь едет крыша. Хорошо бы так… Тогда всё это будет неправдой!
«Если весь мир против тебя…» Значит — мир победит.
— Пишешь адрес в никуда:
Безнадега — точка — ру…
— тоскливо доносится из форточки. Сегодня во дворе — совсем другая пьяная тусовка. Незнакомая. И помладше.
— Зоринская, ну поешь чего-нибудь! Я сам седня блины спек, вкусно получилось. Ну, Зор…
Главное — не зареветь. Даже если взгляд у сестры — совсем мертвый. Даже если она не отвечает никому. Ни маме, ни даже ему, Женьке. Даже если маме на это плевать.
— Когда надоест притворяться — поест, — пожала она плечами.
А Зорка за ней ухаживала, когда та…
Сестра такая — после суда. Уже второй день. Когда ехали, а потом шли от остановки (под жадными, злобными взглядами) — не отпускала его руку, как волчица стережет волчонка.
А как пришла домой и рухнула на кровать — так и лежит лицом к стене. Толком не шелохнулась ни разу. Женька притащил раскладушку сюда, но глаз не сомкнул всю ночь — так что мог убедиться.
— Зора… Ты совсем есть не хочешь?
— Я жить не хочу, — неожиданно внятно ответила сестра. Не оборачиваясь и не шевелясь.
— Я еще хотел сказать: тебя из школы исключают. Твоя Марьсильна звонила, чтоб ты документы забрала. Мама сказала — не пойдет. Хочешь — я схожу?
И что за дурость брякнул? Кто ему отдаст?
— Ну и замечательно! — Зорка вдруг резко села. А лихорадочный блеск в ее глазах Женьке не понравился. Совсем! — Вот и настал миг…
— Миг — для чего? — заледенел он.
Не вздумала бы и в самом деле чего с собой сделать! Что тогда? Караулить? Зорка же намного старше. Женька ее даже не удержит…
Сестра промолчала, намертво сжав кулаки. Аж пальцы белые — целиком, не только костяшки. А взгляд уже не мертвый, а… пугающий. Не хотел бы Женька оказаться ее врагом! И даже, чтобы на него случайно так взглянули.
Сестра обернулась к брату. С уже нормальным взглядом. Осмысленным, живым и даже не безумным:
— Я тебе «схожу» к этим крысам! Тащи лучше свои блины, — кивнула она. — И себе заодно. Как там у «Гардемаринов»: «В путь — так вместе»?
И нет ничего приятнее привычного легкого тычка в бок. Зорка — девчонка, но какой же она отличный парень!
На кухню Женька рванул марафонцем. Хотя бы для того, чтобы сдержать истинно щенячий радостный визг. Сегодня — можно!
С Зоркой вообще можно всё. С Зоркой — и с Никитой…
На кладбище — хоронить Лену — они когда-то ездили всем классом. И Зорке тогда так и хотелось сказать: «Не место убийцам на могиле жертвы». И равнодушным и не вступившимся — тоже не место.
Так почему не сказала?
Могила не заросла, памятник стоит. Родители ухаживают. У них больше никого нет, Ленка была единственной. Каково им было видеть у ее гроба всю эту подлую кодлу?
— Лен, привет. Это я, Зорка. Я уезжаю. Завтра. Навсегда. И больше здесь уж точно не появлюсь, поэтому у меня хватило наглости явиться сегодня. Так вышло, что… мне больше не с кем поговорить.
Тишина. Молчание. Даже птиц нет. Тогда жужжали осы, а теперь уже попрятались. И трава — сырая от ночного дождя.
Говорят, что кладбищенские птицы — души захороненных. Значит, сейчас их здесь нет. Пусто. Зорка тут одна, как… в последний раз на даче.
Коснуться рукой памятника. Слегка. Все-таки подругами они не были. Вдруг Лене стало бы неприятно?
— Лен, прости меня, ладно. Я… я никогда тебя не травила, но и не пыталась спасти. Лен, мне… очень плохо! Знаешь, наверное, это я должна была умереть. Потому что тебя любили, а я… вряд ли кто-то станет ухаживать за моей могилой.
Молодец! Опять — о себе. Точно — эгоистка.
