Бабушки на выданье, или История о потерянном времени

– Прощайте. С вами было приятно иметь дело. Кто лишнее помянет, тому глаз вон. Так кажется?

И пожав ошалелым молодым мужчинам руки, цокая каблуками, вышла из кабинета.

– Королева! – произнёс Француа.

– Стерва, – прошептал Владимир.

***

Как только такси с Галиной Алексеевной отъехало от офиса, к нему подъехал чёрный ламборгини. Из него вышел Георгий Борисович. Ещё издали он заметил на офисной стоянке серебристый феррари. «Что он делает здесь в такую рань? Чего ему сегодня не спится?» Войдя в холл, молча кивнул охраннику, и тот отдал ему ключи от кабинета, который он очень редко посещал. Лифт быстро поднял его на третий этаж, но вместо того, чтобы пройти к себе, он толкнул дверь Владимира. Тот был один в кабинете, увидев Георгия Борисовича, вскочил и пошёл навстречу:

– Привет, пап!

– Привет, сынок! – они обнялись. – Ты, что здесь в такую рань делаешь? Все клубы столицы вчера были закрыты?

Сын в ответ только рассмеялся.

– Нет, пап, в клубе я был. Сегодня пришлось приехать пораньше. Писательницу Павловскую знаешь? Я с Француа подписывали с ней договор на издание её книги во Франции. Ты же знаешь, у него право подписи Анри?

– Да всё я знаю. Павловская отлично пишет, молодец. А теперь ответь, мой дорогой сын, что случилось позавчера в клубе?

– С кем?

– Я только знаю, что эту женщину зовут Галина Алексеевна.

– Упс, пап! Так это и есть Павловская Галина Алексеевна.

Серьёзно? – у Георгия Борисовича изменилось выражение лица, таким растерянным Владимир ещё ни разу не видел своего героического родителя.

Ты же её сам ещё в клуб завёл! Ну ты даёшь!

– Стоп! Не путай, Вовка, рассказывай и быстро! Что вы там ей наговорили. И не врать! Я твоё враньё на раз вычислю!

И Вовке-Владимиру пришлось всё рассказать с самого начала.

***

– Мам, привет!

– Привет, Кирюш! Чё надо? – шутливо спросила у сына Галина Алексеевна.

– Ты не забыла, что ты не только замечательная писательница, отличная мать, но и супер бабушка!

– Как же, забудешь с вами, вы все впятером не даёте мне этого сделать. Ваську хотите подбросить? Когда и насколько?

– Узнаю свою королеву-мать. Через неделю на полмесяца. Оля побоялась, честно говоря, тебя беспокоить. Ну, а я, как любящий и, надеюсь, самый любимый сын, настоящий мужчина…

– Хватит балаболить. Вы все самые любимые. Что у вас там случилось?

– В командировку отсылают в Египет. В этот раз Ваську не хотим брать с собой.

– Поняла. Я сейчас не дома, занята. Созвонимся. Олечке привет! Очень за вами соскучилась.

Этот разговор состоялся вчера, когда она разбиралась с договором. Перед глазами Галины Алексеевны сразу же встали облезлые оконные рамы и батареи её квартиры. Надо срочно покрасить. Иначе стыдно будет смотреть внучке в глаза. За неделю краска как раз успеет выветриться и в её любимой квартире будет ещё свежее и уютнее, с чистой совестью можно будет и внучку принять.

Сидя в самолёте Галина Алексеевна улыбалась, представив вытянувшиеся лица своих «оболтусов-издателей», если бы они узнали истинную причину её срочного отъезда. «Вот сейчас приеду и сразу начну красить. Нет, лучше завтра…»

***

– Пап, всё. Вот так всё и было, – закончил свой рассказ Владимир.

Георгий Борисович встал из своего кресла, сделал несколько шагов к тренажёру, стоящему за углом и несколько раз ударил по нему своими кулачищами. Владимир сразу смекнул, что эти удары предназначались для него. Отец через минуту успокоился и произнёс, делая продолжительные паузы между словами:

– Знаешь, я никогда не думал, что скажу тебе, своему родному сыну, такие слова. Ты – настоящий придурок… Женщина… приехала… одна… на подписание… такого… серьёзного договора. Ты смекаешь? У неё нет никого, кого она могла бы взять с собой! Вникаешь?!

