Обречён любить тебя

— Мне пять лет, что ли? Сколько можно двадцать раз бегать за мной, повторяя любимую песенку? Некого воспитывать, заведи внуков!

И через секунду о собственных словах пожалел. Глаза Павла потемнели, стало немного страшно. Разгневанный отец мог не просто наорать, это грозило настоящими санкциями. К тому же чувство вины себя ждать не заставило. Мигом напомнило, что с родителями так нельзя.

— Я… — начал, но осекся, стоило Паше прорычать:

— Ты что сейчас ляпнул, сопляк?!

Возможно, его бы прямо тут порвали на кучу маленьких Антошек, если бы не сестра, неожиданно спасшая положение. Настя метнулась к отцу со скоростью истребителя, обхватила за руку и прижавшись к нему, выдохнула:

— Папа, там Ласточкина! Ты хотел ей сказать какую-то важную вещь, — быстро заговорила, взглядом показывая брату убираться подальше.

Хорошо иметь большую и шумную семью. Об этом Антон подумал в тот момент, когда спасался бегством от разъярённого папы. Впрочем, Павел уже отвлекся на дела и теперь только ворчал, помогая дочери увести себя подальше.

Лучше бы он дома остался. Пусть даже с одной маленькой раздражающей блондинкой. Хотя теперь ему надо было придумать, как уделать Збруева и не попасться отцу.

Задумавшись, Антон свернул в нишу и, оказавшись в темном коридоре, услышал чей-то надрывный кашель в той стороне, где располагались уборные. * * *

— Это платье довольно миленькое. Оно делает тебя лучше.

Милана ковыряла вилкой в клубничном суфле, кивая на очередное высказывание матери. Корсет ужасно давил, от ткани чесался каждый миллиметр кожи, соприкасающийся с телом. Дышать было нечем, от сладких материнских духов кружилась голова и хотелось сбежать на улицу. Это не говоря о косметике на лице, неудобных туфлях, а также еде, которая была для нее попросту опасна.

С тоской покосившись на тарталетки крабом, девушка отодвинула тарелку с суфле и потянулась к бокалу с шампанским.

— Оно невероятно воздушное, Илона, — восхищалась одна из подруг матери, отправляя в рот еще один кусочек лакомства.

— И низкокалорийное, — закивала Боярышникова, бросив взор на дочь. — Что такое? Не нравится? Впрочем, хорошо, нельзя тебе сладкое. — добавила тут же.

— У меня аллергия, мама, — в очередной раз напомнила Милана, откладывая вилку.

Один из официантов тут же убрал тарелку со стола. Пока в главном зале проходили танцы и играла музыка, здесь, в ресторане, другая часть гостей изволила ужинать легкими закусками, десертами и салатами. Опостылевшее суфле, которое Боярышникова искромсала на кусочки, заменили на очередное блюдо из зелени и фруктов с овощами, политое сверху небольшим количеством соуса. Лениво повозив по тарелке, Милана вздохнула, накалывая кусочек авокадо и отправляя его в рот.

Сладковатый знакомый привкус на языке заставил ее замереть спустя пару секунд. Боярышникова опустила взгляд, непроизвольно проглатывая злосчастный кусочек.

— Ох, если аллергия, то не стоит есть. Это салат с клубничным топингом, — сочувственно произнес кто-то сквозь вату. Сжав пальцами край стола, Милана кивнула и попыталась вдохнуть. Кашель не заставил себя долго ждать.

— Глупости, нет у нее никакой аллергии. Это она шутит, — отмахнулась Илона, громко рассмеявшись и посмотрев на дочь. — Милая, веди себя прилично. Не кашляй на людях, выйди.

Звон вилки о стол прозвучал где-то вдали. Милана с трудом поднялась, стараясь сдерживаться из последних сил. Вокруг щебетали друзья матери и отца. Едва она сделала шаг в сторону выхода, как мужские пальцы сомкнулись на запястье. Она дернулась, оборачиваясь и встретилась с холодным взглядом голубых глаз отца.

— Бога ради, Милана, не испорти хотя бы этот вечер, — прошипел Глеб Боярышников, с неприязнью оглядывая ее. — Не думай, что я забыл, как ты вечно нас позоришь!

— Глебушка, — позвала его Илона, бросаясь взгляд покрасневшей дочери на мужа. — Пусть идет. Милана, сходи в дамскую комнату, сполосни лицо. Ты красная.

Ужасный день, кошмар вечер. Уродливое неудобное пышное платье, которое делало ее хрупкую фигуру незаметной на фоне всей этой нашитой кучи ткани. Но еще хуже — родители, которые каждую свободную минуту одергивали и напоминали, как себя вести. Стоило ей открыть рот, они мигом принимались вспоминать ее поведение раньше.