— Я боюсь, Лен. Я боюсь, что не справлюсь.
Милиция не верит. Никита осужден. Учиться негде. Работы нет. Даже для взрослых и порядочных.
И выжить здесь не выйдет. Пора сматываться. Далеко и навсегда.
Сначала мама не хотела никуда уезжать.
— Это тебя ненавидят, — отрезала она. — И за дело. А я — нормальный человек.
Уехать одной — в никуда, а Женьку оставить здесь? Мама уже хотела заставить его вернуться в школу. «Пойти и поговорить с детьми. Они же нормальные и поймут». Что это сестра у Жени — дрянь, а вот он сам…
План увял еще в зародыше — братишка не согласился. А то мама бы поняла, что понятия «нормы» у всех разные. И чтобы тебя ненавидели, необязательно защищать осужденных. Покойная бедняга Ленка этого не делала.
Дальнейшие дни маму разубедили. Ее «нормальные люди» принимали не больше, чем Зорку. Особенно подруги и матери разобиженных жен.
Окончательным толчком стало увольнение с работы. То ли из-за скандала, то ли из-за болезней, то ли из-за всего сразу. Не помогли даже близкие отношения с начальником. Тому тоже чужие проблемы до лампочки. А симпатичных сотрудниц полно и так. И помоложе. Свистни — любая прибежит. Работы в городишке нет.
— Всё из-за тебя! — кричала мать каждый вечер.
Пока не приняла решение: да, надо уезжать. Да, ей не повезло с дочерью, из-за которой погибла Дина, а люди возненавидели их семью. Но крест нужно нести с достоинством. Раз уж воспитала такую дрянь — придется отвечать за последствия. Не сдала вовремя испорченного пасынка в детдом — виновата тем более. Как бы несправедливо это ни было.
— Когда переедем — больше никакой школы. ПТУ и рынок. Точнее, ПТУ — летом. А на рынок полетишь сразу. Ты же не думаешь, что это я стану горбатиться в три смены? С моим больным сердцем? Ты и так меня чуть в гроб не вогнала.
— Полечу так полечу, — равнодушно отмахнулась Зорка.
Лишь бы убраться отсюда и вытащить живым Женьку. Как спасти Никиту — она придумает. Заработает денег и уедет за ним в Сибирь. Найдет хорошего адвоката…
Мамины пальцы теребят сигарету. Не такие крутые, как у Динки, но и не Маринкины.
Прежде она не курила… Берегла здоровье. Печень, легкие и зубы.
— И, надеюсь, ты не думаешь, что я позволю тебе утаивать зарплату? Всё до копейки сдашь.
Неужели мать думает, что когда эта гипотетическая зарплата наконец будет — Зорка скажет кому-то ее точный размер?
Продавать квартиру мама собиралась уже из Питера, а пока — остановиться у сестры. Той самой тети Тамары. Она вроде со скрипом согласилась.
Со скрипом. Вот весело будет оказаться с вещами на улице. С Женькой под мышкой. На пороге зимы.
Пусть! Даже так — лучше, чем загибаться здесь. Задыхаться в чужой злобе. И дотянуть и вовсе до морозов.
— Я объяснила, что ты скоро жилье начнешь снимать. Койкоместо в общаге — и хватит с тебя. А нас с Женей никто не выгонит.
Теперь главное, чтобы братишка не пошел на принцип. Его в общаге уж точно никто не ждет…
— Лен, если там кто-то действительно есть — попроси за Никиту, ладно. И за Женьку. Я-то уж как-нибудь сама, а их — жалко… Ну, прощай. Извини, что притащилась без спроса…
В последнюю ночь перед отъездом Зорка плюнула на осторожность — пошла гулять по городу. По тем самым улочкам, что вдоль и поперек исходили с Никитой. Жаль, больше не удалось выбраться на дачу. Впрочем, в одиночку Зорка там уже была.
— Я тут кое-что придумала, — встретила ее мама. С газетой наперевес. — Люди ездят на заработки. Ты тоже могла бы. Две недели работы, потом — две отдыха. Но ты просто поедешь на другое место — и перерыва у тебя не будет. И денег заработаешь, и тетю не обременишь.