– Пап, не кипятись. Я ей звонил, она меня простила.

– Николай Носов, рассказ «Огурцы». «Она меня простила»! Детский сад отдыхает! Ты чё, малыш пятилетний? А что она чувствовала, как переживала?

– Я понимаю, пап.

– «Я понимаю, пап». Скажи ещё «больше не буду». Я часто сожалею, корю себя за то, что не оставил тогда тебя с собой. И жил ты в другой, чужой стране со своей матерью, Анри и Француа.

– Для меня, отец, это не чужая страна, а такая же родная как Россия. И люди эти не чужие, а такие же родные, как ты и прабабушка Нина, – голос и тон у Владимира изменился, стал жестче. Он никогда никому не позволял делить свою семью. Да, она была у него не простой. Но его родной семьёй. – И кем бы я стал, оставшись с тобой тогда, пап, неврастеником, психом?

Георгий Борисович посмотрел на сына и ничего не говоря быстрыми шагами вышел из кабинета.

Он прошёл к себе и не раздвигая штор, уселся в удобное кресло у маленького столика, на котором теснились разные железные баночки с китайским чаем. Он не любил пить китайский чай, но вдыхать его аромат ему очень нравилось.

***

Много, очень много лет назад, когда он закончил военное училище, его направили служить, как тогда говорили, «в горячую точку». Молодой, зелёный парень мечтал, что станет героем. Так и случилось. Его дома осталась ждать его жена Марина и бабушка Нина. Когда война закончилась радости от встречи не было предела. Его сыну Вовке тогда было почти три года. Но ночью Георгий не мог спать, ему снились кошмары: война, выстрелы, резня, кровь, много крови. Он вскакивал с обезумившими красными глазами, шаря по постели руками, надеясь найти хоть свой пистолет, хоть свой нож, гранату, хоть что-нибудь! Этим он очень пугал и Марину, и ребёнка. Марина весь этот ужас терпела, записывала его к разным специалистам. Но те лишь разводили руками, прописывали успокоительные, ободряли, что со временем все это пройдёт. Она видела, что его продолжают мучить кошмары, он их всё равно видит, даже под действием убойного снотворного. Длительный приём препаратов мог вызвать привыкание, его отменяли. Опять крики, опять поиск оружия во сне. Однажды, после того, как Георгий перепугал Вовку, и он начал заикаться, Марина взяла сына и ушла жить к своей матери.

Георгий тогда всё понял. Понял, что теперь ему боевому офицеру пришла хана. От него ушла его любимая, самая любящая в мире его Марина и его сын, которого, он, сволочь, напугал. Теперь он стал пить так, чтобы ничего не помнить. Ничего. И ему удавалось напиваться до такого состояния. Рядом с ним не было его друзей. Нет, они не жили в другом городе, даже не в другой стране. Они, вообще, не жили. Все его друзья погибли на той проклятой войне в «горячей точке». Нет, не в «горячей», а адской. А он почему-то выжил. Зачем? Чтобы своим родным устроить эту «адскую, горячую точку» здесь в мирной жизни? Выходит, так!

Его любимая бабушка Нина находилась в то время в Израиле на симпозиуме медиков. Она была военным хирургом. Тогда не было сотовых телефонов и постоянно созваниваться не было возможности.

После очередного дебоша, криков, что все «гражданские сволочи», «не знают жизнь», соседи вызвали милицию. Его забрали в участок.

Проведя там несколько часов, протрезвев, он вдруг услышал: «Петров, на выход!»

В дверях стояла его бабушка, которая вернулась в тот день из-за границы и сразу же помчалась выручать своего внука. Она стояла высокая, как башня. Выражение лица у неё было… Даже сейчас вспоминать тогдашнее выражения лица его бабушки Георгию Борисовичу было жутко. Она заплатила штраф, буквально взяла его за шиворот и выволокла на ночную площадку перед милицейским участком, где стоял её старенький «Жигуль», который водила сама. В выражениях она никогда не стеснялась.

