Лихой ветер

— Я и так в Ехо.

— Нет, — замотала головой она. — Нет. Я оттуда. Я ждала тебя, ждала, а ты всё не появлялся, и тогда я решила снова тебя найти, как тогда в болоте… И я нашла тебя здесь. Я даже не знаю, где это «здесь», — она нервно хихикнула и пожала плечами. — Тихий город? Или мир, где ты родился?

— Я родился в Ехо, — так же медленно произнёс Лойсо. Он взял её за руку и подвёл к окну, за которым в свете полной луны блестели крыши. — И это Ехо. Взгляни сама.

Она взглянула. И отпрянула. Попятилась к стене.

— Теперь ты видишь?

Он попытался подойти, но она закричала.

— Не приближайся. Ты… Сколько я уже здесь?

Лойсо всё ещё не понимал, в чём дело:

— Ты снишься мне три месяца. И?

Она закусила ноготь на большом пальце так, что, казалось, сейчас откусит вместе с пальцем. А потом отвернулась к окну, будто собираясь улетать. Лойсо схватил её за руку, она попыталась вырваться раз, другой, пнула его по ноге, но он продолжал её держать.

— Пусти. Я ухожу. Я потеряла четверть года! — её глаза горели почти безумной смесью злости и досады, но в них стояли слёзы.

— Но почему? Почему ты должна уходить?

И тогда она развернулась к нему и прокричала:

— Потому что ты не настоящий.

Шамхум. Городской парк

— Я думала, что ты просто сон. Я никогда не могла предположить, что два человека…

— Будут настолько похожи, или ты настолько нечувствительна, что не сможешь отличить своего возлюбленного от незнакомца? — Лойсо снова усмехнулся. — Хорошие же у вас отношения… А я тебя ждал. Я слышал, как ты сказала, что уходишь, но всё равно ждал. Ночь за ночью. Мне было холодно, сколько бы одеял я на себя ни натаскивал. А по утрам стёкла комнаты становились белыми от инея. И зеркала тоже.

Ехо. Давным-давно, на заре Эпохи Орденов

Когда он стирал с зеркал иней, на него смотрел живой мертвец с запавшими глазами. Впрочем, Лойсо было всё равно.

У пустоты нет чувств. У зеркала нет личности.

Он ходил по улицам и вглядывался в лица, пытаясь понять, почему же они — «настоящие», а он — нет. Никто не казался ни умнее, ни любопытнее, ни даже счастливее — в той прошлой жизни, когда Лойсо иногда был счастлив. Так может, если он — не настоящий, то и они тоже? Может быть, весь мир просто гигантская галлюцинация? И Сердце Мира пришло сообщить ему об этом. Оно избрало его, а потом оставило. И больше не вернётся.

Улетело на своих хрупких крыльях не то вороны, не то летучей мыши — и забрало с собой его душу.

После очередной бесплодной ночи, когда Лойсо вновь снился лишь пустой подоконник, он понял, что она больше не вернётся. И стоило ему это понять, как холод сменился пламенем ярости. Сон сгорел без остатка, и Лойсо проснулся, усыпанный ещё теплым пеплом.

И ещё одно он решил для себя — Сердце Мира должно узнать, как ему было плохо. Чтобы оно болело и рвалось на части, чтобы теряло всё, что ему дорого, и не могло залечить свои собственные раны.

А Лойсо научится ступать легко. Не привязываясь. Не жалея. Не надеясь. Шаг вообще особенно лёгок, когда у тебя больше нет души.

Шамхум. Городской парк

— И что теперь?

Он поднял с земли плоский кусочек камня и запустил его в фонтан. Сделав три подскока, тот угодил в основание статуи — и ворона вновь стала рыбой.

— Это тебе решать.

— Мне? — Меламори заглянула ему в лицо, но ответа на свой вопрос не нашла. — Почему?

— Потому что, когда я стал «лихим ветром», то понял, что все миры — настоящие. Даже те, что родились из чьей-то фантазии. И все люди — настоящие. Возможно, я хотел бы прожить «нормальную жизнь» — ради разнообразия. Убивать я тебя больше не жажду. Ты вольна идти, куда хочешь. Но… — он посмотрел куда-то вдаль. — Однажды ты можешь остаться со мной.

Она ждала чего-то подобного — и всё же не ждала. Только и оставалось ещё раз повторить:

— Почему?

— Потому что я, слава магистрам, не Вершитель(12), — ответил он и исчез.

Только ветер прошуршал в траве. И мысль, чем-то похожая на Безмолвную Речь, прозвучала в сознании:

— Если передумаешь, просто скажи перед сном «хочу увидеться с Лойсо». А как тебя зовут, я теперь знаю.