Как будто за эти пять лет она совсем не изменилась. Больше не было пьяных вечеринок, сомнительных подружек и бесконечных скандалов. Милана очень старалась, но ни хорошей, ни плохой не была достойна звания «любимая дочь». Особенно это остро ощущалось, когда в зале появились Канарейкины, Тасмановы и Радовы.

Вот уж где матери и отцы точно знали, что их детям можно есть, а что нет!

Кашель разрывал грудную клетку и драл горло. Воздуха попросту не хватало. Милана судорожно сжимала маленькую сумочку, пытаясь добраться до туалета. Она взяла с собой ампулу с иглой и лекарством для мгновенного ввода, но в приглушенном свете коридора, цепляясь за стены, Боярышникова с трудом различала, куда идет. Вокруг мигали сигнальные боты, и вся обстановка остро напомнила события пятилетней давности.

Всего один клубничный дайкири, заказанный впопыхах в клубе. Тогда Милана думала, что сейчас выпьет коктейль, умрет, и ее родителям точно станет грустно. Немного жалела, что не успеет познакомиться поближе с Настей Канарейкиной. Они встретились совершенно случайно в университете, и у них было столько общего. А еще думала, что у ее старшего брата Антона, которого в шутку звала то Артуром, то Андреем, очень красивые глаза. С такими длинными ресницами, что позавидует любая девчонка.

Тогда было не страшно просто задохнуться на улице, видя, как увозит красивый блондин Анастасию в ночь. Но сейчас все иначе. Она очень хотела жить, однако пальцы плохо слушались.

Ведь у многих детей нормальные любящие родители. В какой очереди на раздачу божьих подарков она не отстояла? И героя в этот раз нет. Он, поди, о ней совсем не думает.

Милана прислонилась к стене, задыхаясь от постоянного кашля и с трудом расстегивая молнию. Всего-то нужно было достать ампулу, поставить укол одним нажатием кнопки. Удобно, если бы в очередном приступе она не выронила сумочку.

— Эй, дуреха, это ты?

Кажется, у нее перед смертью начались галлюцинации. Тогда он ее тоже назвал обидным словом. В темноте увидел, как она задыхается у стенки и бросился на помощь. У Антона Канарейкина не было ни лекарства, ни навыков спасения, зато соображал быстро, догадавшись вызвать скорую помощь. Сейчас он бы ее точно начал ругать. Что в рот тащит все подряд, глупая ведь.

Антон оказался так близко, отчего сразу стало понятно, что ей не кажется. Это действительно был он.

— Это становится какой-то пятилетней традицией. Годовщина нашего знакомства: ты умираешь, я спасаю.

— Ле… карство в сумке, — выдохнула с трудом между приступами кашля.

Маленькая прозрачная ампула с удобной кнопкой с одной стороны и выдвижной иголкой с другой оказалась в руке Канарейкина. Мимолетная боль от прокола, затем спустя несколько минут наступило облегчение. Милана могла дышать, вдруг осознав, что сидит на ковре посреди коридора, а рядом с ней расположился недовольный Антон.

— И что на этот раз? — поинтересовался он, когда Боярышникова сумела сделать первый полноценный вдох.

— Клубничный топинг в салате, — кисло ответила, рассеянно дергая ремешок клатча. — Клубника — мое проклятие.

— В прошлый раз тебя от лосося повело. Совсем головы нет, не смотришь, что в рот тащишь? — возмутился Антон, потянувшись к пиджаку и доставая электронную сигарету. Повертел ее в руках, а затем убрал обратно в карман. — Представь, если бы я не вышел!

— Ты бы радовался свободе? — улыбнулась Милана, положив голову на плечо. Кто-то мог выйти и обязательно заметил бы их, но ей было наплевать.

— Дура, — огрызнулся в ответ Канарейкин. — Вот правду говорят, что блондинки дуры! Тебе нельзя ни рыбу, ни клубнику, ни орехи. Неужели так сложно запомнить? Аллергия — это не шутки. Эй, чего улыбаешься?

А она продолжала сидеть, закрыв глаза и радуясь этим минутам.

«Кому я нужна? Даже моим родителям наплевать». 

«Ты сделала меня рыцарем года. Так что поживи подольше. Хочу насладиться этим моментом, окей?»

Пять лет назад у нее не было ничего, а сейчас есть практически. Кроме Антона. Но она обязательно все исправит. Надо только чуть-чуть больше стараться. Ведь другого рыцаря у Миланы нет.