– Ты что, молокосос хренов, себе позволяешь?! Ты чё выпендриваешься?! В грудь себя бьёшь, орёшь! Три года он служил! Страдаешь, сука, да?! Ты чё свою семью позоришь? Ты чё свой род позоришь? Воевал он! А как воевали твои прадеды?! И в первую мировую, в Испании и в Великую отечественную! Сына своего уже просрал и жену! Я тебе, слышишь меня?! Не позволю, гадёныш, и меня просрать тоже! Понял?!

Нина Романовна понимала, что её слова не справедливы. Там, где он служил, один год шёл за пять лет жизни. Но, что делать? Чтобы избавиться от опухоли, надо её вырезать, и будет больно.

А Георгий стоял, молча слушал… Потом, вдруг, опустился обессиленный прямо на асфальт и зарыдал.

– Ба… Ба… Я не знаю, не знаю, что мне… Я потерял, ба, всех, ба, потерял… И семью и друзей… Ба… Не уходи, пожалуйста…

– Не дождёшься, внучек, и не мечтай… – уже совсем другим тоном сказала она, присела к нему на корточки, привлекая его к себе и обнимая как маленького. – Знаю, что ты с Маринкой ходил к разным светилам психотерапии. Но, знаешь, это всё х… Мы поступим по-другому…

В милиции служили нормальные люди. Весь участок слышал, как бабушка, заслуженный военный хирург отчитывает своего внука-героя. Некоторые офицеры милиции тоже прошли этот путь, и они хорошо знали, какого это, возвращаться в мирную жизнь… Они нашли в себе силы… Им помогли… А другие… так и остались на обочине мирной жизни… Никто из них не подошёл и не сказал бабушке и внуку: «Граждане, уже полночь, перенесите свои семейные разборки на другое время и в другое место».

Нина Романовна той же ночью забрала нехитрый скарб своего внука и увезла Георгия в свой деревенский домишко загород. Первым делом, что она сделала, прибыв почти после часа езды по ночной трассе – это посадила его, нет не есть и не на кровать, а за старую свою пишущую машинку, допотопный агрегат на которой печатала свои мемуары по заказу научного журнала.

– Каждое утро ты будешь писать, описывать всё то, что тебе приснится и то, что ты вспомнишь… Что-то ты хочешь забыть, что-то надо забыть, а что-то и кого-то надо помнить. Нельзя забывать. Их надо помнить, своих друзей. Пиши всё, что помнишь, пиши всё, что хочешь, – и усмехнувшись добавила, – бумага всё стерпит.

Затем заставила своего внука, как в детстве, принять контрастный душ и уложила спать внизу в большой гостиной на диван, где так же находился её импровизированный кабинет. Когда много места вокруг, легче оказывать медпомощь. Пространство не давит, легко дышать. Хотя, кому как.

Утром, спускаясь по лестнице из своей спальни, она услышала стук клавиш своей старушки-печатной машинки. «Слава, Богу!» – сказала она и перекрестилась. Всю ночь Нина Романовна читала Акафист Георгию Победоносцу и Акафист Пресвятой Богородицы перед её иконами «Взыскание погибшим» и «Всех скорбящих радость» за своего «потерявшегося» внука, нет, героического офицера, которому надо было помочь обрести почву под ногами, которого чуть не потеряла.

– Доброе утро, писатель. Хватит стучать. Давай завтракать и айда за мной!

– Куда? – Георгий посмотрел на неё другим взглядом, более человечным и спокойным, что ли.

– Куда отведу, ответила Нина Романовна.

После лёгкого завтрака, чая с гренками, бабушка никогда не перегружала свой организм по утрам тяжёлой пищей, они отправились по деревенской улице, залитой солнцем, к часовне Святого Николая Чудотворца. Часовенка была небольшой, деревянной. Заботливые руки ухаживали за красивой клумбой и за двориком. Вокруг чистота и покой.